Аркадий Злочевский: Точного урожая зерна в России не знает никто

Сколько денег оседает в карманах перекупщиков и экспортеров?

Почему мы продолжаем вывозить зерно, хотя его явно не хватает для производства дешевого, отечественного мяса? И вообще, кто подлинный хозяин на нашем, российском поле: пахарь, чиновник или хитрый посредник, обманывающий всех, и прежде всего самого крестьянина?

Возможно, на эти жгучие вопросы вы впервые услышите откровенные ответы из беседы с президентом Российского зернового союза, экспертом мирового уровня Аркадием Злочевским.

Страда. "Помойки" торжествуют

Российская газета | Что за таинственные вещи происходят с зерном? И урожай в этом году ожидается не самый большой, и от экспорта мы не отказываемся, и потребление растет, а запасы только множатся, 10 миллионов тонн на 1 июля. Или кто-то изобрел скатерть-самобранку?

Аркадий Злочевский | Наблюдая за сводками Росстата, мы с удивлением обнаружили "лишние" 6 миллионов тонн, то есть чуть меньше половины всего экспортного объема. Откуда взялись эти огромные объемы, до конца непонятно, но ясно, что это - неучтенное зерно, которое в период уборки урожая 2005 года просто не посчитали. Именно давлением этой "серой" массы, которая только теперь начинает появляться на публичном рынке, объясняется более чем странное поведение цен на зерно в этом году. Вопреки логике, цены стали падать в феврале и шли вниз до мая, хотя обычно зерно весной дорожает. В связи с этим мы попросили минсельхоз создать межведомственную рабочую группу, чтобы разобраться, что у нас происходит со статистикой, и как государство может заниматься регулированием рынка, не обладая достоверной информацией.

Урожай в этом году ожидается в районе 75 миллионов тонн. Не так уж и мало, но главное, никто не знает, сколько будет "серого" зерна в этом году.

РГ | Значит, "серое" зерно, "подпольные закрома Родины" - это не миф?

Злочевский | Еще как не миф, если наша система налогообложения сама стимулирует уход в тень участников рынка. Единый сельхозналог не включает в себя НДС. Если производитель выкидывает в рынок зерно для легальной продажи, он лишается НДС, то есть теряет 10 процентов стоимости каждой партии, иначе эту партию у него никто не купит. Чтобы этого избежать, крестьянин ищет посредника с фирмой-однодневкой, которую в просторечии называют "помойкой". Она "отмывает" НДС и "умирает". В результате "помойки" и являются первичным пользователем зерна, через них идут миллионы тонн, о которых ничего не знает статистика.

РГ | Получается, что именно "помойки" являются реальными игроками на российском зерновом рынке?

Злочевский | Совершенно верно. А потом это зерно выплывает в легализованном виде на предприятиях переработки, которые покупают его через цепь посреднических компаний, и получается, что потребляем-потребляем, а запасы не расходуются.

РГ | И точного урожая зерна в России не знает никто?

Злочевский | Никто.

РГ | Но позвольте, а как же спутники, которым "сверху видно все"?

Злочевский | Спутники, конечно, летают, и есть методы, позволяющие анализировать посевные площади. Но точность космических данных самих по себе невелика. Те же американцы, которые наблюдают со спутников в том числе за нашей территорией и делают прогнозы, постоянно ошибаются.

РГ | Но они же хвалятся, что именно спутники позволили сельскому хозяйству США стать предсказуемым и управляемым. Лукавят?

Злочевский | Я недаром оговорился, что космические данные не точны "сами по себе", в отрыве от взаимодействия с каждым конкретным фермером. Как это все устроено в США? На каждом тракторе, на каждой сеялке стоит высокотехнологичная "коробочка" - GPS-навигатор. Навигатор постоянно обменивается данными со спутником. Компьютер сопоставляет "космическую" картинку с показаниями наземных приборов, и только после этого (все это происходит, впрочем, мгновенно) выдает точные данные: на этом поле засеяно столько-то, внесено столько-то удобрений, урожайность будет такая-то. У государства - полноценные данные, у фермера - точные ориентиры. Фермеры сами закупают такие приборы, потому что им выгодна точная информация. Я думаю, что и нам не лишне было бы ввести подобную систему.

