Поделиться
Российская газета: Почему вы выбрали для своего концерта романсы?
Наталья Загоринская: Хотелось сделать камерную программу. Долго выбирали, думали о Шостаковиче, но ему посвящен отдельный концерт. И остановились на русском романсе - ничего роднее в музыке я не знаю.
РГ: Вы из музыкальной семьи?
Загоринская: Отец и мама - пианисты, брат - виолончелист. Соседи нашу квартиру называли консерваторией: от нас вечно слышны были рояль и пианино, брат играл на виолончели, и собака под все это постоянно выла. Хорошо, что это первый этаж, и страдал в основном подвал.
РГ: Когда вы поняли, что у вас голос?
Загоринская: Родители говорят, что я сначала запела и только потом заговорила.
РГ: А где впервые вышли на сцену?
Загоринская: В Оперной студии. Первая крупная партия - Графини из "Свадьбы Фигаро" Моцарта.
РГ: Какой оперный спектакль вы увидели впервые в жизни?
Загоринская: "Руслан и Людмила" в Большом. Но я к тому времени уже была опытной певицей: пела в школьном хоре, мультики озвучивала.
РГ: Мультики?!!
Загоринская: "Каникулы в Простоквашино" - там есть песенка, и я ее пою.
РГ: А как вы попали в "Простоквашино"?
Загоринская: В первом классе нашей школы собрали тех, кто более или менее хорошо поет, и повели на студию. Я была солисткой. До сих пор, когда эту картину передают по телевизору, моя дочка слушает и смеется. Потом, уже в 6-м классе, записали пластинку со школьным оркестром и хором. Так что в профессию я входила стремительно. И тут один студент посоветовал маме, чтобы она повела меня прослушаться к Евгению Нестеренко - он был профессором Московской консерватории. Я пришла и спела "Тоску". Он сказал: "Надо обязательно поступать. Окончите школу и приходите".
РГ: Как вы оказались в "Геликон-опере"?
Загоринская: Ее руководитель Дмитрий Александрович Бертман заглянул к нам на "Иоланту", я пела заглавную партию. И зашел за кулисы: "Приходите в наш театр, у нас интересно".
РГ: И он вас не обманул? Действительно интересно?
Загоринская: Очень.
РГ: С каких партий началась здесь ваша карьера?
Загоринская: Я пела в "Мавре", в "Блудном сыне" Дебюсси, в "Маддалене" Прокофьева, позже - в "Средстве Макропулоса" Яначека...
РГ: Большинство певиц в ответ на такой вопрос назовут Татьяну, Аиду и другие хрестоматийные партии, а у вас такая экзотика - она больше нигде у нас и не идет.
Загоринская: Но это же здорово! И еще мы сделали "Человеческий голос", монооперу Пуленка, - сама эта перспектива просто завораживала! Мне очень нравится, что репертуар в нашем театре постоянно обновляется. Теперь моя любимая партия - в "Сибири" Джордано.
РГ: Ваш театр объездил чуть ли не весь мир. Там вы поете в многотысячных залах - это труднее, чем в камерном пространстве "Геликона"?
Загоринская: Что вы, большая сцена - это всегда лучше! Ты вообще ничего не видишь из-за света, зрители далеко-далеко, и ощущение какой-то бесконечности. Как в полете.
РГ: Сейчас "Геликон" вступает в фазу реконструкции и строительства, для большинства театров мучительную. Какие у вас чувства в связи с этим?
Загоринская: Я знаю, что у нас в стране такие вещи всегда проходят трудно, и стараюсь об этом не думать. Надо говорить себе: все будет хорошо! Мы сюда вернемся, это должно произойти - и все тут!
РГ: У вас появится большой зал с нормальной сценой - сохранится ли атмосфера театральной семьи?
Загоринская: Это зависит только от людей. И даже от одного человека, который задает этот тон. Окружает себя людьми, которые ему импонируют. И возникает эта атмосфера любви. И так везде, куда бы мы ни приезжали, - в большом здании, в малом, все равно. Когда наш театр создавался, многие о нем говорили со скепсисом: "Где ты работаешь? Где-где?!" И я обижалась. Потому что уже знала, какой это театр! Сейчас все изменилось: люди к нам стремятся, спрашивают: а можно мне прослушаться? У нас какая-то аура существует - как светящийся шар. Она в человеке - причем здесь стены! А знаете, мне уже два раза снился наш новый театр!
РГ: Правда? Ну и каков он?
Загоринская: Не скажу.
РГ: И в этом сне вы в нем пели?
Загоринская: Нет, но ходила по его незнакомым коридорам, по сцене... Только об этом пока лучше не говорить...
РГ: Вам приходится петь на многих языках мира - вы ими владеете?
Загоринская: Я склонности к языкам в себе не замечала, но когда пою, понимаю. Перевожу, выстраиваю смысл роли. Это очень важно - понимать, что поешь. Чтобы не брать дыхание посреди слова.
РГ: В "Геликоне" спектакли ставятся "на вас", или приходилось вводиться в готовые роли?
Загоринская: Раньше ставили на конкретную солистку, и я пела практически во всех спектаклях. А теперь в театре очень много сопрано, и на каждую партию есть 4-5 исполнительниц.
РГ: А что, в вашем театре нет актерской ревности? У вас не толкаются локтями?
Загоринская: Может, ревность и есть - не знаю. Я в этом отношении человек пассивный. Ставят меня на спектакль - пою, не ставят - дома сижу, в РАТИ преподаю, ничего страшного. Хотя все равно нужно держать себя в форме и доказывать, что ты - можешь. Доказывать даже не свою способность спеть, а - неравнодушие, интерес к роли.
РГ: У вас не появлялась мысль уйти в какой-нибудь другой театр?
Загоринская: Нет. Люблю стабильность.
РГ: Каждый раз, когда я прихожу к вам в "Геликон", у меня редчайшее чувство, что здесь все друг друга любят.
Загоринская: Так и есть. Наш театр уникален: все относятся друг к другу по-доброму.