Поделиться
Кшиштоф Пендерецкий - композитор польского музыкального авангарда, автор новой звуковой эстетики. Его обвиняли в формотворчестве, в "культе шумов", "антихудожественных приемах"... Оркестры отказывались исполнять его произведения, объясняя это нежеланием "ломать инструменты". Международная известность пришла к Пендерецкому в 1960-м, когда был исполнен "Плач по жертвам Хиросимы", сочинение для 52 струнных инструментов, отмеченное мощной выразительностью и яркими динамическими контрастами. Ныне Пендерецкий - Почетный член королевских музыкальных обществ в Лондоне и Стокгольме. Профессор 17 ведущих вузов мира, обладатель "Гремми"... Единственный в мире композитор, удостоенный титула "самый великий из живущих".
Российская газета | Пан профессор, откройте секрет, как вам удалось выстоять под обвалом критики, где черпали силы для творчества, когда оркестры объявляли забастовки?
Кшиштоф Пендерецкий | Ну не так уж много их было, таких забастовок. Ну, в Швеции, Польше, Италии... В первый раз моя музыка исполнялась в России в 1966 году. Это был "Плач по жертвам Хиросимы". Думаю, что "Плач" выбрали по идеологическим соображениям. Но зато после концерта мне досталось за формализм по полной программе. Чтобы выстоять, надо верить самому себе, в то, что ты делаешь. Я никогда не изменял музыке, как бы меня ни били. Разумеется, с годами моя музыка менялась, как меняется все в этой жизни. Произведения, написанные пять лет назад, отличаются от написанного десятью годами раньше. Именно поэтому мы говорим о раннем Шостаковиче или позднем Малере.
РГ | Творчество других композиторов занимает в вашей концертной деятельности не меньше места, чем собственные произведения. Чем вы руководствуетесь при выборе программ своих выступлений?
Пендерецкий | Долгие годы я работаю приглашенным дирижером в оркестре Гамбурга, в Китайском филармоническом оркестре. Моя аудитория - это люди, которые слушают не только современную, но и классическую музыку. Я очень ценю Шостаковича. Он мне близок по духу. Он основоположник музыки нового поколения. Сегодня его произведения звучат, как нечто обычное, но полсотни лет назад, когда я только начинал, его музыка была авангардом. Он будоражил умы. В том числе и мой. Переломным для меня был 1965 год. Концерт в Ленинграде, на котором Евгений Мравинский дирижировал Шостаковича. С той поры Шостакович стал моим фаворитом, я очень часто исполняю его произведения. У меня много и других любимых композиторов. Чайковский, Шуберт, Мендельсон, конечно же, Бетховен, Малер, Сибелиус. И этот список можно продолжить. Тот же Дворжак. Почему свою музыку играю реже? Потому что слышу ее изнутри предостаточно. Я выбираю музыку, которая мне близка, и композиторов, у которых я учусь. Без таких гигантов, как Чайковский, Шостакович, Прокофьев, современная музыка просто немыслима. Это столпы симфонизма.
РГ | У вас очень плотный график, бесконечные гастроли, концерты. Когда вы находите время для создания новых произведений?
Пендерецкий | Жизнь, спланированная по дням на годы вперед, нелегка. Это правда, но режим не позволяет лениться. Конечно, я стараюсь работать, когда нет концертов. Всегда планирую неделю или пять дней для творчества. Но это именно чтобы написать произведение. Обычно работаю сразу над несколькими произведениями. Начинаю четыре-пять, но заканчиваю чаще одно. Возможно, когда-нибудь и до тех недописанных дойдут руки. У меня много таких наметок, которые только начаты. Вероятно, они должны отлежаться. Иногда даже бывает приятно к ним вернуться. Как будто вернулся в то время. Мозги нельзя отключить, как электрическую лампочку, как компьютер. Музыка везде, она звучит вокруг нас.
РГ | Бывают ли у вас озарения, чтобы вот так с ходу взять и написать?
Пендерецкий | Конечно, бывает, но это короткие произведения на пять-шесть минут. Большое произведение, как ребенок, вынашивается месяцами. С ходу можно написать тему, но это лишь зачатие. А дальше долгий кропотливый труд. Это как парк посадить. Одно, даже самое красивое, дерево - это еще не парк.
РГ | Кстати, о парке. В польской прессе пишут о вашем увлечении дендрологией. О чудесном парке, что вы создаете своими руками. Это что, отдушина от творчества или энергетическая подпитка?
Пендерецкий | Работа дендролога сродни творчеству композитора. Как музыкант представляет звучание каждого инструмента, каждой ноты, так и садовник должен видеть не отдельное дерево, а то, как будет выглядеть парк через 50 - 100 лет. Хороший парк, как и хорошая музыка, живет дольше его создателя. Мои парк и музыку роднит архитектура творчества. Мне не интересно писать короткие опусы, меня это гнетет, утомляет. Я пишу большие произведения. Так и сад. Это мое произведение, где я создатель. Мой сад - мое вдохновение. Хочу, посажу тот куст или другой. Я так и музыку пишу. Не с начала, а с середины. Потом она обрастает деталями, появляется развитие. Главное, видеть, к чему ты стремишься, знать, куда идти. Хотя иногда в процессе работы все может измениться. На то оно и творчество.
