Поделиться
Известно, что в иных случаях хвост начинает вилять собакой.
Перемена участи
Документальный фильм о судьбе "всехней мамы" Валентины Леонтьевой - душераздирающее зрелище. Популярная телеведущая, лицо советского ТВ, более того - человеческое лицо советского социализма, та самая сначала "Валечка", а затем сказочница "тетя Валя", что стала, как говорится, при жизни легендой и мифом, нынче позабыта и позаброшена в ульяновской глуши.
Напрашивается мораль. Точнее, две морали.
Одна философическая: "Сик транзит глория мунди". Другая житейская: "Какие же мы неблагодарные свиньи!" Человек на нас, на человечество, всю душу израсходовал, ничего не оставил для своей частной жизни, ничего не оставил себе на любовь к собственному ребенку, а чем отплатило оно, чем платим мы...
ТВ понятно, чем расплачивается. Вернее, откупается. Оно время от времени выдает документальные фильмы, добросовестно напоминающие о звездных десятилетиях Валентины Михайловны, о времени, когда перед ней расстилались красные ковровые дорожки и вся страна плакалась ей в жилетку на ток-шоу "От всей души", и вся детвора страны посылала ей рисунки.
Год или два назад телеканал "Культура" показал фильм известного документалиста Виталия Манского "Валентина Леонтьева". Он мне показался более глубоким и объемным. Ну хотя бы потому, что там было дано слово самой Валентине Михайловне. Там она сама говорила о своей драме расставания с первой, единственной и все поглотившей страстью - телевидением. Там она сама поведала о стене отчуждения, отгородившей ее от родного сына. Там мы увидели, как она смотрит по телевизору на свою былую жизнь, будто не ею прожитую...
Что же касается последнего фильма, то в нем ничего нет, кроме спекуляции на имени, на славе и на трагедии одиночества пожилого человека. Спекуляции, столь характерной для документалистики Первого канала. На этом, поморщившись привычно брезгливо, можно было бы поставить точку, если бы не контекст, не ассоциации, не аналогии...
Если бы, наконец, за всем этим не обозначилась трагическая участь советского идеалиста.
Проверки на дорогах Прошлого
Многие из нас были советскими идеалистами. Иные - идеалистами антисоветскими. Часто по неведению, иногда - по принуждению. А случалось - по самопринуждению.
В этом и была драма нескольких поколений наших соотечественников. Ее невозможно было не почувствовать в представленном телеканалом "Культура" цикле "Герман - сын Германа".
Кинорежиссер Алексей Герман подробно вспоминает о своем отце - известном и талантливейшем русском писателе Юрии Павловиче Германе, которого советская власть принудила стать советским писателем, то есть советским идеалистом.
Сын вспоминает иронично и как бы небрежно, но вместе с тем так, что и в усмешке, и во вскользь оброненной детали "читается" теплота и нежность. Он рассказывает о времени как бы пунктирно, делясь отдельными подробностями, но такими, в которых былое проступает в абсолютной наготе. После них оно уже не выветриваемо и не выбиваемо из памяти. О блокадном Ленинграде столько ужасов было рассказано, что кажется, невозможно больше чем-либо удивить. Алексей Юрьевич рассказал об одной рационализации того времени. Обледенелых трупов было так много, что не хватало грузовиков их отвозить к месту погребения. Один водитель сообразил, что если мертвяков грузить в полуторку вертикально, то их больше поместится. Больше ничего не надо: дальше работает воображение. Только представишь себе эту машину, спешащую по обмороженным улицам Питера, до конца жизни не забудешь. А Герман добивает: за это ноу-хау водителю была объявлена благодарность.
Сын Герман питаем и пытаем Прошлым. В этом нерв и боль и его телемонолога, и его фильмов от "Проверки на дорогах" до "Хрусталева".
Дело, которому служил отец Юрий Герман, была литература во славу душевной солидарности "наших знакомых", наших славных идеалистов, коим суждено было стать нашими друзьями. Такими, как Иван Лапшин.
Вся проза Юрия Германа, независимо от года, которым датировалась та или иная его книга, в любую погоду на дворе и в стране, и в лютую стужу, была оттепельной по факту в силу писательского и человеческого таланта автора.
Он умер рано, в 1967 году, не перешагнув 60-летия, не увидев снятые его сыном Алексеем Германом картины "Проверка на дорогах" и "Мой друг, Иван Лапшин" - лучшие экранизации своей прозы.
Но только теперь сполна начинаешь догадываться о драме людей такого дара и такого качества.
Дело социализма, которому они служили, оказалось слишком краткосрочным и в сущности ложным.
Маяковский однажды признался: сердцем не дожил до апреля.
Талантливейшие советские поэты и писатели сердцем не пережили весны. Их уделом были долгая зима и толика ранней весны.
Советский писатель, особенно если он незауряден, недюжин как Герман или как Олеша, - фигура трагическая. Соцреалист почти неизбежно становится соцморалистом и на этом поприще быстро исчерпывает себя. Но редко признается, "что сей избыточной мечты и на полжизни не хватило".
Вслед за чеховским дядей Ваней Юрий Герман мог посетовать в конце жизни, что не стал Шопенгауэром. Талант был огромным, но жизни не хватило, чтобы пережить советскую власть.
Как-то по телевизору пересматривал "Прошу слова" Глеба Панфилова. Было странное ощущение: там, на экране - я и не я, мы и не мы. Там другая жизнь, другое мироощущение. Лиза Уварова стоит на Крымском мосту, украдкой фотографирует его пролеты, обмеряет его детали и трепещет, почувствовав за спиной милиционера. А у нее солидные корочки: она мэр провинциального города, депутат Верховного совета. Она стопроцентно советский человек, внутри которого гнездится просто человек. Лиза не замечает своей двойственности, и это смешно, но одновременно и несмешно.
Сейчас власть переменилась. Внутри просто человека нередко можно обнаружить нашего старого знакомого - советского идеалиста. Но не прекраснодушного, как прежде, а озлобленного как никогда. И это тоже несмешно.
...Судьба Валентины Леонтьевой до боли напомнила ту, что пережила вымышленная Елизавета Уварова, потерявшая вымышленного сына. Панфилов всем строем своего фильма дал понять: гибель ее ребенка - не трагический случай, а трагическая закономерность. Лиза расцвела как человек общественный и почти потерялась как человек сокровенный, отдельный. Она в последних кадрах попросила слова у советской власти, но не произнесла ни слова.
Советская власть умела играть на идеализме. Она даже его холила и культивировала. Правда, исключительно в своих корыстных интересах.
Так индейку рачительные хозяева подкармливают перед Рождеством, чтобы подать ее жирной к праздничному столу.