РГ | Ну а пока у нас вместо GPS и спутников трактора-инвалиды и разгул "помоек", повернем вопрос иначе. Государство тратит большие деньги на так называемые интервенции, пытаясь регулировать рынок, состояние которого оно не знает. Не есть ли это пустая трата ресурсов?

Злочевский | Нет, нельзя же сидеть сложа руки. Интервенции и экспорт - два хороших способа регулирования, причем они не пересекаются даже чисто географически. Экспорт снимает давление на рынок "лишнего" зерна только в тех регионах, что близки к портам. Но удаленность, например, Сибири от экспортных терминалов делает вывоз тамошнего зерна дорогим и нерентабельным. Зато государственные интервенции проходят как раз в Сибири, решая там ту же задачу. Конечно, в связи с интервенциями много вопросов - обычно они запаздывают, лишь в прошлом году состоялись вовремя. Есть надежда, что и в этом они не опоздают, пройдут в августе. Уже заявлены цены, по которым государство будет покупать зерно, проработаны все юридические вопросы.

РГ | А что с участниками интервенций, это тоже "помойки"?

Злочевский | "Помоек" нет, но проблемы есть. Государство сделало не очень правильный ход, запретив доступ к интервенциям торговым компаниям. Понятно, что цели были благие - пусть деньги от государства, мол, получают не "перекупщики", а сами крестьяне. А на практике крестьян загнали в угол. У крестьян слишком мало зерна, чтобы предлагать его государству, да и не приучены они работать на рынке самостоятельно. Поэтому они выписывают доверенность посреднику, который за них едет на биржу. Видя такое дело, региональные власти немедленно породили своих, "прикормленных" посредников. И вынуждают крестьян работать только с ними. Так, например, в Алтайском крае крестьян принуждали продавать зерно одной такой прикормленной фирме на 600 рублей дешевле объявленных государством интервенционных цен. И крестьяне теряли четверть цены просто потому, что их загнали в силки. Таких примеров по стране масса.

А надо было сделать наоборот: допустить к торгам всех, в том числе посредников. И посредники тогда бы сами бегали по крестьянам, искали зерно. У крестьянина был бы выбор, тому посреднику доверить зерно или этому, плюс четкий ориентир - публично заявленная государством интервенционная цена. А так "забота" о пахаре обернулась тем, что пахарь потерял кучу денег, зато "кого надо" обогатил.

Страдания зерновых королей

РГ | Газеты пестрят разоблачительными историями о нефтяных королях, которые гнали нефть за рубеж, да налогов не заплатили, на чем и попались. Но нет ни единой истории о вороватых экспортерах зерна. Они что, все такие белые или, наоборот, настолько черные, что даже налоговая служба до них не доберется?

Злочевский | Я бы написал историю о том, как зерновые экспортеры переплачивают налоги. Их главная проблема - возврат НДС. Точнее, невозврат: хотя по закону экспортер должен получить от казны НДС, на практике он если и получает его, то, дай бог, процентов на 10. Почему?

Экспортер покупает зерно для вывоза только у легальных компаний, "отмытое" со всех точек зрения. Иначе его просто не оформит таможня. Но прежде-то это зерно было нелегальным, прошло через "помойки". Таможенные органы это не интересует, но у налоговиков подход другой. Они требуют доказательств, что с зерна, пока оно двигалось еще внутри страны по цепочке посредников, везде платился НДС. Естественно, экспортер таких доказательств представить не в состоянии, потому что то, как зерно перепродавалось, ему неведомо. Не можешь доказать? Не получишь возврата НДС. Что это значит? Потерю прибыли. Были на рынке и другие времена, но сегодня возвращенный НДС - это, грубо, и есть доход экспортера. Рентабельность экспортных операций сегодня крайне низка.

