Эва Милевич | Я не хочу отвечать на вопросы, которые мне задает государство, например, сотрудничала ли я со спецслужбами, точно так же, как не хочу, чтобы государство спрашивало меня, крала ли я, убивала ли, насиловала ли и так далее. Я не хочу, чтобы кто-нибудь задавал мне такие вопросы.
Но я подчиняюсь закону. Закон говорит мне: хочешь быть журналистом - представь свое заявление. И я отвечаю этому закону и властям: я не представлю заявление и соглашаюсь с тем, что не буду журналистом. Значит, буду заниматься чем-нибудь другим. Я также надеюсь на то, что наш Конституционный суд признает этот закон неправомочным и все кончится хорошо. В Польше этот закон вызвал много протестов, в том числе в Варшавском университете. Юридический факультет университета нашел в этом законе множество недостатков, и есть все основания полагать, что он будет отменен.
Российская газета | А если нет?
Милевич | Ну что же... Значит, так тому и быть. Собственно уже сейчас мы начинаем это чувствовать. Например, одного моего коллегу - журналиста газеты пригласили на какую-то программу общественного радио прокомментировать политическое событие. И на входе его попросили, чтобы он заполнил люстрационное заявление или сообщил, если он его уже заполнил у себя на работе. То есть уже сейчас, если бы меня пригласили как комментатора на общественное радио, я бы не могла туда пойти. Ну так что же... В мире много работы. К тому же я уже немолода, может быть, вообще уйду на пенсию...
РГ | А что конкретно вам не нравится?
Милевич | В течение нескольких месяцев Институт народной памяти в любом случае опубликует в Интернете, кто сотрудничал со спецслужбами и кто был их жертвой. И если вас заинтересует прошлое какого-нибудь политика или журналиста, то вы сможете прочитать, сотрудничал ли он и в чем это сотрудничество заключалось или, наоборот, был ли жертвой этой системы.
Даже если я не представлю свое заявление, все равно могу быть упомянута в каком-нибудь списке. А власть хочет поместить меня в тот список, в какой сочтет нужным, и при этом заставить заполнять заявление. То есть государство спрашивает меня о том, что и без меня знает. И делается это, как нам объясняют, для того, чтобы, если меня поймают на вранье, я могла в суде доказать, что я не сотрудничала со спецслужбами. Но так не должно быть! Я согласна с тем, что необходима люстрация политиков, судей, прокуроров, но государство хочет проверить около 700 тысяч человек, например ученых и журналистов. Если кто-то из политиков оказался тайным сотрудником спецслужб, то власти могут сказать, что он не может быть политиком в независимой Польше, и я с этим согласна.
Но ведь это делают и с журналистами, и с учеными, а в демократическом государстве нельзя сказать - тебе в течение десяти лет нельзя писать, а тебе запрещено заниматься научной деятельностью. А государство фактически так говорит.
К тому же в Польше все это усложняется тем, что множество людей подписывали соглашение о сотрудничестве со спецслужбами, а потом ничего не делали, не рассказывали никаких тайн, ни на кого не доносили, никому не вредили. И такие люди будут помещены в списки рядом с теми, кто предавал друзей, брал за это деньги и стал причиной несчастья многих людей.