Поделиться
У нас было два трагических "февраля". Первый, календарный, в 1917-м, второй - в декабре 1991 года был таким же "безумием элиты". Образование, данное советским строем русскому человеку, не прибавило ему ума. Необходимо видеть, что тем, кто простаивал ночи у здания Президиума АН СССР в 1989 году во имя того, чтобы "совесть нации" Андрей Сахаров стал народным депутатом СССР и получил возможность разоблачать свою армию, воюющую в Афганистане, все же повезло. Они остались живы, нищими и бесправными, но живы. Но мало, совсем мало уцелело среди их собратьев, либеральной интеллигенции образца 1917 года, которая жаждала, рукоплескала свержению самовластия и которая спустя несколько лет встречала смерть в подвалах ЧК. Но ведь и до 1917 года было видно и ясно, что только царь и его штыки защищают образованную Россию от расправы, что, как писал еще в 1909 году Михаил Гершензон, "каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом - бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной".
Но Михаила Гершензона, всех авторов "Вех" жаждущая бури интеллигенция обвиняла в "любви к штыкам и тюрьмам". И спустя семьдесят лет с хвостиком история повторилась, и наша славная, свободолюбивая интеллигенция, жаждущая радикальных, решительных перемен, сама сломала экономику, которая давала ей работу и, самое главное, человеческое достоинство. Кстати, и тогда, в конце восьмидесятых - начале девяностых, были те, кто говорил, что лучше "нерешительный" Горбачев, чем "решительный" Ельцин, что лучше "номенклатурная перестройка", чем хаос и революционные потрясения. Но тогда тех, кто не любил Ельцина, называли "врагами демократии".
Но сейчас, спустя без малого двадцать лет, и те, кто пережил разочарование в своих кумирах, в Ельцине, во всех вождях "Демократической России", и те, кого мы тогда называли детьми перестройки, знают, что счастье революция дает только ее вождям, что у простого смертного, напротив, революции чаще всего все отбирают. И, самое главное, теперь многие поняли, что на самом деле революционными методами, наскоком нельзя решить ни одну серьезную национальную проблему.
О смене настроений, о появлении у русских наконец-то инстинкта самосохранения свидетельствует и повышенный интерес сегодняшней образованной России к урокам Февральской революции. Дискуссии о Феврале, организованные каналами телевидения, вызвали не только интерес, но и широчайший резонанс. И в Туле, и в Томске, где я читал лекции в последние недели ушедшего месяца, ко мне, участнику этих телевизионных дискуссий, подходили студенты и выражали согласие с моей позицией, что Февраль был началом катастрофы. "Теперь, в начале XXI века, - говорила мне с досадой студентка Тульского университета, - мы начинаем учиться тому, что умели делать сто лет назад, учиться снова торговать, снова создаем коммерсантов, ипотеки, банки и т.д.".
Дорого яичко к Христову дню. Так получилось и с "Размышлениями над Февральской революцией" Александра Солженицына. Отдай он эти свои размышления в печать тогда, в начале восьмидесятых, когда он их написал, и скорее всего они бы прошли незамеченными. И если бы даже они добрались до "читающего" советского человека, то он все равно не впустил бы солженицынские уроки Февраля внутрь своего сознания, а тем более внутрь своего сердца. Никто тогда, накануне новой революции, не согласился бы с Александром Исаевичем в том, что на администрации, аппарате держится Россия, что лучше кровопролитие в борьбе с революционерами, чем национальная катастрофа и безумие гражданской войны. Никто бы тогда, в восьмидесятые, когда так страшно хотелось свобод и перемен, не согласился бы с Александром Исаевичем, что национальное бытие, создаваемое веками национальное государство дороже всех праздников революции. И самое главное, что тогда, в восьмидесятые, никто бы не согласился с Александром Исаевичем, что нет у нас в России гражданского общества, что любое самоуправление у нас вырождается в самоуправство и хаос.