РГ | Но если экспортеры не побросали этот бизнес, значит, они все-таки зарабатывают? Мы же не будем воображать их альтруистами?

Злочевский | Дело в том, что экспортный бизнес очень специфичный. В него трудно "влезть", и еще труднее "вылезти". Почему трудно "влезть"? Потому, что надо досконально знать всю логистическую цепочку, все ходы и выходы, надо оформить массу бумажек, и каждая из этих бумажек - простите за просторечие, геморрой. Но вот "влезть" трудно, а "вылезти" практически невозможно.

РГ | Что ж это за карма такая?

Злочевский | Экспортные контракты - вещь очень жесткая. Ни в одном контракте вы не найдете предоплаты. Цена зафиксирована заранее, деньги экспортеру платят тогда, когда он доставит груз, и никого не волнует, что, пока груз в дороге, цена на зерно может так возрасти, что экспортер оказывается в глубоком убытке, продавая свой товар по "прошлогодней" цене. Зато отказ от исполнения контракта наказывается такими штрафами, что лучше продать партию себе в убыток, чем эти штрафы платить.

Скажем, российская компания выиграла тендер на поставку 300 тысяч тонн в Индию. Для нашего государства это престижно. А для бизнеса? Бизнесу нужно профинансировать закупку зерна в России, оплатить фрахт судов (для такой партии - как минимум шести судов) и так далее. Каждый корабль грузится минимум 5 суток, не считая подхода и формирования товарной партии, короче, это как минимум полугодовой контракт. За полгода конъюнктура может здорово измениться, но цена-то уже зафиксирована. Никуда не денешься, вылезти из этого контракта невозможно.

РГ | Недаром говорят, что зерном в мире торгуют не частники, а государства. Почему бы нам не установить, в духе времени, государственную монополию на внешнюю торговлю зерном, раз бизнес испытывает такие мучения?

Злочевский | Давайте уточним. Покупают зерно действительно государства. Но продают почти исключительно частники (кроме Канады). И это не случайно. Продажа зерна - это такие колоссальные риски, которые государства просто не в состоянии на себя брать. Есть четкая закономерность: когда государство берет на себя даже небольшой риск, он обязательно срабатывает. Государство не умеет так, как частный бизнес, минимизировать риски и управлять ими. Если частнику не удается выдержать риск, он банкротится. А что делать государству? Если вообразить, что государство займется продажей зерна, это закончится колоссальными бюджетными потерями, крахами и "попаданиями".

Министерство сельского хозяйства рассматривало в свое время возможность монополии на экспорт, но минэкономразвития возражало. Я тоже не думаю, что такая монополия целесообразна.

РГ | Заглянем все-таки в карманы нашим "страдальцам". В минувшем сельхозгоду продано 14 миллионов тонн за рубеж. Начнем с простого вопроса, сколько - через налоги - заработала Российская Федерация, продавая труд своих крестьян? В минсельхозе меня не раз уверяли, что эту цифру "подсчитать очень сложно".

Злочевский | И это чистая правда. Подсчитать можно только НДС. Но вопрос, кем он уплачен и когда, и насколько достоверно, что он уплачен. Можно говорить о доказанных объемах уплаченного НДС только по налогу, возвращенному экспортерам. А он составляет 10 процентов от общего объема НДС, который должен быть возвращен. 14 миллионов вывезенных тонн - это 1,5 миллиарда долларов, 10 процентов НДС от них - 150 миллионов долларов, однако реально экспортеры получили только 15-16 миллионов. Понятно, что из оставшихся 90 процентов половина налога точно уплачена где-то по пути в пределах России, остальное растворилось через "помойки".

А налог на прибыль подсчитать еще сложнее. У каждой операции своя экономика, и хоть "на круг" экспорт вроде бы прибыльный, надо смотреть, какие рейсы оказались убыточными и покрывают ли убыток другие, прибыльные рейсы.

