Здесь сошлись три вещи: престиж и традиции серии "ЖЗЛ", имя Бродского и имя автора книги. Сошлись в неожиданном, но идеальном порядке.
Ничего удивительного нет в том, что Лев Лосев, один из самых близких друзей поэта в период эмиграции, написал о нем книгу. Лосевым уже написано множество комментариев к стихам Бродского, он знает его жизнь не понаслышке и как свидетель, и от самого героя книги. Наконец, Лев Лосев - сам блестящий поэт и не менее блестящий эссеист, который своим критическим стилем (в том числе, как ни странно, и в стихах) напоминает о лучших традициях русской эмигрантской литературы.
Ничего нет удивительного и в том, что серия "Жизнь замечательных людей" решила опубликовать книгу о Бродском, то есть ввести неуютного поэта в синклит "замечательных", куда в последнее время попадают лица весьма широкого диапазона - от Владимира Ленина до Джона Леннона. "ЖЗЛ" и выпускающее серию издательство "Молодая гвардия" сделали принципиальную ставку на самое масштабное развитие серии, которой уже, страшно сказать, более 100 лет, если отсчитывать ее начало от издателя Павленкова, а не от Максима Горького, возобновившего серию после революции. И это правильно, потому что издатели сегодня должны быть "крутыми", искать неожиданные ходы на книжном рынке и решаться на смелые поступки.
Удивительно, собственно, только то, что формат старой серии выдержал имена Бродского и Лосева. Причем выдержал легко, без напряжения. Книга Лосева вошла в нее как по маслу. При том, что книга довольно необычная.
Во-первых, Лев Лосев с первых страниц объявляет Бродского гением. Зачем? Кто считает его гением, тот и считает, а кто не считает, того не переубедишь. Но для Лосева этот ход важный и, видимо, главный для всей книги. Объявив Бродского гением, он спокойно пишет его "литературную биографию", не отвлекаясь на биографические мелочи, вроде ленинградских интриг или нью-йоркских склок. Даже о любви-ревности Бродского к художнице Марине Басмановой и страшном "любовном треугольнике" с ленинградским бывшим другом поэта Дмитрием Бобышевым Лосев пишет сухо и скупо, уделяя гораздо больше места судебному процессу над Бродским и его жизни в ссылке на севере России.
Другое дело, что Лосев есть Лосев, и те, кто читал его прежде, знают, насколько он способен быть провокативен. Само понимание Лосевым слова "гений" спорно. "Оно, - пишет Лосев, - имеет вполне конкретное значение, связанное с однокоренным словом "генетика". Усиленная по сравнению с нормой витальность благодаря редкой комбинации генетического материала проявляется во всем - в глубине переживаний, силе воображения, харизматичности и даже физиологически, в ускорении процессов взросления и старения".
И даже причину ранней (сравнительно) смерти Бродского он обозначает весьма точно и просто, чтобы сомнений не оставалось. "...Пил Бродский, по крайней мере, по меркам соотечественников, умеренно, но злоупотреблял крепким кофе и, что было особенно пагубно, много курил. На мой вопрос, можно ли назвать одну главную причину смерти Бродского, лечивший его известный нью-йоркский кардиолог, не задумываясь, ответил: "Курение".