Надо быть справедливым и честным. Тогда, в начале восьмидесятых, когда интеллигенция безумно устала от маразматических старцев на троне, от всех этих абсурдов советской системы, она бы не приняла правды Февраля. Тогда казалось, что опыт Февраля не имеет к нам никакого отношения, что мы стали другими и что мы живем в совсем другой стране.
Конечно, при желании можно было и тогда увидеть, что советская система только укрепила все слабые стороны русского характера, наше легковерие, неразвитость самостоятельного мышления и, самое главное, веру в чудо, в возможность быстрых, чудодейственных решений. Можно было и тогда увидеть, что мы повторяем ошибки либеральной интеллигенции 1917 года, выпускаем на политическую сцену людей с покалеченной душой, а иногда просто злодеев и циников, что и в нашей революции нет ни чести, ни морали. Но видит бог - так страшно хотелось перемен! Жажда перемен ослепляла. Мы, либеральная советская интеллигенция, были не хуже и не лучше, чем те, кто готовил и ждал февраль 1917 года. Ничего не остается от природной мудрости Зинаиды Гиппиус, когда она рассуждает о своей "Революции" с большой буквы. Ведь видит и пишет она в своем "дневнике" в начале января 1917 года, что "образованная", "сознательная" Россия на самом деле ни к чему не способна, что она "бессильна", что "русские сознательные люди" тратят все свои силы "на вражду друг с другом". Но здесь же, на этой же странице своего дневника пишет: "Хочу, чтобы это была именно Революция, чтобы она взяла, честная, войну в свои руки..."
Осмелюсь утверждать, что тогда, в годы перестройки, во второй половине восьмидесятых, никакое скрупулезное изучение трагических уроков Февраля, самое внимательное изучение "Размышлений" Солженицына не уберегло бы нас, Горбачева, его "ближайший круг" от тех фатальных ошибок, которые были ими сделаны. Но, конечно же, все призывы Горбачева к народу, чтобы он сам "сорганизовался так, как он считает правильным", очень напоминает обращение министра внутренних дел Временного правительства князя Львова с тем же призывом к народу "сорганизоваться". У князя Львова было: "...назначать никого не будет. На местах выберут. Такие вопросы должны разрешаться не из центра, а самим населением. Будущее принадлежит народу, выявившему в эти исторические дни свой гений". Михаил Горбачев в самый разгар перестройки, в 1988 году, обласканный вниманием и любовью народа, тоже говорит: "Я что вам - царь? Или Сталин? За три года вы могли разглядеть людей - кто на что годится, кто где может быть лидером, организатором, и выбрать того, кто заслуживает. И прогонять негодных. И сорганизоваться так, как вы считаете самым правильным".
Все получилось так, как хотел Горбачев. Народ сорганизовался, выбрал революционера Ельцина и "прогнал" реформатора Горбачева. И некого винить. Видит бог, Горбачев сам делал все возможное и невозможное, чтобы его "прогнали". Даже становится страшно от того, с каким упорством Горбачев копировал одновременно и ошибки Николая II, и ошибки демократического Временного правительства. Но, конечно же, добровольный отказ Горбачева от конституционного закрепления руководящей роли КПСС и еще раньше - отказ от цензуры был равносилен во всех смыслах отречению Николая II.
Когда Александр Исаевич в своих "Размышлениях" описал в начале восьмидесятых в своем доме в Вермонте одиночество трона, которому тогда, в Феврале, никто не пришел на помощь, "ни один человек из свиты, из Двора, из правительства, из Сената, из столбовых князей и жалованных графов", он не знал, не мог знать, что уже через несколько лет, 8 декабря 1991 года, СССР повторит судьбу российской монархии и ни один солдат, ни один из народных депутатов СССР, и даже ни один чекист не станет на защиту своей страны.
И я думаю, более того, убежден, что нынешний обостренный интерес образованной России к урокам Февраля не только и не столько от нахлынувшей на нас трезвости, от процесса изживания наших традиционных иллюзий, связанных с революцией. Да, к счастью, народ российский устал от потрясений, от баррикад, от радикалов и революционеров, Их, радикалов, к счастью, стали бояться. У Анпилова так же мало шансов, как и у Каспарова и Лимонова. Хотя их, радикалов, жаждущих власти через потрясения, убежденных, что именно они похожи на настоящего президента, в России за два десятилетия развелось очень много. И беда наша в том, что они, жаждущие президентства, не умеют ничего, кроме политики, что они уже никогда не займутся настоящей работой, не вернутся в лаборатории, за письменный стол.
