Поделиться
История с кражей ценных предметов из Эрмитажа заставляет поставить ряд неприятных вопросов о том, как устроено музейное дело в России. Знают ли музейные хранители, что у них содержится в запасниках? Существует ли в музеях система контроля? Смогут ли сыщики и честные антиквары опознать предметы, попавшие к ним из разграбленного втихую провинциального музея? Увы, ответы на все эти вопросы будут отрицательными.
Что бросается в глаза: похищенные ювелирные изделия, долгие годы хранившиеся в запасниках нашего лучшего (без иронии) музея, не были даже сфотографированы. Как их теперь искать? Как быть честному антиквару (а антиквар, если он не хочет потерять бизнес, вынужден быть честным), если ему предлагают хорошую вещь, но у него появляются сомнения относительно ее происхождения? Ведь он даже не может показать ее музейными работникам - она, не она? "Мы не знаем, - будет их ответ, - у нас есть только словесное ее описание". На бумажной карточке. В эпоху тотального засилья цифровой фотографической техники.
По словам главы Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия Бориса Боярскова, несмотря на то, что Эрмитаж формально перешел на электронную систему учета экспонатов в 1999 году, из 2 миллионов экспонатов в базу занесено всего 153 тысячи. "Если следовать этой арифметике, то только через 70 лет все экспонаты будут занесены в эту электронную базу", - замечает в этой связи чиновник.
То, что г-н Боярсков не лукавит, автору этих строк известно не понаслышке. В 2003 году мне довелось на Всероссийской нумизматической конференции, организованной Эрмитажем, общаться с почтенной сотрудницей этого музея, ныне, увы, покойной (по этой прискорбной причине автор считает неудобным называть ее фамилию, вспоминая этот наш частный разговор). В задачу этого специалиста входил разбор части нумизматической коллекции Эрмитажа. Оказывается, на момент разговора эта дама разбирала посылки, присланные в музей строителями Транссиба в конце XIX века. То есть люди, в том числе простые рабочие, обнаруживая в земле некие нумизматические ценности, отправляли их в Эрмитаж в твердой вере, что они попадут в хорошие руки. Получая посылку, работники музея - естественно, из-за нехватки кадров и сил - просто складывали эти посылки на полку не распечатывая. "Многое с тех пор превратилось в труху", - говорила мне эта дама. С ее уходом, насколько мне известно, работа приостановилась и вовсе. Иными словами, все нумизматические поступления "второго плана" (не откровенно ценные клады, к которым, естественно, особое внимание), поступавшие в Эрмитаж в течение ВСЕГО ХХ ВЕКА, так и остались пока неразобранными. А это значит - потенциально их можно украсть, и никто даже не догадается о пропаже.
Сколько украдено на самом деле, и не только из Эрмитажа, не знает никто. По мнению чиновников от культуры, ежегодно в музеях происходит 50-100 краж, но это, надо думать, только крупные кражи. Другая женщина, известнейший ученый, просившая не называть ее имени, работающая хранителем одного музея в Приволжском округе, рассказала мне: "Когда я пять лет назад заступила на эту должность, то увидела, что около 40 процентов фондов просто отсутствует. Даже не подменено - их просто нет. Воровство шло уже лет 30, а система контроля была такова, что этого никто не замечал".
Злорадствовать по этому поводу, естественно, не с руки. Как и обвинять музейных работников в дремучести, как это делают некоторые публицисты. Люди, работающие в музеях, - подвижники, но, увы, подвижники сохранились среди пенсионеров, которым уже некуда идти. И которым вряд ли под силу освоить цифровой фотоаппарат (если им кто-то его даст), или догадаться, что фонды музея можно выставить на интернет-сайт, дабы любой антиквар мог посмотреть и убедиться, что ему предлагают краденое.
Упомянув слово "Интернет", мы затронули огромную болезненную тему. Является ли такая форма, как публичное экспонирование фондов в Сети, панацеей от хищений? Многие на Западе, где проблема ограблений стоит не менее остро, чем у нас, уверены, что да. Зайдите на сайт Лувра и вы найдете там изображение абсолютно всех экспонатов, которые есть в запасниках и которые никто и никогда не увидит вживую. В Лувре уверены, что таким образом из рук грабителей выбит существенный козырь - возможность продать краденое как "найденную на бабушкином чердаке" вещь. Аналогичные сайты существуют у ряда других западных музеев. Особенно активно на них выставляются "мелкие" предметы, например, монеты. Известны случаи, когда по международным интернет-рассылкам антикваров (на одну из которых интереса ради был подписан и автор этих строк) распространялись точные параметры украденного не только из государственных музеев, но и из частных коллекций, вместе с фотографиями, естественно. Насколько мне известно, в одном таком случае рассылка действительно выбила у грабителя почву из-под ног, и он был взят полицией где-то в Нью-Йорке. Но так бывает далеко не всегда. И далеко не все даже западные музеи, хотя и имеют материальную возможность реализовать любой интернет-проект, идут на это. Почему?
- Фотофиксация необходима прежде всего для внутренней учетной документации, - говорит заведующая кафедрой музеологии факультета истории искусства РГГУ, эксперт Международного совета музеев Аннэта Сундиева. - Как и размещение в Интернете отдельных экспонатов с рекламными целями. Но нельзя давать избыточную информацию. Размещение в Интернете - палка о двух концах. С одной стороны - публичность, но с другой... Крупные кражи осуществляются международными преступными группировками под конкретный заказ. И фотографии на сайте могут давать в руки преступников ориентиры, что именно надо "брать". Особенно если речь идет о не самых известных музеях "глубинки", чьи собрания еще не введены в широкий научный оборот, а помещения не оснащены современными средствами охраны.
Недостатки, присущие интернет-демонстрированию, отсутствуют у другого метода. На предметы можно наносить совершенно незаметные метки, которые однозначно помогают их идентифицировать. Но...
- В России есть изобретатели, которые не раз предлагали чиновникам подобные технологии, - сетует г-жа Сундиева. - Это дорого, но не баснословно дорого. Однако чиновники отказались, таможенникам эти технологии тоже не понравились. А музеи между тем активно выставляют свои коллекции за рубежом. Напрашивающиеся выводы даже не хочется формулировать.
Хуже всего, что выхода из этой ситуации не видно в принципе. Когда я спросил у г-жи Сундиевой о реформе бюджетных учреждений и превращении их в автономные, она выразилась чрезвычайно резко:
- Это - кошмар для музеев. Выйдет так, что музеи все равно не смогут ничем распоряжаться, но будут за все отвечать. Безусловно, это шаг к сокращению музейной сети и к распродаже коллекций.
Тем не менее надо что-то делать, и руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой считает, что "все музеи России нуждаются в современных фондохранилищах". Однако на латание самых зияющих дыр музеям необходимо дополнительно 9,5 миллиарда рублей в год, а это, по словам г-на Швыдкого, "еще один бюджет".