Гроссфестшпильхаус (Большой зал), открывающий парадный ряд фестивальных зданий на улице Хофшталгассе, поставил на своей сцене три оперы из юбилейного проекта "Моцарт-22", и все выбранные для этого зала названия оказались проверенной моцартовской классикой, давно осевшей в фонде Зальцбургского фестиваля. Это "Cosi fan tutte" в постановке Урсулы и Карла-Эрнста Херрманов (продукция 2004 года), прошедший серией с 3 по 23 августа, "Дон Жуан" Мартина Кушея (подновленный исполнительским составом спектакль 2002 года) и свежая премьера "Волшебной флейты" - топовой моцартовской оперы, 36-й раз по счету появляющейся в афише Зальцбургского фестиваля. Достаточно сказать, что предыдущая премьера "Флейты" состоялась в 2005 году и была подготовлена тандемом Риккардо Мути, Грэмом Виком и Паулем Брауном. Из прежнего состава в новую "Флейту" перекочевали только Мути и знаменитый бас Рене Папе в роли Зарастро, а также Венский филармонический оркестр, занятый во всех трех спектаклях, идущих в моцартовском проекте на сцене Гроссфестшпильхауса.
Поставленные в финальной части афиши встык два венских шедевра Моцарта "Дон Жуан" и "Флейта" оказались неким слепком, по которому можно определить зальцбургскую тенденцию времен Петера Ружички. "Дон Жуан" был премьерой первого сезона его управления фестивалем, "Волшебная флейта" - последней.
"Дон Жуан", потрясший публику в 2002 году не только свежим вокалом Анны Нетребко, дебютировавшей в партии Донны Анны на Зальцбургской сцене, но и плотской откровенностью жуановского мира, населенного энергичными, откровенными в своих желаниях мужчинами и полуголыми женскими массовками, выставляющими напоказ свои целлюлитные прелести, до сих пор сохранил дух раскованной, гедонистической игры, ведущей эстетический отсчет от итальянской комедии del arte. И в новом составе, где Нетребко в партии Анны сменила немецкое сопрано Кристиан Шафер, а Командора вместо Курта Мола поет теперь Роберт Ллойд, ничто не нарушилось в системе спектакля, который был выстроен Мартином Кушеем как прямой путь, ведущий неразборчивый свободный дух к вершине, находящейся по ту сторону жизни. Кушеевские линии спектакля чисты, даже финальное моралите, воспринимающееся сегодня исключительно как надсадная дань эстетической традиции эпохи Моцарта, Кушею удалось превратить в логичную эпитафию Жуану, дух которого навеки соединился с уродливыми голыми старухами, брызжущими темной кровью из впалых ртов. И хотя спектакль не прогонялся на фестивале уже два года, ясность его смыслов, отточенность и откровенность каждого жеста и эмоций героев остались неизменной частью его прежнего художественного успеха. А в прежний состав с Томасом Хэмпсоном в партии Дон Жуана, Ильдебрандо Д'Арканджелло - Лепореллло и Мелани Динер в партии Эльвиры легко вписались и Кристиан Шафер с Робертом Ллойдом. Новый маэстро спектакля Даниэль Хардинг, сменивший у пульта Николауса Арнонкура, выдал чистейшее звучание партитуры, лишенное безвкусных выпуклостей и несоразмерных эмоций.
Новая же премьера "Волшебной флейты" оказалась в совершенно ином ранге, настроившись на легкое шоу для потребителей, приходящих в Фестивальный дворец послушать Моцарта и достойно провести светский вечер. Именно для публики, неторопливо заполняющей улицу Хофшталгассе за час, а то и за полтора до начала спектакля, чтобы успеть оценить необъятные вечерние туалеты дам с тянущимися по лестницам длинными шлейфами и пышными кантри-юбками, для публики, безмятежно прогуливающейся с бокалами вина вдоль гассе и рассуждающей о Моцарте в стилистике светской беседы, публики, не жалеющей оплачивать целые серии спектаклей по цене в сотни евро, и создана новая "Флейта", наполненная наивными и веселыми персонажами, словно вышедшими из журналов детских картинок. Если уж актуализировать тематику простецкого зингшпиля, минуя сложные масонские навороты сюжета, то зачем напрягать сознание глубокомысленными концепциями, мыслями о предсмертной моцартовской истории, сложными сплетениями жанров внутри оперы. Пьер Ауди и Карел Аппель построили спектакль как анимационное приключение Тамино и Памины, которые путешествуют среди аляповатых скал, пластилиновых цветов, попадают в разные передряги и наконец венчаются "братьями по разуму" у подножия детской пирамидки в обстановке общего апофеоза. Царица ночи - Диана Дамрау выглядит здесь не инфернальным персонажем, олицетворяющим царство тьмы, а шикарной особой, мешающей всем спокойно жить. Моностатос - арап из петрушечного балагана с жирным животом, в юбке и на каблуках, комически "разводит" Памину на любовь, падая плашмя на ее хрупкое тело, а потом танцует, точнее, колышется с группой товарищей в папуасских юбках под звуки волшебных колокольчиков (хореография Мина Танаки). Вся эта кутерьма с катающимся на пластмассовом автомобиле Папагено (Кристиан Герхаер), папуасами, жрецами и летающими на игрушечном аэроплане отроками заканчивается помпезной сценой согласия, где все герои, включая не свалившуюся в тартарары Царицу Ночи, застывают под звуки моцартовской музыки и вспышки огненного фейерверка при полном одобрении зала Фестшпильхауса. Чему способствует действительно великолепный музыкальный уровень спектакля. Может, интендант Ружичка и проявляет свой опыт, когда говорит, что нет смысла ударять по публике неприятными смыслами. Деньги действительно предпочитают платить за удовольствие. И если принять эту точку зрения, - а финансовые успехи фестиваля в последние годы укрепляются, - то эстетические тенденции зальцбургского фестиваля выглядят проблемными.