Я хочу на живой картине показать, что такое риски и убытки. Представьте, в порту собирается вагонная партия, а судно не подошло вовремя по погодным условиям. Когда виновата погода, демередж (штраф) не выставляется, но за простой вагонов надо платить. Но вот судно встало под погрузку, началось оформление документов. Это требует времени, но кто бы знал, какого, может, дня, а может, недели. Простой судна класса "панамакс" стоит порядка 30 тысяч долларов в день, оформление всех документов на один корабль официально стоит порядка 100 тысяч долларов, но, чтобы "ускорить", приходится платить больше. Хуже всего, когда попал на выходные: надо вытащить инспекторов из дома, а они просто так не поедут, приплачивай еще. А контракт еще даже не начинался. Это расходы вне контракта.

Но вот судно в пути. Проблемы в дороге, и проблемы с приемкой. Скажем, как-то в Ираке тамошние инспектора бегали по нашим кораблям и подкидывали дохлых крыс. Взятку хотели. Мол, у вас тут крысы дохлые валяются, как мы такой товар примем? Если не договоришься, корабль разворачивается и уходит, а это колоссальные потери. Ну и как тут считать налог на прибыль?

РГ | Хорошо, с налогами ясно то, что ничего не ясно. А сколько все-таки осело в карманах экспортеров в минувшем сельхозгоду?

Злочевский | Я вам могу сообщить примерную рентабельность на экспортных поставках: борьба идет за 2-3 доллара с тонны. Умножьте на 14 миллионов тонн. Но это рентабельность, а не прибыль.

РГ | Получается, что вопреки расхожему мнению, самые богатые у нас не экспортеры, а "помойки". Точнее, их законспирированные владельцы.

Злочевский | Скажу иначе. Деньги, которые крутятся на "помойках", - это маленькие деньги с очень большой прибылью. Деньги экспортеров - это большие деньги с низкой прибылью. Собственно, таков закон бизнеса, универсальный для всех.

На самом деле экспортером может быть только богатая компания, которая имеет возможность кредитоваться, а чтобы брать кредиты, надо обладать активами. Экспортерам приходится быть богатыми, никуда не денешься, иначе экспортом заниматься невозможно. Другой вопрос, что многие экспортеры зарабатывают на сезонных вложениях, а не на самих экспортных операциях. Например, одна наша крупная компания взяла большой кредит, купила много дешевого зерна осенью и продавала его зимой, когда оно подорожало. Что-то на экспорт, а что-то и внутри страны, когда внутри получалось выгоднее, чем "вовне". Экспорт компания не прекращала, просто покрывала экспортные убытки за счет внутренних операций.

На рынке торжествуют молчаливые

РГ | Существует ли вообще в мире прозрачный аграрный бизнес, прозрачные экспортеры зерна?

Злочевский | Нет. Объясню, почему.

С одной стороны, мировой рынок прозрачен, биржевой тоже, да и наш теперь относительно прозрачен - в нем нет "секретов". Но с другой - мировой рынок принадлежит транснациональным корпорациям. Монстрам безумных размеров, о которых никто ничего не знает вообще.

РГ | Почему?

Злочевский | Причина проста. Аграрный рынок - самый рисковый из всех рынков. Никто не научился предсказывать погоду. Для добычи нефти и газа погода не важна. Поэтому аналитики говорят, что нефть, например, точно не подешевеет. А вот предсказать цену зерна хотя бы на 3 года вперед не берется никто. На непредсказуемость погоды накладываются все обычные "непредсказуемости" вроде политических рисков, торговых и прочих. В итоге - ребус. С 1970-х мировые запасы зерна сокращаются. Казалось бы, должен идти рост цен. Но в реальности цены бросает туда-сюда, и случаются просто колоссальные, необъяснимые провалы. Самая высокая историческая цена за пшеницу третьего класса составляла 260 долларов за тонну, самая высокая в России - 240 долларов, это случилось в 1996 году, десять лет назад. Когда в сезон 2003-2004 годов все кричали о "катастрофическом" росте цены, как-то не заметили, что цена даже до 200 долларов не доросла, а падала она исторически аж до 65.

