Поделиться
Социологи утверждают, что мы стали злее, черствее. Что с нами произошло? Сегодня на этот и другие вопросы отвечает писатель, советник президента РФ по вопросам амнистии и помилования Анатолий Приставкин. После этого интервью Анатолий Игнатьевич подарил нашему корреспонденту свою книгу с надписью: "В память о нашей беседе на тему забытого слова - жалость. Будем жалеть друг друга".
Анатолий Приставкин | Вы знаете, наш народ (по легендам, такой добрый, гуманный и сердобольный) на самом деле открылся мне в этом кабинете. Я сюда пришел в 1992 году, сел за этот стол, открыл первые папки, и началось мое новое отношение к великому русскому народу. Я вдруг понял, что он невероятно жесток.
РГ | В чем это выражается?
Приставкин | Через нашу комиссию в год проходило до 6 тысяч уголовных дел. Этот поток уголовных дел для нас был совершенно нов: одно дело - сидеть на даче и вычитывать в газетах, как кто-то кого-то убил, а другое дело - читать по 200 дел, где больше половины убийств... Мы столкнулись с так называемой бытовухой, на Западе, кстати, такого типа преступления практически нет. Бытовуха - типично российское явление, которое случается по пьянке и от бездуховности...
РГ | Да, но если вспомнить классиков, то с прошлых столетий, в общем-то, ничего не изменилось. Вспомнить хотя бы "Нравы Растеряевой улицы" Успенского, разве ничего этого не было?
Приставкин | Да, было. И Чехова можно вспомнить. Когда он решил ехать на Сахалин, прочел около 170 книг и статей о проблемах жизни заключенных, вышедших за последние годы. Сколько вы сегодня можете назвать книг о заключенных и где они? Даже о моей книге о заключенных и не только ("Долина смертной тени". - Прим. авт.) никто не слышал, хотя она прошла огромным тиражом. Значит, тогда общество волновалось по этому поводу. Чехов, приехав на Сахалин, удивился, что там нет тюрем. Там была всего одна женщина в тюрьме - Сонька Золотая Ручка, которая столько раз бежала, что ее все-таки там заперли. А сейчас миллион сидящих. Что с ними будет завтра? Я посетил СИЗО для молодых преступников. Сидят пацаны, недоростки, у них убогое развитие, некоторые азбуки не знают (а им больше 14 лет). Что они совершили? Пятеро из шести отобрали мобильники у таких же пацанов. И мы их сразу в кутузку, они по 2 месяца ожидают суда, и им грозит по 2 - 3 года. А что делают немцы в этом случае (я очень ориентируюсь на немецкую и французскую практику)? Они, имея ювенальную юстицию, берегут психологию подростка, потому что точно уверены, что если он даже на несколько дней пересечет порог тюрьмы,то выйдет оттуда совсем другим человеком. Они беспокоятся. А мы что? Нам бы скорее засунуть в кутузку! Это жестокость по отношению к самим себе и к нашему будущему.
РГ | Но любой обыватель вам скажет: "Заслужил - получил".
Приставкин | Что заслужил?
РГ | Но он же украл!
Приставкин | Да нет же, немецкие мальчики тоже пойдут под суд. Но кто будет судья? Заседатели? Это будут бывшие учителя или люди, связанные с педагогикой. Мы о ювенальной юстиции не слышали, не знаем и не хотим знать. Элла Памфилова подавала несколько раз предложения на эту тему, я перевел все материалы по французской ювенальной юстиции, послал депутатам - никакой реакции.
РГ | А к студентам, которые устроили взрыв на Черкизовском, вы как относитесь?
Приставкин | Они нам мстят. За наше невнимание. За нашу глупость. За наше телевидение. У меня проходит дело - два мальчика в деревне, надев чулки на лица, ворвались к бабке и потребовали золото и драгоценности. У бабки было рублей 100 на похороны, огурцы и картошка, она им отдала. Откуда у них эти чулки и представления о драгоценностях? Из того самого телевизора. Преступление - это не то, что вы читаете в газетах. Основные преступления творятся за закрытыми дверями дома, в бытовых условиях. По пьянке у нас убивают 15 тысяч женщин. Женщины мстят тем же самым - убивают мужей. Происходит какой-то апокалипсис на наших глазах, только мы его не видим. И не хотим его видеть, вот в чем дело. Мы живем с закрытыми глазами и не хотим знать, что рядом происходит. Мы лучше просидим три часа перед сериалами, чем поможем кому-то. Вы вот сравниваете со временем Глеба Успенского, а я сейчас читаю записки замечательного русского путешественника Павла Апполоновича Ровинского, который, вернувшись из Америки, занялся тем, что "возглавил земледельческую колонию для малолетних преступников под Петербургом, в которой пытался наладить особую систему воспитания и реабилитации детей, оказавшихся на улице". Вы сейчас много таких Ровинских найдете? Помогать - святая обязанность нормального человека. При Успенском богатые люди содержали приюты, помогали заключенным. Один из моих любимых героев - доктор Гааз (Фридрих Иосиф Гааз), член Московского тюремного комитета, главный врач московских тюрем, для которого заключенный был не изгоем общества, а человеком, попавшим в беду. Он добился, чтобы от кандалов освобождали стариков и больных, открыл тюремную больницу и школу для детей арестантов. Все его сбережения ушли на благотворительность. На могиле доктора Гааза высечен девиз, которому он следовал всю жизнь: "Спешите делать добро!" - Прим. авт.).
Что мы сейчас знаем о докторе Гаазе? Ничего. При советской власти о нем не было ни одной публикации. Когда он умирал, его не на что было похоронить: он все отдал заключенным. Где сейчас эти докторы Гаазы? Нет морального уровня, который бы создавал ту напряженность в обществе, которая бы давала нам возможность немножечко будоражить свою совесть и говорить: "Черт возьми, что-то не так, я не так живу".
РГ | Что же с нами произошло?
Приставкин | А-а, вы хотите от меня такого философского ответа... Я сам задаю себе этот вопрос, моя книга ради этого написана. Понимаете, во-первых, давайте отринем ту легенду о нас, которую мы сами о себе создали, что мы самый добрый народ. Во-вторых, давайте посмотрим, что с этим народом делали, как его деформировали. Недавно я читал, как Ельцин, выступая в Латвии, сказал, уберите слово "русские оккупанты", это неправда, потому что советская власть оккупировала и вас, и русский народ тоже. Это очень интересная мысль. Оккупированный народ был лишен духовной жизни, народ-полураб. Горький предупреждал, когда описывал пьянства в Петербурге, расстрелы непрерывные и прочее в "Несвоевременных мыслях", что над Россией проводят испытания. Мы только вынырнули из них. Вынырнули и пытаемся оглянуться. И в это время очень важны лица, люди, голоса. В советское время было слово "маяк" (ткачиха-маяк, сталевар-маяк, правда вот, Лихачев-маяк не было). Так вот, сейчас нужны эти духовные маяки, а они все исчезли. Идет погоня за наживой, погоня за выживанием. Кстати, обратите внимание, если кому-то очень нужно помочь, помогают не миллионеры, а простые люди. Значит, все-таки в людях это живое начало осталось. Знаете, что в конституции немецкой в первых строках написано - приоритет человека перед государством. Где вы у нас видели такой приоритет? Что бы могло человека возродить? Я не верю ни в какие призывы, это может сделать только культура.