Поделиться
Обозначив жанр как "чтение", молодой театр точно передал и форму работы над материалом, и характер воплощения текста. Композиция рождалась именно из долгого совместного чтения, когда каждый из артистов вместе с режиссером Яковом Рубиным проживал жизнь не только своего, но и всех остальных персонажей, пытался услышать полифоническое звучание романа, "присвоить" его идеи. В результате получился спектакль, не похожий ни на одно из предыдущих воплощений великого текста.
В "Осколках", собственно, нет ни самого преступления, ни его расследования. Среди персонажей - ни Порфирия Петровича, ни старухи-процентщицы. Однако преступление есть - оно в катастрофическом сознании героя, в его полубредовом существовании, когда другие персонажи возникают перед его взором будто бы с другой стороны окружающей его замкнутой сферы. В исполнении 23-летнего Александра Соколова Раскольников - свидетель гибели мира, которая уже состоялась. Почти безумный, с прозрачными, обращенными внутрь себя глазами юноша уже осознал содеянное как преступление против себя, но мысль о существовании и милосердии Бога он мучительно обретает на глазах зрителей. Обретает благодаря тем, кто прорывается в его ад.
Крошечная сценическая площадка стеснена зрительскими стульями. В четырех "углах" - четыре дощатые двери - вертикально установленные щиты, сбитые из досок, на которых актеры рисуют символы, вокруг которых будет вестись речь: лошадку из сна Раскольникова, человечков - детей мал мала меньше, которых будет судорожно целовать Мармеладов, женщину-жертву - невинно убиенную Лизавету, паука с воткнутым в центр круга топором. Актеры существуют распахнуто, театрально-ярко - буквально среди зрителей, при этом удивительным образом не фальшивя ни на йоту. В центре - дощатый же четыреху-гольный помост, напоминающий сдвинутые банные полки. Тесно, как в бане, про которую говорит Свидригайлов - Всеволод Чубенко, человек уже успокоившийся - конченый, страшный, но чрезвычайно обаятельный, сильный, объемный - любить умевший. Каждый актер, кроме А. Соколова, играет по две роли. Чубенко является и в образе гораздо более сладострастного, чем злодей Свидригайлов, Мармеладова - в нательном белье, жениной нелепой шали и с наполеоновской треуголкой, тулья которой напоминает ушанку...
Ирина Джапакова - обезумевшая, впавшая в предсмертную экзальтацию Катерина Ивановна и трогательная, всепрощающая Пульхерия Александровна. Юная Ольга Федотовская - Дуня, гордая красавица с огромными глазами и благородной балетной "выправкой", и "вечная" Сонечка - простодушная, окающая, девочка-пигалица в стоптанных ботфортах и коротенькой кружевной юбчонке. Именно с чтения про воскрешение Лазаря действие спектакля из "осколков", отдельных монологов, картинок вдруг начинает складываться в единое целое, а герой начинает путь к людям и к Богу, к тому, что встанет на колени перед народом на площади и покается.
То, что актеры - ровесники героев, придает действию какую-то отчаянную актуальность. Классический текст отзеркаливает в современность.
Главным же пафосом этой исповеди на миру становится спасение, ставшее возможным благодаря Женщине - страдалице, невинной жертве, несущей в себе любовь и муку за любимого, протягивающей ему руку. Когда Раскольников может наконец обнять свою мать, когда в финале Сонечка протягивает ему крест, свершается великое спасение, освещающее и наш сегодняшний день.