Поделиться
" Из показаний Германа Бернштейна, журналиста, трижды посетившего Россию в 1917 и 1918 годах:
Сенатор Нельсон | Одним из актов правительства Керенского было помилование всех уголовных преступников и политических ссыльных и эмигрантов?
М-р Бернштейн | Не всех преступников, но всех политических ссыльных и эмигрантов.
Сенатор Нельсон | Но также и многих преступников?
М-р Бернштейн | Видите ли, в это время было очень трудно разобрать, кого сослали или выслали по причинам политическим, а кого - по уголовным. Когда Керенский стал министром юстиции, он издал указ, освобождавший политических ссыльных и заключенных в Сибири. Многие уголовные заявили, что они - политические и они были пропущены в Россию [из-за границы или выпущены из Сибири].
Сенатор Нельсон | И эти возвращающиеся оказались одним из элементов, из которого большевики вербовали свои силы; стали частью красной армии?
М-р Бернштейн | Совершенно верно. Нужно иметь в виду, что красной армии очень хорошо платят. Они платят каждому вступающему, и платят за каждый взятый город. Много безработных вступило в красную армию, потому что в ней платят больше, чем где-либо в России теперь.
Сенатор Нельсон | Освобождение заключенных и разрешение на въезд эмигрантам было одним из источников силы, которая подорвала Временное Правительство?
М-р Бернштейн | Да. Я думаю, что если бы политическим эмигрантам разрешили бы вернуться через год или два после революции, после того, как правительство бы стабилизировалось, Россия была бы теперь демократической страной с хорошо организованным правительством.
"Из показаний американского предпринимателя, имя которого при издании стенографического отчета заменено прочерком. Провел в России 23 года. Выехал из России поздней осенью 1917 года, через Харбин и Японию:
Свидетель | <...> Что касается условий для ведения промышленного дела до большевистской революции, начиная с марта 1917 г., то мы столкнулись с тем, что появилось множество [quite a few] так называемых американцев, которые вернулись в Россию немедленно после революции. Они начали прибывать в апреле 1917 г.
Сенатор Нельсон | Что это были за люди? Это были люди, жившие здесь?
Свидетель | Жившие в этой стране [США].
Сенатор Нельсон | Они были евреями?
Свидетель | Многие из них были евреями. То есть евреями по расе, неславянами, и они все время являлись к нам обсуждать всевозможные трудовые условия: часы работы, ставки - и весьма многие из них говорили по-английски. <...>
Сенатор Оверман | Вы полагаете, большевизм пришел из этой страны [США]?
Свидетель | Нет, я так не думаю; отчасти - да; но в течение многих лет была русская революционная колония в Женеве; были такие же колонии в Лондоне и Париже, и также в этой стране, в Чикаго, Нью-Йорке и очень возможно, что и в других городах. <...>
Сенатор Нельсон | Они открыли двери для всех находившихся в Сибири преступников?
Свидетель | Да, и большое число большевистских вождей - это не только люди, вернувшиеся из Америки, но также вернувшиеся из трущоб Whitechapel а в Англии, из Латинского квартала в Париже, и с тропинок и глухих улиц Женевы. Когда люди из этих стран прибыли в Россию, их ряды пополнились тучами преступников, освобожденных в Сибири и из тюрем в центральной России. Первое, что сделали эти преступники, освободившись - они разгромили полицейские участки и уничтожили архивы. После того они могли бесстрашно выступать как политические мученики, не боясь разоблачения; в действительности же они были головорезами, убийцами, фальшивомонетчиками, профессиональными преступниками. <...> Один из свидетелей сегодня упомянул имя Петерса (глава Петроградской комиссии ЧК. - А. С.). Я осведомлен из заслуживающих доверия источников, что Петерс <...> жил в Лондоне, и вы, господа, несомненно, припомните происшествие, случившееся несколько лет назад в Уайт Чэпел, я думаю, на улице Сидней, где в доме была осаждена банда опасных анархистов. Насколько я припоминаю, операцией по захвату руководил Уинстон Черчилль. Петерс был в этой толпе, а теперь этот человек наделен властью распоряжаться жизнью и смертью достойных элементов России.
"Из показаний Григория Мартюшина, избранного в Учредительное Собрание от крестьян Казани. Покинул Россию 2 ноября 1918 года:
М-р Мартюшин | <...> Большинство на Всероссийском Совете Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов выступило за передачу всей власти Учредительному Собранию в конце декабря 1918 года <...> Большевики созвали Учредительное Собрание 5 января. Но когда большевики увидели, что они набрали только четверть голосов в Собрании, они разогнали его.
