Поделиться
Таковым - сверхэлегантным - даже в домашнем интерьере Регимантас Адомайтис остается и по сей день. Что совсем не мешает ему играть сейчас в театре сильно "возрастные" роли: человека, оказавшегося по воле сына в доме престарелых; или же пожилого Казанову, последние дни своей жизни работающего библиотекарем...
В доме Регимантаса Адомайтиса, расположенном в самом престижном районе Вильнюса, мы говорим о феномене литовского театра, славящегося во всем мире; о четырех литовских артистах Будрайтис-Банионис-Масюлис-Адомайтис, без которых невозможно представить себе советский кинематограф. О неминуемой старости, которая не признает национальностей и не щадит ни гениев, ни простых смертных; и о семейных ценностях, не меняющихся ни при каких общественных строях, порядках и властях.
Российская газета | Господин Адомайтис, какой самый дорогой подарок в жизни вы получали? Какой сделали бы самому себе?
Регимантас Адомайтис | Здоровья хотелось бы попросить - моим близким, друзьям и мне самому. Если кто-то может его дарить... Таких недугов, с которыми я не мог бы справиться, нет, но как долго это продлится? Что же касается самого дорогого, что я уже от жизни получил, - это то, что моя жена подарила мне моих троих сыновей.
РГ | А сколько у вас внуков?
Адомайтис | Четверо. И все - от старшего сына.
РГ | Вы хороший дедушка?
Адомайтис | Плохой - мы видимся очень редко, они живут в Клайпеде. Все-таки 300 километров от Вильнюса. Для Литвы это огромное расстояние. Для вас - раз плюнуть, а для нас, провинциалов...
РГ | Какая у вас хорошая, размеренная жизнь...
Адомайтис | По сравнению с Москвой - да. Я бы не смог у вас жить. Такое движение, шум, беготня, везде народ. У нас гораздо спокойнее и тише. От театра до дома я иногда пешком хожу. Очень удобно.
РГ | Как собираетесь справлять юбилей?
Адомайтис | Будет домашний праздник. Соберется небольшой круг друзей, приедут дети. Сейчас вокруг столько суеты, что устраивать большое торжество я не хочу. Вынуждать других людей приходить - зачем? Почитайте меня, перечисляйте мои заслуги, вспоминайте роли... Честное слово, мне это не нужно. Сейчас больше задумываешься не о том, что лучше, а что хуже сделано. Работа как работа - трудишься, как любой другой человек, как слесарь или как земледелец. А если и был какой-то смысл, то он заключался именно в том, что я становился участником определенного явления, влияющего на театральные или общественные процессы. Это имело значение, а не то, как я замечательно сыграл там какую-то роль. Актеров много талантливых. И театров много...
Невозможная встреча
РГ | Сейчас в Малом театре Вильнюса вы играете спектакль "Встреча" по Паулю Барцу, в котором диалог ведут Бах и Гендель, в жизни никогда не встречавшиеся друг с другом...
Адомайтис | Я играю Генделя, Банионис - Баха. Они жили в одно и то же время, но не были знакомы, только драматург их свел. Это два типа художников. Один, который живет только своим творчеством, у своего органа, и ему не важно, что вокруг шумят дети, жена мелодию напевает, он весь в музыке - это Бах. И Гендель, для которого музыка как бы средство, чтобы его почитали, приглашали короли, чтобы были деньги, успех. Хотя он тоже очень талантлив, но его все время гложет зависть, и он хочет разгадать загадку гениальности Баха. Мы говорим, что ответ очень прост. Как у Станиславского записано: если думаешь о театре, забудь о деньгах.
РГ | У вас получается жить только в искусстве?
Адомайтис | Сейчас деньги стали очень важны. Но театр всегда будет нищенствовать. Он и раньше-то не был особенно избалован.
РГ | Но у молодых литовских артистов есть какие-то перспективы?
Адомайтис | Есть, только им самим надо серьезней относиться к своей профессии. Не бегать по телевизионным шоу, сериалам - это все пена от искусства.
О статусе и свободе
РГ | Скоро исполнится сорок лет, как вы играете в Вильнюсском национальном академическом драмтеатре. Почему вы ушли из его постоянной труппы?
Адомайтис | Я несколько раз уходил. Вначале потому, что театр стал мне чужим. Мой режиссер Генрикас Вансявичюс, которому я обязан всем в профессии, ушел на пенсию. Во второй раз - потому, что вышло постановление, по которому, если ты работаешь, то лишаешься пенсии. Позже признали, что оно было антиконституционным, и все восстановили, а тогда я подумал: зачем терять деньги? Зачем быть постоянно привязанным, когда можно быть свободным?
