Михаил Маргелов: Любовь Запада к России сменилась разочарованием и отчуждением

Действительно, Россия - страна не демисезонная: либо пламенная вера в нездешние мудрости, либо отторжение их, порой даже чрезмерное. Нет у нас усреднения ни в одежде, ни в климате, ни в идеях, ни в чем. Мы либо нравимся, либо нет.

Но Запад критикует Россию не потому, что в стране демократия "отступает", а, скорее, потому, что она стала проводить самостоятельную политику. Формулу подхода к этой проблеме недавно предложил заместитель главы администрации президента Владислав Сурков: развивая демократию в нашей стране, мы заинтересованы в демократизации также и международных отношений.

Россия возвращает, чуть было не потерянный в 90-х годах, суверенитет. А население освобождается от комплекса неполноценности, которым было поражено со времен "перестройки и гласности".

Еще тогда бывшие "шестидесятники", из числа дисциплинированных партийцев, вытеснили открытых диссидентов и с силой пропагандистского аппарата КПСС доказывали: мы как народ ничтожны - актуально и исторически, в экономике и политике, во всем. И хотя по связанности мыслей и доводов все это напоминало сложную форму острого бреда, простые советские люди с пиететом перед книгой и газетой кивали и соглашались. Ну а после 1991 года менее квалифицированная смена пропагандистов стала атаковать уже культурное ядро народа, "превращать победу в бесчинство". И все принималось "на ура"! Медики недаром утверждают, что и прогрессивный паралич порой протекает в эйфорической форме. К счастью, времени этой смене не хватило, чтобы атаку увенчать успехом. Еще немного и жить бы нам в "нормальной демократической стране", в пределах княжества московского, и дань платить. В мире много колоний, над которыми не подняты чужие флаги, свои висят: прямая колонизация сегодня не политкорректна, а "учтиво" колонизировать можно.

И оглядываясь, понимаешь, что в недалеком прошлом была для нас и польза: мы больше узнали о себе, столкнувшись с безумием - с крайними формами качеств, которые у нас, нормальных, всегда есть, и теперь знаем, чего опасаться. А суверенитет, пусть чудом, но мы сохранили.

Но вот теперь нас критикуют за само понятие "суверенитета". Говорят, что оно по отношению к национальным государствам безнадежно устарело. Хотя недавно Збигнев Бжезинский в очередной статье назвал США "самой суверенной страной" в мире.

Доводы против суверенитета такие: межгосударственные отношения регулируются ООН, другими международными институтами, мировой рынок работает по правилам ВТО, экономики многих стран находятся под присмотром МВФ, Европейского или Всемирного банков. Управляются эти структуры по большей части из Вашингтона. По странам и континентам триумфально шествует демократия, стоит только помочь этому шествию, и скоро весь мир станет одинаковым, даже национальные названия государств исчезнут, и будут они различаться, как концлагерные заключенные, например, номерами. Короче, "мир изменился", и суверенные государства в нем - анахронизм. Есть вообще резковатые суждения, будто современные цивилизованные государства это те, что согласны терять суверенитет, а те, кто на нем настаивают - страны отсталые, бунтующие против хода истории.

Мир, конечно, изменился, появились, в частности, новые угрозы. Но разве вытеснили они угрозы старые? Да, "холодная война", когда стороны-противники сходились порой "ствол в ствол" и готовились к войне "горячей", закончилась. Да, геополитика частично потеснена геоэкономикой, и термины "захват" или "поражение" чаще применяют не к театрам военных действий, а к соперничеству на рынках. Да, экономическая интеграция, которая в какой-то мере ослабляет суверенитет участников объединений, развивается не только в Европе.

Но, как правильно было отмечено в развернутом "кремлевском" докладе о суверенитете и демократии, выгоды от совместных действий страны по-прежнему делят между своими столицами. И транснациональные компании, где бы ни работали их заводы опять же по-прежнему остаются американскими, японскими, итальянскими или британскими. Даже в Евросоюзе экономико-политические противоречия между странами-членами полностью не сняты. Эти страны продолжают вести свои самостоятельные внешние политики, а Брюссель не может влиять на смену и партийность их правительств - это дело итальянцев, немцев, испанцев, англичан.

В мире остается много конфликтных зон. Вместе с глобализацией, плоды которой срывают страны "первого мира", идут процессы архаизации стран и регионов, пробуждается фундаментализм, экстремисты клянутся на клинках и "калашниковых" мстить. Разве исчезла в наше время этническая и религиозная нетерпимость, разве нет теперь территориальных претензий, разве ядерное оружие, вопреки всем договоренностям, не расползается по странам и континентам, разве нигде не стреляют, не бомбят, не взрывают? Какая бы международная организация сегодня не вышла с призывом - "прощай оружие!" - инициатива эта поддержки не найдет.