Сенатор Нельсон | Они разогнали его?
М-р Мартюшин | Совет Народных Комиссаров, без согласия и даже не запросив согласия Всероссийского Совета, издал декрет о закрытии Учредительного Собрания. <...> Только уже закрыв Учредительное Собрание, они сообщили о своих действиях во Всероссийский Совет, прося утвердить их действия. Еще до того они разогнали советы крестьян, где большинство было за Учредительное Собрание. <...>
Сенатор Оверман | Что делают возвращающиеся из армии солдаты и крестьяне со своим вооружением и боеприпасами?
М-р Мартюшин | Небольшую часть оружия они унесли с собой. Например, в моей деревне есть около 20 винтовок.
Сенатор Оверман | Были ли со стороны большевиков попытки разоружить крестьян?
М-р Мартюшин | <...> В некоторых случаях это происходило, и большевики забирали у крестьян оружие. <...> Боеприпасов у крестьян было очень мало.
Сенатор Нельсон | Были ли большевистские власти замешаны в отбирании зерна у крестьян?
М-р Мартюшин | Да. Но весной прошлого года им не удалось конфисковать много, по той простой причине, что крестьяне оказывали сопротивление. Тогда большевики снарядили особую армию рабочих, вооружив их винтовками и прокламациями. Эта армия была создана специально для реквизиции зерна у крестьян.
Сенатор Нельсон | Они сформировали армию из пролетариев и вооружили их, чтобы отправить к крестьянам и отобрать зерно?
М-р Мартюшин | Да. В это время в России уже не оставалось дворян, не было крупных землевладельцев из аристократии, и все зерно принадлежало крестьянам. Когда прокламации не оказывали действия, в ход пускались винтовки.
"Из показаний мисс Луизы Брянт и журналиста Джона Рида, прославившегося книгой о русской революции "Десять дней, которые потрясли мир". Поскольку они отказались присягать на библии, их свидетельства были выслушаны после принесения "секулярной" присяги:
Майор Хьюмс | Вы присутствовали при роспуске Учредительного Собрания?
Мисс Брянт | Да, я присутствовала при роспуске Учредительного Собрания. <...>
Сенатор Кинг | Были ли там какие-нибудь вооруженные силы, кроме этих двух матросов [Железняка и вошедшего с ним]?
Мисс Брянт | Да, вокруг дворца были охранники. Петроград был на военном положении.
Сенатор Кинг | Это были большевико-гвардейцы?
Мисс Брянт | Да, латышские стрелки.
Джон Рид | <...> Съезд Советов должен был начаться 7 ноября. <...> Зная, что петроградский гарнизон был весь за большевиков, правительство Керенского распорядилось вывести его из города, невзирая на мнение солдатских комитетов. Гарнизон не хотел уходить, не получив гарантий, что на его место придут другие части, составленные из солдат, которым может быть доверена охрана революции. Борьба между Временным правительством и представлявшим петроградский гарнизон Военно-Революционным Комитетом стала очень напряженной; и в конце разрешилась открытым столкновением. ВРК заявил, что он отказывается подчиняться Временному правительству, пока представители ВРК не будут введены в Генеральный штаб. Ночью 4 ноября правительство Керенского послало генерала в Смольный институт сообщить, что требование ВРК будет удовлетворено; но потом генерал Маниковский в 2 часа утра своей волей отменил предложение Керенского. Следующим вечером Керенский послал войсковые части, чтобы закрыть большевистские газеты, и отдал приказ об аресте советских вождей. На следующий день, конечно, гарнизон собрался вокруг совета, и этой ночью павловский полк, несший дежурство в Генеральном штабе, подслушал, как командование составляло план по окружению Смольного института и разгону советов. Павловский полк решил, что он должен взять управление положением в свои руки, и полковой комитет решил арестовать министров. Они арестовали их и привезли в Смольный институт, но заседавшие в Смольном большевики сказали: "Мы не хотим никаких арестов. Это преждевременно. Никто нам ничего еще не сделал" - и распорядились освободить министров. В 6 утра ВРК получил решительные, неоспоримые доказательства, что ордера на арест Ленина, Троцкого и других уже выданы, и из Смольного отправили подразделения гарнизона для захвата всех главных точек в городе. Этой же ночью начался Съезд Советов, решивший взять власть <...>
"Из показаний д-ра Джорджа А. Симонса, пастора методистской церкви в Нью-Йорке. С осени 1907 по 6 октября 1918 года Симонс находился в России в качестве настоятеля методистской церкви в Петрограде:
Сенатор Нельсон | Где вы находились, когда произошла революция Ленина и Троцкого, в ноябре 1917?