РГ | Когда вы официально вышли на пенсию, какое было состояние - жизнь остановилась или, наоборот, только началась и можно позволить себе наконец-то что хочется делать?
Адомайтис | Ни первое, ни второе - я ушел на пенсию, но все равно продолжаю играть спектакли и сейчас даже больше занят, чем раньше, когда еще не был пенсионером. Для меня как бы ничего не изменилось, кроме статуса. Работаю на авторских договорах, и я себя еще не совсем списал. Вы правы в том смысле, что сейчас я больше могу делать то, что мне интересно, что мне нравится. Я уже гораздо свободнее и могу выбирать. Но все равно не произошло то, как я предполагал: уйду на пенсию, о хлебе насущном думать не надо будет, стану на печке лежать и переключать ногой каналы телевизора. Такого не случилось. Может, времени чуть больше стало, но не настолько, чтобы валяться в безделье. Я сейчас занят в спектаклях четырех театров. В Национальном, в Малом театре, у Коршуноваса играю, стою с алебардой, и еще в одном, как его называют, Летучем театре. Жизнь продолжается. Думал, что с Римасом Туминасом (режиссером, художественным руководителем Вильнюсского Малого театра. - Прим. ред.) мы сделаем последний спектакль, и все, закрываю шкатулку. Но сейчас опять мысль появилась о новой постановке.
Последняя луна
РГ | В вашей последней премьере - спектакле "Последняя луна" Вильнюсского Малого театра - ваш персонаж ведет диалог с умершей женой. Перед тем как сын отправит его в дом престарелых...
Адомайтис | Жена там воображаемая, но на сцене она присутствует как живая, но немножко отстраненная. Сын должен вернуться с работы и отвезти отца в дом престарелых. Старик ждет, к нему в его мыслях приходит умершая жена, ругает его, что он не попросил сына оставить его дома.
РГ | Когда вы работали над ролью, наблюдали за стариками, копировали их манеры?
Адомайтис | Да мне не надо уже ничего играть! Семьдесят стукнуло.
РГ | Но 70 вам не дашь.
Адомайтис | Это другой вопрос - диеты, зарядки... Но все равно мне не надо искусственно старить себя - я сам уже в возрасте, достаточно подходящем для данного сюжета. Я давно искал такую пьесу, где можно ничего не играть. И я ее нашел - столь созвучны оказались сейчас мои собственные мысли, взгляды на жизнь, на людей. Но в театре все равно надо найти поворот, какой-то ракурс, чтобы не прямо выходить к зрителям: добрый вечер, я Адомайтис, живу сейчас вот так, смотрите, если хотите, на мою теперешнюю жизнь...
РГ | Ваш персонаж обвиняет сына или находит ему оправдание?
Адомайтис | Он издевается над сыном, не откровенно и нагло, а несколько иронично и иногда зло. Сын приходит и спрашивает: "Что же ты еще не собрал вещи?" "А я ждал тебя, хотел, чтобы ты проверил, все ли туда разрешается брать. Ремень можно? Или они там боятся, чтобы кто не повесился?" Такие шпильки... Жена в его мыслях говорит: "Ты понимаешь, что там будет, в этом доме престарелых?" "Да, понимаю, но я не хочу об этом ни думать, ни говорить". Он не такой несчастный старик, которого сразу жаль. Ничего подобного. Еще неизвестно, кто бедный и кто несчастный. И кто должен рыдать. А он еще борец, он не сломлен. Это не трагедия. Но во второй части иронии у него уже немного остается. Он рассказывает про звуки, которые он слышит в этом доме. Это только кажется, что здесь тихо, но на самом деле все время стоит неприятный гул, шарканье и шлепанье от домашних тапочек... Все старики ходят в тапочках, потому что сапоги носить, заносится грязь со двора, не разрешается. А ночью в канализационных трубах начинают петь души умерших здесь стариков...
РГ | Вы хотели бы поставить спектакль как режиссер?
Адомайтис | Никогда. Это совсем другая профессия. А я руководить не умею. Это не соответствие моему нутру. А актеру надо оставаться наивным ребенком на всю жизнь.
РГ | Как это сохранить? Счастливые те люди, у которых это получается.
Адомайтис | Специально сделать это невозможно. Потому что все равно взрослеешь, стареешь, не скажу, что умнеешь, - может быть, как раз только глупеешь. Но когда профессия соответствует твоему внутреннему складу, когда тебе по душе ближе не навязывать свою волю другому, а, наоборот, отдаваться - режиссеру, автору (что более свойственно женскому характеру), тогда шансы у актера есть большие.
Игры для взрослых
РГ | Другой ваш персонаж - состарившийся Казанова. По характеру такой же колоритный человек?