Недавно в честь рождения первой внучки я посадил аллею молодых дубов. Надеюсь, лет через 70 моя внучка, гуляя по этой уютной и тенистой аллее, вспомнит своего деда (лицо маэстро озаряется улыбкой, и он становится похож на Санта-Клауса. - Прим. авт.). Я люблю писать дома за большим столом. Встать с утра пораньше вместе с солнышком. Летом и в шесть, и в пять часов. Когда сад за окном просыпается и наполняется звуками. Когда птицы поют, и пишется лучше. Своему парку я посвятил 8-ю симфонию. Это, пожалуй, самое романтическое из моих творений. Хотя иногда пишу и в дороге, в самолете. Мои коллеги в прошлые века тоже писали в дилижансах. Я не работаю на компьютере, мой оркестр в моей голове.
РГ | А что у вас сейчас в работе?
Пендерецкий | Начал работать над циклом песен на стихи Сергея Есенина для баритона с оркестром. Там будет большое соло для баяна. Этот инструмент незаслуженно забыт. Произведений для него, кроме российских авторов, никто не пишет. Когда-то я был бунтарем, но это было другое время. Тогда я даже создал новый музыкальный инструмент - тубофон. Но сегодня я не вижу смысла в экспериментах с электронными музыкальными инструментами. Полсотни лет назад я пришел к убеждению, что в оркестре достаточно инструментов для творческого самовыражения. Надо уметь ими пользоваться. А самый совершенный инструмент - человеческий голос.
РГ | Нередко в прессе вас называют композитором "на заказ".
Пендерецкий | Не вижу в этом ничего предосудительного. Все композиторы писали на заказ. И Моцарт, и Бетховен. Бах был обязан писать ежедневно. Таковы были условия контракта. Другое дело, что не всякую просьбу я возьмусь выполнять. Если это мне интересно, с большим удовольствием. Мэр Иерусалима спросил меня, не смогу ли я написать какое-то произведение к 3000-летию города. Заказы тогда получили сразу несколько композиторов. Для оратории я взял канонические тексты из Ветхого завета. Большая часть текста - псалмы Давида. Эти слова были написаны в Иерусалиме, говорят о нем, прославляют его. Так появились на свет "Семь врат Иерусалима". Но я нередко говорю заказчикам "нет". Это мое право. Сочинение симфонии - вопрос времени. Я стараюсь не вести плановое сочинение музыки. Но как быть, если заказы поступают со всех концов света?
Никогда не знаешь, когда тебя посетит вдохновение. Но знаю точно, работа идет лучше, когда рядом две мои помощницы. Это моя жена, она мне и друг, и муза. И моя внучка, которой всего шесть лет, но ее присутствие в доме очень благоприятно сказывается на творчестве. Работы у меня еще много - лет на 15-20, хочу, например, написать оперу для детей. Еще задумал написать "Страсти по Иоанну", но это не будет каноническим прочтением Ветхого Завета. Это будет бунтарская версия, диалог Иешуа и Пилата из "Мастера и Маргариты" и фрагменты из "Братьев Карамазовых" Достоевского. Это трудное сочинение - потребуются годы. И боюсь, что после этого двери костелов закроются для меня.
А вообще с годами я заметил за собой такую особенность. Чем старше становлюсь, тем больше люблю камерную музыку. Это музыка для самого себя - такая домашняя музыка. Наша семья уже заплатила богине Музыки всю необходимую дань. Потому даже рад, что мои дети не пошли по моим стопам. Я не хочу, чтобы они распинали себя всю жизнь на кресте, получая удары плетьми... Создание музыки - это радость и мука. И трудно сказать, чего больше.
РГ | В вашем творчестве большое место занимает тема веры. В то же время вы сторонник экуменизма, объединения конфессий? Много лет назад, когда вы говорили об этом, над вами посмеивались. Но несколько дней назад, выступая в Стамбуле, Папа Римский Бенедикт XVI практически повторил ту же мысль. Вы верите в возможность объединения?
Пендерецкий | Я вырос в католической среде, и, следовательно, моя творческая деятельность так или иначе связана с верой. В "Семи вратах Иерусалима" главной стала тема воскрешения Христа, которая для нас, христиан, является основополагающей. Или видение Страшного суда. Почему назвал "врата Иерусалима"? В тексте говорится о том, что врата города открыты для каждого. Всегда, днем и ночью. Для меня это образ мира. Тогда, в середине 1990-х, я писал с надеждой, что на землю Иерусалима придет мир. Сегодня это скорее мечта, чем надежда.
Христианство едино по своей сути. Это большая трагедия человечества, что оно расколото. Ведь Бог един. Догматы меняются - вера остается. Вслушайтесь в музыку: орган в католическом храме и хор в православной церкви говорят об одном и том же: душе человека и его стремлении к справедливости и Богу. Но я верю, что они объединятся, не сегодня, так через тысячу лет. Жизнь не заканчивается вместе с нами. Время исправить историческую ошибку есть.