В Большом театре прошел "Вечер американской хореографии"
Баланчин любил рассказывать, что свою "Серенаду" он составил из подсмотренного в балетном классе: опоздания на урок, бег, простые движения, случайные падения... То есть хотел объяснить, что "стихи растут из сора". Однако эти обычные балетные ситуации он, безусловно, опоэтизировал. В мажорно-меланхолической грезе Чайковского - в Серенаде для струнного оркестра Баланчин услышал циклическое движение жизни, представив элегическую картину из главной темы своего творчества "любовь и жизнь женщины". Стая женщин-птиц или русалок в длинных голубоватых тюниках, как бы пробуждаясь ото сна, ладонью вытянутой руки отстраненно защищаются от ласк восходящего солнца, пытаясь удержать ускользающее ощущение тепла ночной неги. Здесь много лейтмотивных ассоциаций с белым актом "Жизели". Только баланчинские "виллисы" родом не из лунно-могильного миража, а из туманных миражей утренней зари. Силуэты с красивыми движениями рук, с наклоненным корпусом ткут ажурные узоры из венчиков лилий. Мужчина на их пути - голубой принц из сказки, идеальная оправа, подчеркивающая красоту их облика. Есть тут и драматическая коллизия - на смену увядающей красоте и обольстительности зрелости приходит юное дыхание весны. Покинутая женщина (Светлана Захарова) бездыханной Одеттой склоняется ниц на сцене, а молодая женщина (Наталия Осипова блестяще танцует яркую, самоуверенную, ни с чем не считающуюся молодость) словно пытается увести мужчину.
Неоклассику Баланчина труппа Большого танцует не впервые. Это балет на пальцах, что более всего любят артисты Большого. Поэтому неудивительно, что технических проблем тут нет. Дело в другом: посылают ли артисты какой-нибудь "мессидж" зрителю? Кажется, танцовщицы безразличны и к поэзии, и к переливам чувств. Да и оркестр исполняет Чайковского формально - не вдохновишься, а для Баланчина музыка - первое: ею должны подпитываться и проникаться прекрасные создания.
Следующий балет "Вечера" - Misericordes ("Милосердные"), поставленный Кристофером Уилдоном, рождался в сотворчестве: впервые эксклюзивно на артистов Большого ставил западный хореограф. Получился высококачественный "евростандарт". И хотя у артистов еще есть проблемы с "бесшовным" исполнением новой хореографии, танцуют они вдохновенно. Опус Уилдона - пронизанная туманным сумраком фреска, вынутая из непостижимых недр подсознания. Ансамбль из девяти солистов медитирует под музыку Арво Пярта. Ее ритуальные звучания в ритме паваны будто созданы для голливудского блокбастера о мраке Средневековья, о кельтском мистицизме или о хрониках короля Артура. В вишнево-фиолетовой палитре спектакля с мрачной режиссурой света ощущается ретродух атмосферы английского балета прошлого века. Рефлексирующий персонаж (Дмитрий Гуданов) традиционен для балетной сцены. Он родом из мира сумеречного подсознания или сновидений и грез: от сомнамбулических ночных променадов Гамлета или призрака его отца до опиумных фантазмов Солора. Классический романтик-одиночка в обрамлении четырех пар будто населяет свой микрокосмос ожившими образами-воспоминаниями. Тут и зыбкость чувств, и испаряющаяся страстность былых альянсов, и вероломность возлюбленных. Герой как бы со стороны видит ожившие стопкадры утраченного времени. Он пытается вскрыть код своей судьбы - все бренно, все суета, "все проходит"...
Балет "В комнате наверху" Твайлы Тарп на музыку Филипа Гласса - драйвирующая, дансантная ода к радости. Танцовщики будто дурачатся, овеваемые виртуальным морским ветром, дающим ощущение полной свободы. Сменив балетные туфли на кроссовки и надев спортивные красные майки, артисты импровизируют в танце, с головой погружаясь в восторг чувств и оргию нервов.
Такой балет мог родиться лишь в век скоростей: 40 минут непрерывного, азартного танца в бешеном темпе. Невозможно поверить, что это исполняют артисты Большого театра. И хотя к концу балета кто-то совсем выдохся, заплетаются ноги и нет сил, никто не "сходит с дистанции" этого изнурительного марафона. Украшение балета - Наталия Осипова и Андрей Меркурьев. Осипова - "перпетуум-мобиле" Большого театра: современна, танцует легко и раскованно, заводит зал. У Меркурьева же оказался "абсолютный слух" на современную пластику. Вечер по-американски Большому театру явно удался.