Адомайтис | Он уже старый, никому не нужный. Один граф приютил его, дал работу в своей библиотеке. И там над ним все издеваются. Он пробует рассказать им про свои любовные приключения, но люди не верят. То в чай подмешают слабительного, то туалет забьют досками. Он уже боится что-либо кушать, от всех бежит. Но одной служанке становится жаль его. И между ними постепенно завязываются довольно симпатичные отношения. Она слушает по вечерам его истории, обоюдная симпатия растет. Но когда они почти уже идут на сближение - он умирает.
РГ | До или после?
Адомайтис | До. Но это опять же не трагедия. Мы в шутку делали этот спектакль. Довольно интересно увидеть себя в костюме Казановы, не примеряя образ на себя всерьез. Раньше я старался в любую роль вживаться. Но чем дальше, тем больше убеждаюсь, что всегда надо роль держать на определенном расстоянии, не идентифицируя себя с персонажем. Иначе это может быть клиника, весьма опасная для здоровья. Всегда, даже во время игры, надо держать расстояние со своим героем.
РГ | А людей вам всегда удается держать на дистанции? Вы спокойно можете ходить по улицам Вильнюса?
Адомайтис | Вот в Москве меня иногда узнают. А у нас никто на артистов не обращает внимания.
РГ | Это потому, что интеллигентные и не хотят мешать?
Адомайтис | Я не думаю, что это какая-то особая вежливость. Скорее следствие того, что мы все знаем друг друга. И у нас, как в семье, когда каждый день общаешься, перестаешь воспринимать это как какое-то экстренное событие. В Москве народ немножко другой - более непосредственный, открытый в выражении своих эмоций. Однажды мы с Банионисом шли по Арбату, всю дорогу слышали шепот вокруг: "Ой, Банионис, Банионис! А с ним - Адомайтис, кажется?" Его узнают сразу, в мое лицо вглядываются. А у нас в Вильнюсе - ходи сколько хочешь. Каждый день тебя видят. В Вильнюсе ведь и миллиона зрителей не наберется. Это маленький провинциальный городок, если брать в российских масштабах.
РГ | Из таких знаковых для нашего кинематографа литовских актеров, как Будрайтис, Банионис, Масюлис, с кем вы более близки?
Адомайтис | Из тех, кого вы перечислили, чаще всего я сейчас общаюсь с Банионисом - мы в одном спектакле вместе играем. С Масюлисом дружеские отношения, но он живет в Каунасе. С Будрайтисом тоже, но, к сожалению, видимся редко - он работает в Москве атташе по культуре. С Будратисом мы, можно сказать, вечные соперники - такие роли нам предлагали. Мы могли бы ненавидеть друг друга или завидовать, но между нами этого нет, у нас очень хорошие отношения.
РГ | И, стало быть, табель о рангах и расчет на первых-вторых для вас совсем неактуален. А как лично вы относились к собственным титулам самого сексуального и элегантного актера Литвы?
Адомайтис | Насчет сексуального - я в первый раз слышу.
РГ | Можно сказать, официальная информация - опрос проводился одним из самых уважаемых российских журналов.
Адомайтис | Это ничего общего с нашим делом не имеет, конечно. Разве что льстит немного самолюбию. Гораздо приятнее было получать звание заслуженного, народного артиста СССР и Литвы. Хотя сейчас у нас нет никаких званий.
РГ | Куда же они исчезли?
Адомайтис | Не знаю, сейчас в программах и на афишах их не пишут. У нас никто теперь ни народный, ни заслуженный. В Беларуси, я знаю, звания сохранились. И я горжусь, что был народным артистом СССР, но сейчас это нигде не употребляю.
Что же касается вновь выдуманных титулов "самого элегантного"... Я и моя жена смотрим на это как на какие-то игры взрослых людей, светского общества. Надо что-то придумывать, и находят такие жертвы, как я, называют их "элегантными". Но это все ерунда. Это только на сторонний взгляд жизнь актера - это бесконечные цветы, сплошные овации, награждения и поклонники. Я когда еще только в душе мечтал о театре и смотрел фильмы, тоже всегда завидовал этим артистам. А потом понял, что прежде всего это работа, работа и работа. Бывают иногда праздники, но такие кратковременные! Они так быстро кончаются, а все остальное - только нервы, работа и пот. Мы же никогда не отдыхаем. С женой мы, по-моему, ни разу в отпуск не ездили. Иногда она приезжала ко мне на съемки, когда они проходили, например, в Ялте, и для нее, может быть, там и получался небольшой отдых, но для меня это все равно была работа. А так, чтобы полежать на пляже, на море вдвоем, ничего не делая... Такого не помню, да мне это и неинтересно. Ну день, два могу выдержать, но не больше.
Вот так и живем. Так и жизнь прошла, так и состарились. И хорошо. Все было прекрасно. И ни о чем не надо жалеть.