Революции народ наш стал бояться. Но было бы наивно полагать, что наша российская интеллигенция изжила все те болезни, которые привели к Февралю 1917 года и к последующей национальной катастрофе. Мы в массе, особенно творческая интеллигенция, до сих пор не умеем ценить те блага мира и нормальной, стабильной жизни, которыми мы обладаем. Многие из нас, из моего поколения, страстно добивались разрушения "железного занавеса", свободы слова, творчества. Но когда все эти блага обрушились на нашу голову, мы опять скучаем и ждем "событий". Многие из нас, интеллигенция, до сих пор убеждены, что на самом деле способны управлять лучше, эффективнее, чем те, которые нами сегодня управляют. Я бы не сказал, что сегодня уже изжит окончательно тот дефицит национального сознания, дефицит личной ответственности за судьбы страны, государства, о котором пишет Александр Солженицын, и который погубил Россию в 1917 году. Хотя справедливости ради надо признать, что сегодня, в 2007 году, интеллигенция в массе куда больше обеспокоена заботами о национальной безопасности и национальном достоинстве, чем пятнадцать лет назад, в начале девяностых.
Но все же, на мой взгляд, народ сегодня, и прежде всего образованная, думающая Россия, боится не столько радикалов и революции, сколько ошибок власти, могущих расстроить с таким трудом восстановленный русский мир и дать шанс тем, у кого реально сегодня нет никаких шансов на власть. Нынешние страхи - особенные. Это страх перед грядущими в 2008 году переменами, которые могут оказаться разрушительными, которые несут в себе много непредсказуемого.
Ведь, если честно, то уроки Февраля актуальны сегодня не только для нынешней российской интеллигенции, но и для нынешней российской власти. От того, что Михаил Сергеевич сейчас скорее всего уже прочитал "Размышления" Солженицына, к сожалению, ничего не изменится. Но Владимиру Владимировичу Путину нужно обратить особое внимание на "Размышления" Солженицына.
Почему большинство населения России не хочет, чтобы Путин уходил, оставлял власть? И я думаю, дело не в особой любви к нему, не только в восторге от его особых дарований. Народ наш сегодня трезв, очень трезв. Он, народ, просто очень боится, чтобы грядущий переход власти к "преемнику" не обернулся для нас тем же исходом, что и отречение Николая 2 марта 1917 года. Мне думается, что, когда Путин произносит все эти красивые либеральные слова о том, что он не "управляет", а "руководит", что он просто менеджер, нанятый обществом, то он просто забывает, в какой стране он живет и какова природа российской власти. Царя давно у нас нет. А, тем не менее, верховная власть в России сохраняет, несмотря ни на что, сакральный характер, как высшая ценность. К российской власти надо относиться крайне бережно и с уважением. Российскую власть надо укреплять и защищать И не дай бог, народ увидит, что власть уходит не в те руки, тому, кто, с его точки зрения, ее, высшей российской власти, не достоин.
Революция, ни оранжевая, ни красная, нам не угрожает. Но надо видеть, что угроза рассыпания страны, рассыпания общества и власти сохраняется, до сих пор сохраняется. Нынешняя новая Россия и как общество, и как страна на самом деле очень слаба. Много, очень много бедных. Гражданского общества нет. Недоверие к власти велико. Малейший сбой, ошибка в момент передачи власти в 2008 году, и становящаяся на ноги Чечня может уйти. А за ней - весь Северный Кавказ.