М-р Симонс | Я был в Петрограде.
Сенатор Нельсон | Можете ли вы нам рассказать, как это произошло?
М-р Симонс | Это длинная история. Чтобы изобразить происходившее, нужны часы.
Сенатор Нельсон | Обрисуйте нам.
М-р Симонс | Я могу только сказать, что в воздухе зрел самый дьявольский терроризм. <...> Я одевался снова и снова как русский рабочий, надевал русскую рубашку, которая свисает почти до колен, надевал фетровую шляпу с широкими опущенными полями и никелевые очки, так что моя сестра говорила, что я выглядел, как большевик. Я выходил на улицу, и я ходил среди этих людей и слушал их разговоры. Я заходил в казармы. Я хотел собрать как можно больше сведений, ибо я собирался писать книгу. Я чувствовал, что творится история, и я верил в Россию, я любил Россию, но я не верил во все это дело, и я хотел посмотреть, что оно сделает России, в которой я собирался жить.
Сенатор Кинг | Что вы можете сказать о голоде, о его степени среди буржуазии и высших классов?
М-р Симонс | У них была система, делящая все население на четыре класса. Они называли их "категориями". <...> Первой категорией был класс чернорабочих. Они составляли, если угодно, аристократию пролетариата. Затем шла вторая категория, служащие учреждений и магазинов. Затем третья, включавшая специалистов, учителей, докторов, адвокатов, священников, художников, певцов и т.д. Я принадлежал к этой категории, как пастор. Затем шла четвертая - владельцев собственности и капиталистов. Третья и четвертая категория, они писали об этом открыто в большевистской прессе и прокламациях, и говорили в речах, должна была быть задушена голодом, выморена. <...> В своей категории, мне полагалось на месяц хлеба - восьмую часть фунта [50 гр.]; и то же - моей сестре. С нашей главной дьяконицей обращались таким же образом. Мы занимались благотворительной деятельностью, но это все не имело значения - и то, что мы пытались доставить продовольствие в Россию, и то, что они знали, что мы передавали телеграфные сообщения, и все подобное - для них не имело никакого значения. Мы просто были в этой категории. Мы были назначены к голодной смерти. <...>
Сенатор Кинг | Отчего они так настроены против христианства? Большевики - они атеисты, рационалисты или антихристиане?
М-р Симонс | Мой опыт жизни под большевистским режимом говорит мне, что большевистская религия не только абсолютно антирелигиозна, атеистична, но имеет целью сделать всякую религиозную деятельность невозможной, как только они достигнут своей цели. Был митинг, не могу немедленно назвать дату, где-то в августе 1918 года <...>, в большом зале, конфискованном у YMCA (Содружество Молодых Христиан, американская христианская миссия в Петрограде. - А. С.), род религиозного диспута. Главными ораторами были Луначарский, комиссар народного образования, как его называли, и Шпицберг, комиссар пропаганды большевизма. Оба они говорили то же, что говорит Эмма Голдман (основательница анархистского движения в США. - А. С.). Я просматривал ее писания, и меня поразила та же самая линия нападок на религию, христианство и так называемые религиозные организации. <...> Луначарский и Шпицберг говорили то же самое. Вот один из тезисов: "Все, что есть плохого в мире, бедность и страдание - в основном из-за предрассудка, будто есть Бог".
"Из показаний Роберта Ф. Леонарда. Находился в России в качестве сотрудника миссии YMCA и работал среди русских солдат на фронте. Позднее стал вице-консулом США и был арестован ЧК в Царицыне по подозрению в причастности к заговору с целью свергнуть в городе советское правительство. Выехал из Петрограда 16 ноября 1918 года:
Сенатор Оверман | Вас арестовали солдаты?
М-р Леонард | С комиссаром и вооруженным охранником.
Сенатор Уолкотт | Что означает слово "комиссар"? Каков его эквивалент в английском языке?