К чему это приводит? К тому, что на этом рынке не выживают акционерные компании. Конъюнктурные колебания происходят очень резко. Надо принимать оперативные и кардинальные решения, не теряя ни секунды. АО не в состоянии этого сделать по определению, потому что кардинальные решения надо обсуждать с акционерами. В этом бизнесе были АО, они все обанкротились, выжили только частные компании. А они не обязаны публиковать о себе ничего, и об их деятельности никто не знает.

И вот мы смотрим в журнал "Форбс", но не видим там этих монстров. Например, не видим компанию "Каргилл", принадлежащую двум семьям. Крупнейшего перевозчика угля и зерна в мире, третьего по размеру производителя химической продукции, крупнейшего в мире производителя пивоваренного солода, компании, которая может позволить себе дать кредит правительству Украины в размере 400 миллионов долларов и которая рассчитывает свою стратегию на 20 лет вперед, не забывая об оперативном реагировании на текущие риски. Она для "Форбса" не существует.

РГ | У монстров наверняка есть "тайный Форбс". Наши-то аграрии когда в "Форбс" попадут, пусть хотя бы в явный?

Злочевский | Мы все-таки еще в коротких штанишках ходим, до транснациональных корпораций не доросли. Если посчитать активы наших крупнейших агрохолдингов - это копейки по сравнению с тем же "Каргиллом". Пример. Наши средние комбинаты хлебопродуктов перерабатывают в день 800-1000 тонн зерна, крупные по нашим меркам предприятия - максимум 3 тысячи в день. Недавно я видел в США завод компании ADM, который один перерабатывает в день 47 тысяч тонн. Когда на этом заводе запустили линию по производству лизина, мировое производство лизина выросло вдвое. А это только один завод этой компании из сотен по всему миру. Тот же "Каргилл" владеет нашим Ефремовским комбинатом, производящим 50 процентов всей крахмалопатоки в России (после пуска новой линии будет 70 процентов). И это всего лишь один небольшой заводик этой компании, для нас же он - почти всероссийский монополист.

РГ | Выходит, нашим компаниям до монстров никогда не дорасти, придется дружески (или не очень) поглощаться?

Злочевский | Не все так мрачно. Растут наши компании, делают IPO. В 90-е годы можно было опасаться, что транснациональные монстры их съедят, сейчас уже нет. 5 лет назад многое даже невозможно было представить: когда я говорил, что Россия будет заниматься экспортом зерна, на меня смотрели как на дурачка. А сегодня - привыкли. И тендеры выигрываем, а это сложнейшее дело. География поставок у нас колоссальная: Алжир, Тунис, Индия, Саудовская Аравия, Иордания, Египет, Греция, Италия...

РГ | Ну это пока мы мелкие, нас как бы не замечают, и то сопротивляются - попробуйте продать кило мяса в Евросоюз, например. А какое сопротивление будет через 10 лет? Кстати, мы уже станем членами ВТО, заходи, бери, что хочешь.

Злочевский | Присоединение к ВТО в самый день присоединения не нанесет нам чувствительных потерь. Хуже другое, что произойдет через несколько лет. Мы потеряем перспективу.

РГ | Вот как все серьезно. Я, честно говоря, пошутил насчет ВТО, а вы так отреагировали...

Злочевский | Поясню. Мы сильно ограничили себе возможности поддержки АПК. Сегодня мы тратим на это 2,5 миллиарда долларов из федерального бюджета, плюс около 1,5 миллиарда стоят региональные программы, всего, стало быть, около 4 миллиардов. Напомню, что потолок поддержки, который разрешит нам ВТО - 9,2 миллиарда. Казалось бы, до него далеко. Но всего два года назад вся поддержка составляла 2 миллиарда. Мы быстро достигнем потолка и упремся в него. А ЕС, наш прямой конкурент на наших же рынках, тратит на поддержку 50 миллиардов евро в год.

