В российских университетах внедряется новая система оценки знаний

Можно ли заставить человека учиться, если ему этого не хочется? В чем преимущества традиционных экзаменов и зачетов и так называемой рейтинговой системы оценки знаний? Об этом корреспондент "РГ" беседует с проректором по научной работе Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) Дмитрием Баком.

Российская газета| В редакцию пришло письмо от преподавателя одного из элитных вузов о том, как учатся "блатные" студенты. Они ходят на лекции через два раза на третий, а зачеты и экзамены сдают "своим" преподавателям. Знакомая картина?

Дмитрий Бак| Конечно, и у нас не все студенты отличники. Здесь важна политика вуза по отношению к студентам разных категорий. "Платники" не выделены в отдельные группы, и если сами не захотят рассказать своим однокурсникам и преподавателям, что учатся за деньги, никто об этом не узнает. А за неуспеваемость они "вылетают" из университета точно так же, как и "бюджетники".

РГ| Знаете, где ваши студенты прогуливают лекции?

Бак| Наверное, это сквер на Миусской площади. Впрочем, не все здесь просто. Как-то я придумал притчу: если нашему среднестатистическому студенту скажут, что завтра в университет приедут три лектора - Сократ, Платон и Аристотель, - знаете, что он ответит? "Так, на Сократа не приду - работать буду до поздней ночи, рано не встану. Платона, пожалуй, послушаю... А Аристотель? С середины придется уйти - снова деловые встречи". Многим мешает учиться работа, а вовсе не лень или соблазн выпить пива на скамеечке в сквере. Молодые люди хотят поскорее встать на ноги, найти свой путь в жизни.

РГ| Однако рейтинговая система оценок, которая используется в РГГУ, - тоже "плетка" для нерадивых студентов?

Бак| Это устаревший подход. В прежние времена, когда даже троечники получали распределение, может быть, это и подействовало бы. А сейчас их ждет жесточайшая конкуренция на рынке труда. Так что введение рейтингов просто ставит студентов перед выбором между двумя стратегиями освоения курса. Первая - "три бессонные ночи перед экзаменом". Я в студенческие годы предпочитал именно ее: можно увидеть весь материал курса целиком, понять, как тема номер два связана, допустим, с темой номер десять... Вторая стратегия предполагает сдачу курса по частям в течение семестра, "зарабатывание" рейтинга. Тогда уже не будет никакого экзамена, однако воспринять курс как единое целое довольно трудно... У каждой из систем есть свои преимущества и недостатки.

РГ| А не слишком ли много времени и сил отнимает у студента подсчет заработанных баллов?

Бак| А к подсчету дело вовсе не сводится. У многих моих коллег, как и у меня, есть своя страничка в Интернете, где помещены программа, планы семинаров, контрольные вопросы, форум. Здесь можно пройти электронное тестирование, посмотреть ведомость: сколько набрано баллов на данный момент... Есть диаграмма, на которой видно, в каком месте курса мы находимся. Студенты постоянно туда заглядывают и видят, как обстоят у них дела. Жестко? Но, согласитесь, менее агрессивно, чем объявление: "Студент Иванов, срочно зайдите в деканат!"

РГ| А чего вы больше всего опасаетесь на своих лекциях?

Бак| Пассивности студентов. Психологи считают, что информация усваивается гораздо лучше, если хотя бы небольшая ее часть уже известна слушателям.

РГ| Эффект "узнавания" стимулирует умственную деятельность...

Бак| Совершенно верно. Перед каждой лекцией мои студенты получают два вопроса по электронной почте. Повторяют все, что подзабыто, знакомятся с дополнительной литературой. Поэтому и разговор идет не школьный, а на уровне анализа и науки. "Дизайн встречи" преподавателя и студента - это особое искусство.

РГ| А к свободному посещению занятий как вы относитесь?

Бак| На первой же из лекций я всегда говорю: посещение абсолютно добровольно. А вот на семинары надо ходить обязательно - это тест на профпригодность. Главное, никаких репрессий. Отсутствие - знак взятых на себя обязательств освоить материал самостоятельно. Занятия в аудитории должны быть такими, чтобы студенты поняли: ходить на них интереснее, если хотите - удобнее, чем потом выискивать материал по сотням источников.

РГ| Не так давно одна из студенток вашего вуза отказалась сдавать экзамены обычным способом. Заявив, что ее нервы не выдерживают сессионного стресса... Рейтинги снижают стресс?