Путину не угрожает проблема голода, бунт человека с ружьем, не желающего идти на фронт, уже нет миллионов неграмотных, простых, жаждущих расправы. Но все же во многих отношениях нынешняя Россия и слабее России 1917 года. Та Россия, которая вышла на рубежи 1917 года, стояла триста лет, за ней был опыт веков. За плечами новой России всего лишь семь успешных путинских лет, семь лет стабильного развития. Элита царской России при всех своих болезнях и либеральных иллюзиях была куда более национальной, с куда более развитым национальным сознанием, чем нынешняя элита, чем нынешняя "офшорная аристократия". Либерал Милюков при всех своих грехах перед Россией все же до мозга костей был предан ей. Нынешние либералы только тем и занимаются, что славят "гибель империи". Конечно, нет у нас, к счастью, сегодня миллионов крестьян, жаждущих "черного передела". Сейчас у нас другая беда. Сейчас русский крестьянин как черт ладана боится ответственности даже за свою землю. Но у нас все же нет главного, на чем держится современное общество, у нас нет легитимности частной собственности, уважения к собственнику. Ахиллесова пята современной России не только в разрыве, в "расколе" между богатством верхов и бедностью широчайших низов, но и в том, что богатство верхов, богатство двадцати тысяч "офшорной аристократии" воспринимается как ворованная собственность.
Очень хорошо, что современная, новая Россия начала всерьез изучать уроки Февраля. Очень хорошо, что современная Россия разочаровалась в революции и революционерах. Но надо видеть, что уроки Февраля обращены не только к нашей все еще больной радикализмом и революционизмом интеллигенции, но и к самой нынешней власти. Как пишет Солженицын, беда монархии состояла в том, что она не умела, не хотела напрямую говорить с народом, разъяснять ему монаршую правду. Но и сегодня прямой, честный, равноправный разговор власти с народом сплошь и рядом подменяется пиар-кампаниями. Нельзя не видеть, что в последнее время и без того опасный разрыв между властью и народом усилился.
Александр Исаевич написал свои "Размышления" в начале восьмидесятых во имя того, чтобы мы научились предотвращать революции, ведущие к гражданской войне. Теперь, спустя четверть века, и наша власть, и наша интеллигенция стоят перед более сложной и ответственной задачей. Не допустить поступков и действий, могущих обернуться полным и окончательным распадом России. Третьего Февраля, как общенациональной революции, не быть. А угроза полного и окончательного распада и российского общества и той России, которая осталась после распада СССР, существует. И хотя бы эта, самая страшная из всех пережитых нами за последние сто лет угроз должна нас окончательно образумить. Счастливых революций не бывает. Но, как мы видим, и рассыпание России не дает никому счастья.
КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА WWW.RG.RU
"РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ"
АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН www.rg.ru/solzhenicyn.html
- Уверена, что писатель Солженицын опережает существующую национальную культуру потому, что является носителем христианской цивилизации. Не анализ событий, не гибкость интеллекта, не игра творческого воображения позволяют ему быть сопричастным судьбам всего российского народа, а христианский дух объединяет его со всеми нами и с теми, о ком он пишет в статье. Для авторов дискуссии важен разбор частностей в Февральской революции, а Солженицын говорит в первую очередь о потере Духовной силы всех участников событий и воспроизводит частные события только для иллюстрации общей Трагедии. В памяти всплывает фраза старого одессита: "истина рождается в споре, но погибает в дискуссиях".
Ирина Медер
- Предпосылки краха царского режима были заложены самой властью в 1905 году Манифестом: уступив Витте и объявив по сути начало эры публичной политики, власть не озаботилась созданием модифицированной идеологии и каналов ее проведения через СМИ. В публичном состязании с либеральной интеллигенцией царская власть проиграла в общественном мнении. Расчет на эффективное управление страной с помощью бюрократии и полиции оказался несостоятельным в эпоху информационно связанного общества.
Августинович.
- Отлично! Мне очень понравилось. Александр Исаевич, огромное вам спасибо за ТАКОЙ вклад в историю Отечества. Написано в духе Солженицына, т.е. сложные грамматические конструкции, а так (как уже было сказано), была бы издана сия статья лет так 20 назад, то целое поколение по-иному осмыслило бы дальнейший ход истории. С наилучшими пожеланиями.
Денисов Артем