Как быть? Надо искать другие, хитрые варианты. Уверен, что нам нужен специализированный орган власти, который будет заниматься не присоединением к ВТО, а жизнью в ВТО. То, что весь процесс сосредоточен где-то в глубинах мин-экономразвития, в корне неверно. Цель минэкономразвития - присоединиться, и главный аргумент, которым они оперируют, - прекращение антидемпинговых расследований против наших компаний. Но задачи российской экономики к прекращению таких расследований не сводятся. Живя в ВТО, надо получить наиболее изощренный и выгодный для страны инструментарий по защите своих интересов. Те же американцы тратят на питание бедных и обездоленных почти 50 миллиардов долларов в год, и все понимают, что это не столько социальная поддержка, сколько обеспечение гарантированного спроса на сельхозпродукты ("зеленая корзина"). Вот об этой "корзине" в России пока не думают вообще никак.

РГ | Может, призыв первого вице-премьера Дмитрия Медведева - "каждому школьнику по стакану молока" - разовьется в такую программу?

Злочевский | Не исключено, во всяком случае, это нормальный ход.

Россия еще не доросла до настоящих латифундий

РГ | Посетив мировых монстров, мы плавно вернулись в Россию. В связи с тем, что мы узнали о "помойках" и происках посредников, напрашивается вопрос - почему в России нет фьючерсной зерновой биржи, которая могла бы дать четкие правила игры и сформировать справедливую цену на зерно, хотя все говорят, что она очень нужна?

Злочевский | Тема бирж муссируется с самого начала 90-х, бирж мы пережили немереное количество, но все, кто пытался заниматься фьючерсами, провалились. Сейчас эта тема разрабатывается двумя площадками: ММВБ и РТС, которая уже запустила топливную биржу и заявляет о зерновых планах. Впрочем, мне кажется, что ММВБ подошла к созданию зерновой биржи гораздо ближе. Она не стала браться за это самостоятельно, обратилась в Зерновой союз, мы создали рабочую группу, которая сейчас занимается техническими деталями. Уже ясно, что будут два базиса поставки, отражающие интерес различных сегментов рынка. Контракт FOB интересен для хеджирования (страхования рисков) экспортеров нашего зерна, а контракты франко-элеватор будут хеджировать закупки на внутреннем рынке. Через этот базис вполне могут хеджировать свои закупки мельницы, комбикормовые заводы, да кто угодно, любой потребитель зерна.

РГ | Хорошо, но почему 15 лет все попытки проваливаются?

Злочевский | Проблема в том, что географически и логистически Россия сильно отличается от классической биржевой страны - Америки. Вот крупнейшая в мире зерновая биржа в Чикаго - она обеспечена колоссальными возможностями по отгрузкам зерна, сконцентрированными в одной точке, Мексиканском заливе. У нас такой точки нет, самый ликвидный порт - в Новороссийске, однако это всего 2,5 миллиона тонн, с учетом прямой перевалки - 5. Это все, что мы можем. Для биржи 5 миллионов тонн - это копейки.

РГ | Ваш прогноз: в этом году крестьянам, производителям зерна, удастся на нем заработать?

Злочевский | Мы уже готовим прогнозы, но пока рано их называть. Мы намерены это подробно обсудить в сентябре, в том числе главный вопрос: каково будет потребление и как будет развиваться конфликт между экспортом и животноводством.

РГ | То есть конфликт все-таки есть, и экспорт мешает животноводству? Каков вклад зерна в подорожание мяса?

Злочевский | Конфликт есть, но экспорт животноводству не мешает. Вклад зерна в подорожание мяса - ноль. Так, зерно дешевело всю первую половину этого года, а мясо?