Бак| Вопрос сложный. Скажем, в американских университетах практически нет устных испытаний - считается, что они носят заведомо репрессивный характер. Сдача устного экзамена - это больше спорт, чем проверка знаний. Многие тушуются и забывают даже то, что знают, а некоторые, наоборот, знают мало, но умеют себя подать. На письменном экзамене человек может спокойно вспомнить все, что ему известно по теме. Но тут есть и оборотная сторона: не развиваются навыки устной речи, что очень важно для современного человека.

РГ| Устные экзамены уходят в прошлое?

Бак| Когда преподаватель целый день сидит и слушает одно и то же? Да - такие уходят. Ведь потом все расходятся с полным ощущением бездарно потраченного времени.

РГ| Но разве цель экзамена в том, чтобы рассказать преподавателю что-нибудь новенькое? Не в проверке полученных знаний?

Бак| Я думаю, не совсем. Как-то студентка на экзамене сказала мне, что лучший роман американского классика Уильяма Фолкнера - "Шум и ярость". Я было обрадовался совпадению наших мнений. И почему же, говорю, вы так думаете? "А это вы, Дмитрий Петрович, так сказали!" Для меня это худшее, что может быть на экзамене: бездумное повторение чужих мыслей.

РГ| А как влияет на учебный процесс Интернет?

Бак| Интернетное сознание - вещь сложная. Многим кажется: "перекачал" файл - и дело в шляпе, знаний прибавилось. Я говорю даже не об электронных шпаргалках, "рефератах" и т.д. На деле ничего подобного. Настоящим знанием может стать только то, что ты сам добыл и осмыслил, вывел. Только таблицу умножения можно выдавать автоматически. На мой взгляд, лучше говорить неправильно, но рассуждать.

РГ| Какая образовательная система за рубежом ближе всего вам по духу?

Бак| В Америке она либеральная и прагматичная: студент сам выбирает курсы. Есть только алгоритм последовательности их изучения. Для нас непривычно, что студент сам может выстроить свое образование, без принуждения, учета и контроля. Получается, что там интересы и цели студента и администрации полностью совпадают. У нас политика другая. Ты должен прослушать все от "а" до "я", руководство часто относится к студенту не как к партнеру, а как к потенциальному прогульщику.

РГ| А чьи студенты знают больше?

Бак| Средний уровень российских студентов гораздо выше. Потому что их до сих пор пропускают через систему "обязаловки". Будь ты филолог, журналист или историк, тебя заставят прослушать всю историю зарубежной литературы - от Гомера до Аполлинера. Но у самых лучших студентов слишком много времени уходит на освоение массы обязательных курсов, отвлекает их от самостоятельного научного творчества.

РГ| Так, может быть, зря учат у нас древнегреческому языку и римскому праву?

Бак| Наоборот. То, о чем я говорил, не касается фундаментальных дисциплин. К сожалению, в российской образовательной системе сейчас в большом почете технологии.

Акцент на "прикладные" науки ведет в тупик. Вот в первые годы перестройки возникла потребность в новых специалистах ("дилеры", "дистрибьюторы"...). Тут же были открыты соответствующие факультеты. Сейчас все выглядит иначе - появились совсем новые профессии - компьютерный дизайнер, например. Нельзя всякий раз открывать сотни вузовских специализаций по модным именно сегодня специальностям. Это обман студентов, ведь завтра перепроизводство кадров в некоторых областях прогнозируется в восемь, десять раз и более... А то некоторые вузы готовы выпускать хоть телохранителей со знанием латыни, если на них появится спрос...

РГ| Еще 20 лет назад каждый уважающий себя студент-гуманитарий увлекался Достоевским, Розановым или Лосевым. А сейчас модно копаться в "заумном"?

Бак| Да, наше время - не философское. Студенты приходят с лекций по философии и недоумевают: "для-себя-бытие", "вне-себя-бытие" это, дескать, к чему? Позволю себе ностальгическую ноту - некогда гуманитарии читали философов много и с интересом. Но - надо признать - это происходило в условиях несвободы, на фоне казенного "советского" преподавания. Вот и выходит, что свобода гораздо сложней осваивается, чем несвобода. Утрачена ценность философских текстов, целость фундаментальных областей знаний. Конечно, Мандельштам, изданный многомиллионными тиражами, это для обычного читателя совсем не тот Мандельштам, которого переписывали от руки на коммунальных кухнях. И все же не стоит бросаться в крайности. Наша гуманитарная наука выжила и развивается, а потребность в качественном образовании растет день ото дня.