И немудрено. Логичный ответ любого государства, нанизанного на очередную "ось зла", ковать мечи или обогащать уран, кому что по силам. И государства эти становятся опасными, потому что "у них есть оружие, а выхода нет". Прав Бжезинский, полагая, что американская политика сегодня во всем мире играет на руку политическим экстремистам и фундаменталистам.

В статье "Последний суверен на распутье", верный себе Бжезинский рисует привычно жутковатый сценарий, на этот раз для США. Он пугает нынешнюю администрацию тем, что на Америку точит ножи, чуть ли ни весь мир, и что ей следует "обратить" ее суверенитет на служение "более высокой цели, чем обеспечение национальной безопасности". Он говорит об установлении "дружбы по-американски", в которой США - конечно же и непременно старший друг. Бжезинский предлагает новый подход для укрепления все той же ведущей роли США в мире - гибко сочетать "жесткую" и "мягкую" силы. Не теряя, разумеется, суверенитет, но так, чтобы американские интересы могли "совпасть с интересами всего мира".

Суверенная Россия, отвергая конфронтацию с кем-либо, намерена тем не менее использовать свой суверенитет для международной конкуренции, полагая, что честно конкурировать могут только независимые участники. Речь при этом не идет о патетическом совпадении всех российских интересов с интересами "всего мира" - в нем обязательно существуют и области сотрудничества, и области соперничества государств. Сегодня при развитых интеграционных процессах на международных рынках, как в любви, по-прежнему, каждый за себя. Суверенная политика при любом партнерстве требует действовать с оглядкой на собственные интересы, будь от того партнерства эффект быстрый или отложенный. Кстати, именно так советуют вести себя американскому президенту в отношении России - сотрудничать там, где цели и методы двух сторон совпадают. А в ином случае - искать союзников среди третьих стран.

Суверенитет России во внешней политике не означает, что она, например, выйдет из Совета Европы или откажется вступать в ВТО. Да, ВТО на первый взгляд вроде бы убавляет суверенитета. Но торговля по мировым правилам укрепляет экономику, а экономика укрепляет суверенитет. Если, конечно, соглашаясь с условиями вступления в эту организацию, помнить, что согласиться подстричь ногти или отрезать руку - не одно и то же.

Главный признак независимой внешней российской политики - это равновесие между ее западным и восточным направлениями, если угодно, соответствие этой политики нашему гербу. Эксперты говорят, что в последнее время у российского гербового орла вторая, обращенная на Восток, голова снова вырастает.

Они имеют в виду налаживание отношений с Индией и Китаем, создание на территории Евразии объединений - ШОС, Единого экономического пространства. Они говорят о возвращении России в район Центральной Азии, полный угроз терроризма, распространения фундаментализма через российские границы, вглубь страны. Россия не должна кого-либо спрашивать - уйти отсюда или остаться.

Центр экономической жизни неуклонно смещается с Запада на Восток. Россия имеет потенциальную возможность принять какое-то участие в процессах экономической интеграции, которые намечаются в АТР. Будучи суверенной, Россия вольна направлять свои энергетические ресурсы в любую часть света, в частности, на Восток. Иначе говоря, Россия может воспользоваться этими ресурсами в своих интересах, не превращаясь в сырьевой придаток. Но для эффективной энергетической дипломатии нужна независимость в управлении добычей и переработкой углеводородов. Восточное направление политики обусловлено еще и тем, что у нас за Уралом, до Тихого океана, территории не освоены даже удовлетворительно. В наше время иметь такие территории рискованно, и государству следует доказывать, что лишней земли у него нет.

Мы не собираемся уходить из Европы, у нас есть взаимная заинтересованность в сотрудничестве. Правда, идеальный обмен с Европой - энергия на высокие технологии - наладить пока не удалось. Не удалось развить по настоящему и экономическое партнерство с США. Сегодня многое в наших отношениях напоминает "холодную войну". Особенно в преддверии саммита "большой восьмерки" в Санкт-Петербурге. Руководство США увлечено идеей "продвижения демократии". Спора нет, идея благородная, но вот практика такого продвижения дает сомнительные результаты. Демократизация Ближнего Востока взрывает ситуацию в регионе, а поддерживаемые США "оранжевые революции" по периметру России вызывают антиамериканские настроения в российском обществе. Неудовольствие становится обоюдным. Российской общественности трудно понять американскую критику. Ведь и экономическое оживление, и политическая стабильность связаны именно с критикуемым Западом курсом.

Россия продолжает модернизацию на фоне критики и подозрений со стороны постиндустриальных стран. Запад "вспоминает" о ней только перед лицом угроз, когда не может справиться в одиночку. Между тем мировая шахматная доска, неуравновешенная Россией, опасно наклоняется, а возникновение новых угроз, того же терроризма, как раз и связано с ослаблением суверенной роли России в мировой системе. Укрепление этой роли и становится центральной задачей российского руководства.