М-р Леонард | Эквивалента нет. Сначала этот термин означал любого человека, имеющего правительственные полномочия - от советского правительства. Они пытались сократить использование этого слова, оставить его только для узкого круга лиц, составляющих высший совет, но безуспешно. Каждый, имеющий правительственные полномочия в чем-либо - комиссар. <...> Нас держали шесть недель, и только благодаря бельгийцу, который жил в этом городе и увидел нас через окно, ушло сообщение в Москву, к нашему консулу, м-ру Пуле. Консул обратился к Чичерину, их министру иностранных дел, который отправил, как нам стало известно, по меньшей мере, две телеграммы в эту чрезвычайную комиссию. Может быть, больше. Он требовал освободить нас, если нет доказательств, а если есть - отправить в Москву. Они задержали телеграммы в Царицыне, и только когда датский вице-консул приехал забирать французскую колонию, 50 человек, французский вице-консул был извещен о нас, и он устроил скандал, и сказал, что мы под его защитой, и он забрал нас в Москву. Мы были в Москве примерно 3 недели. <...>
Сенатор Оверман | Как вы выбрались?
М-р Леонард | Все эти месяцы шла борьба между большевистским правительством и чрезвычайной комиссией. Чрезвычайная комиссия была создана центральным большевистским правительством, но она попыталась присвоить себе всю власть, и объявила, что она не подлежит контролю, не подотчетна кому-либо. Они сражались по этому вопросу, должна ли комиссия быть независимой, шесть недель или два месяца. Министерство внутренних дел требовало, чтобы комиссия ему подчинялась, и что если комиссия откажется подчиняться приказам, то ее нужно превратить в отдельный комиссариат с собственным народным комиссаром. Чрезвычайная комиссия отвергала это.
Местные советы были против чрезвычайной комиссии, потому что она имела штаб в Москве, а отделения - в каждом городе, и комиссары приезжали в город, где они не знали положения, не знали никого, не знали даже большевиков, и начинали производить следствия, арестовывая, кого хотели. Советы требовали, чтобы чрезвычайная комиссия была поставлена под контроль советов; и они также требовали, чтобы перед тем как казнить человека, чрезвычайная комиссия уведомляла совет, и совет мог требовать задержки казни. Но комиссия отказалась рассматривать эти предложения, и, как я сказал, когда нас держали в тюрьме в Царицыне, большевистский министр иностранных дел, Чичерин, требовал телеграфом нашего освобождения, а они его игнорировали.
В камере с нами сидела большевистская комиссия, посланная исследовать возможности поставки нефти с Кавказа - в России был нефтяной голод. Во главе этой комиссии был человек, отвечавший за распределение нефти в России. Нефтяная промышленность была национализирована, и он ею руководил. Его помощником был человек, прикрепленный как эксперт от комиссариата путей сообщения. В Царицыне комиссия была арестована. Глава этой комиссии, Макровский, не поладил с крупными большевиками в городе, и они арестовали всю комиссию. Через два дня после того, как они их арестовали, они расстреляли Алексеева, железнодорожного советника, и его двух сыновей. А еще через три дня они получили телеграмму от Ленина - подписанную "Троцкий, от имени Ленина" [Trotsky by Lenin] - требующую, чтобы Макровский и Алексеев были немедленно отправлены в Москву. Что он [Ленин] знает их и ручается за них, и требует, чтобы их освободили. Они уже расстреляли Алексеева и они держали Макровского еще 3 или 4 недели, просто игнорируя приказ Ленина. И так шла борьба между правительством и чрезвычайной комиссией. В конце концов, правительство победило, и когда оно победило, нас освободили. <...>
Сенатор Оверман | Рассказал ли вам Макровский, каковы планы большевиков?
М-р Леонард | Он говорил об их идеалах. <...> Но было очень интересно видеть, как он полностью изменился там в тюрьме. Не из страха опасности за свою жизнь, он не боялся смерти, но он пожертвовал всем для революции, которая была его религией, и вот революция пришла. Пока он был в Москве, он был достаточно удовлетворен, потому что там что-то происходило, но в ту минуту, когда он сошел с поезда в провинции и увидел, что творится тут - это было патетическое зрелище - смотреть на него. Его вера была сломлена. Он вошел в тюрьму большевиком, а вышел чистейшим меньшевиком. Он сказал: "Время не созрело. У нас ничего не выйдет. Нужно идти путем эволюции, а не революции".