Поделиться
Собрание сочинений Ивана Бунина выходит редкостным для сегодняшних дней тиражом в 5000 экземпляров, причем издано уже 12 томов.
На подходе - тринадцатый. Кстати, издательство решило выпустить еще два дополнительных тома - 14-й и 15-й.
И это не случайно. По ходу работы над собранием, которое опекает губернатор Омской области Леонид Полежаев, обнаруживаются все новые материалы, связанные с жизнью и творчеством Ивана Алексеевича. Интерес к собранию растет буквально на глазах, потому что оно воистину уникально: столь полного Бунина до сих пор не издавали ни у нас, ни за рубежом.
Даже сам Александр Твардовский, первым провозгласивший с трибуны писательского съезда, состоявшегося после смерти Сталина, что "Бунин по времени последний из классиков русской литературы, чей опыт мы не имеем права забывать", когда дело дошло до практического воплощения этого тезиса в жизнь, все-таки в силу объективных обстоятельств не смог в редактируемом им собрании сочинений Бунина в 9 томах (1965 г.) преодолеть все препятствия. И наши соотечественники до последнего времени были лишены возможности познакомиться в бунинских собраниях не только с "Окаянными днями", но и со многими другими произведениями и тем более письмами классика, без которых невозможно представить всю масштабность творчества первого русского лауреата Нобелевской премии, уникальность его таланта и редкостное богатство души.
В этом убеждает и только что выпущенный "Воскресеньем" 12-й том, в котором, в частности, впервые в России опубликована переписка Ивана Алексеевича и архимандрита Киприана (в миру Константин Эдуардович Керн), охватывающая период с 1940 по 1948 гг. Она открывает писателя с новой, незнакомой, можно даже сказать, с потаенной стороны.
Собеседник Бунина архимандрит Киприан был сыном ректора Санкт-Петербургского лесного института. Родился в Туле в 1899 году. Умер в Париже от воспаления легких в 1960 году. Высшее образование получил в эмиграции в Белграде. После окончания юридического и богословского факультетов преподавал в духовной семинарии в Битоле. Затем два года возглавлял Русскую духовную миссию в Иерусалиме. С 1936 года, переехав в Париж, работал в Богословском институте. Всю жизнь был большим почитателем Бунина.
"Эта переписка, как было замечено Никитой Струве и другими специалистами и в чем я убедился сам, приоткрывает область религиозных исканий писателя в последние годы его жизни, - написал в предисловии к изданию митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир. - Не секрет ведь, что в отличие от своей благочестивейшей жены Бунин был относительно далек от церкви, пребывая в сомнениях чаще, чем в вере, был замучен страхом смерти как конечного уничтожения. Но из писем мы видим, что этот громокипящий, бескомпромиссный человек душой потянулся к Богу, к религиозным уверениям, молился, искал ответа на свои мучительные страхи именно у Господа.
И, на мой взгляд, правы редакторы "Воскресенья", заметив в таком прозрении мастера удивительное совпадение с последними годами жизни и прозрением Александра Пушкина".
Представляем вам одно из писем И.А. Бунина архимандриту Киприану.
31.7.44.
Grasse, A.M.
Дорогой Отец Киприан,
Письма ходят теперь из Парижа к нам иногда недели две, но все же Ваше письмо от 7 июля получил уже давно - простите же, что отвечаю так поздно: слаб последнее время чрезвычайно - и телом, и умом, и волей. Нынче - может быть, от мистраля - чувствую себя немного бодрее и вот пишу Вам наконец, чтобы сказать, что мне было особенно радостно Ваше письмо: "сочиненьица мои все еще занимают меня", как говорил Петрарка в старости в своем "Заальпийском уединении", и мне было очень радостно, что моя книга о Толстом Вас заинтересовала и понравилась Вам - сердечно благодарю, что Вы мне это сказали. В общем, она не имела успеха, а меж тем думаю, что есть в самом деле кое-что в ней (наряду со многим слишком упрощенным для русского образованного человека, что объясняется тем, что писал я ее для иностранцев). Все еще не теряю надежды встретиться с Вами - счастлив буду тогда поговорить с Вами подробно не только о ней, но и о многом, многом, связанном с нею - о том, что последние годы меня мучит особенно в виду близкого конца моего. Пока скажу только кое-что. Не могу, например, согласиться с Вами о том, что параллели с Буддой кажутся Вам "искусственными" - разве не жаждал Толстой, совершенно так же, как Будда, "освободиться от тела"? Не согласен также и насчет Достоевского - насчет "колоссальности, глубины, мощи" этого бесовски сильного в своей истеричности фразера - чудесно говорил о нем тот же Толстой Страхову: "Вы были жертвой ложного, фальшивого отношения к Достоевскому - не вами, но всеми преувеличенного его значения, преувеличения по шаблону, возведения его в пророки и святые". Конечно, это был человек совершенно замечательный, но, Боже, до чего же несносен в общем, даже просто нестерпимо скучен, - кто прочитал десять страниц, тому уж нечего читать двадцать томов его - все заранее известно, все одно и то же и уж все такое головное, свирепо назойливое и часто поистине смехотворное по выдумке! Но Бог с ним, - он требует большого разговора. Одно еще скажу о нем: Вы совершенно правы, говоря, что Толстой "в чем-то ближе к Богу и христианству, чем Достоевский", только, простите, напрасно смягчаете свою мысль словом "в чем-то". Но, повторяю, оставим его. Ужасно счастлив был узнать, что мы с Вами почти земляки, что Ваши родители были дружны с Толстыми, что они жили в деревне, что и Вы "с трепетом" ездили в Ясную Поляну, как я в Хамовники... Что до того, что Вы пишете дальше - "о подходе Толстого к смерти, о его чувстве смерти", о понимании его загробной жизни и так далее - это мне особенно бесконечно важно, но письменно я даже и касаться не могу этого и откладываю этот страшный разговор опять-таки до нашей встречи. Мне все кажется, что к концу осени уже можно будет приехать в Париж: Бог, как сказано в Псалмах, уже в полной мере "напоил нас вином изумления". Молю Его, чтобы Он сохранил Вас, - постоянно беспокоимся о Вас чрезвычайно, очень, очень опасен Ваш квартал, каждый день молюсь Божьей Матери, чтобы и нас спасла Она, - стало и у нас тут очень тревожно. От всей души обнимаю Вас и прошу Ваших молитв о нас.
Ваш И. Бунин.