РГ | Будут ли у нас дешевые корма, а значит, и мясо, если взять и прекратить экспорт?

Злочевский | Нет, конечно. Экспорт не имеет к кормам никакого отношения, причем надо понимать, что такое "дешевые" и "дорогие" корма.

В структуре дешевого комбикорма зерно занимает до 80 процентов и действительно определяет его конечную стоимость. В структуре дорогого комбикорма зерна - 55-65 процентов, остальное - белки, которые и делают комбикорм дорогим. Однако дорогой корм позволяет делать дешевое мясо. Парадокс? Птицу в советское время кормили дешевыми кормами, и до стандартного веса в 1,2 кило она росла 55-60 дней. Сейчас на дорогих кормах птица вырастает за 35-38 дней. А что такое эти лишние дни? Это экономия на содержании помещения, отоплении, зарплате, что хорошо отражается на цене конечного продукта.

Чтобы помочь животноводству, надо обеспечить хорошую конъюнктуру зерну, то есть дать стимул крестьянам расширять посевы. И все. Ведь у нас брошенных площадей немерено. Имея 10-13 процентов мировой пашни, мы производим 2 процента мирового продукта. Это дикий парадокс. А вот другой парадокс. Несколько лет назад мы подсчитали, что для полного вытеснения импортного мяса нужно произвести 11 миллионов тонн зерна. Ну, пусть не 11, а 15-16. Разве это проблема? Был бы спрос, крестьянин посеет.

РГ | Многие говорят, что крестьянин не будет сеять, пока не решен земельный вопрос. И доказывают: личные хозяйства, где люди работают на своей земле, дают половину аграрного продукта страны.

Злочевский | Давайте разведем земельную реформу и личные хозяйства. Про личные подворья я скажу вот что - возможно, кому-то это покажется ересью. Они держатся на двух вещах: низкой зарплате на основном производстве и на халяве. На халяве - потому, что кормят скотину, конечно же, тем, что унесли из "колхоза", и поля пашут за бутылочку Васе-трактористу, на "колхозной" солярке. Как только зарплата станет нормальной, а халява закроется, такое производство станет невыгодным и прекратится.

Теперь о земле. Землю государство раздало в виде паев, не выделив паи в натуре, что создало колоссальную проблему. Конечно, очень многие крестьяне хотели бы покончить с "колхозным" строем (в реальности паями пользуются разные АО), но не могут: межевание дорогое, да и сам процесс выделения - это конфликт с АО, да и с сельчанами.

РГ | Вы видите признаки упадка в агрохолдингах, которые стоят на таких вот паях, платят зачастую низкие зарплаты и которым вообще уже три года назад как предсказали скорый крах?

Злочевский | Не вижу. У любой компании, и у холдингов тоже, существуют разные этапы развития бизнеса, в том числе периоды становления, временной стагнации, поиска ниши. Многие видят это, но считают почему-то признаками упадка. Но это не так. Холдинги проходят школу, за которой начинается жизнь.

Вообще, давайте подведем черту под разговорами о том, что такое "слишком крупная компания". Да, сегодня в России невозможно сконцентрировать в своих руках больше 50 тысяч га и сохранить управляемость компании. У нас есть фирмы, где земли намного больше, успешных среди них нет. Но нет и трагедий - та же "Стойленская Нива", у которой земли было намного больше, отнюдь не развалилась - она разделилась.

Но я недаром подчеркнул - "у нас, в России". Одна наша компания успешно и очень качественно обрабатывает огромные наделы земли в Казахстане. У нас это невозможно. Почему? Потому, что не созданы условия для эффективной концентрации земельных угодий в одних руках. Нет грамотной налоговой политики, нет земельного рынка и бюджетной поддержки освоения земель. Казахи нас сильно обогнали. Придет время, догоним и мы, и тогда о "конфликте" экспорта и животноводства мы будем вспоминать с улыбкой.