Присяжные должны знать о подсудимом все
Российская газета | Александр Иванович, 14 лет назад в Саратовской области, в числе нескольких других регионов, впервые в нашей стране в качестве эксперимента были введены суды присяжных. Были ли ситуации, когда вам пришлось об этом пожалеть?
Александр Галкин | Такого не было. Да и, наверное, не могло быть. По моему мнению, круг дел, которые рассматривают суды присяжных, стоило бы расширить. И, в первую очередь, чтобы присяжные рассматривали дела гражданские. При таком нестабильном и не всегда объяснимом законодательстве, как наше, это было бы очень полезно.
Законы ведь должны учитывать интересы всего общества, но кто это определяет? Вот таким барометром общественного интереса и мог бы стать суд присяжных, если бы принимал решения вопреки тому или иному закону.
Иногда говорят, что за границей гораздо меньше дел рассматривается присяжными, чем в России, но это лукавство. На самом деле там просто очень хорошо развита система так называемых сделок между прокурором и обвиняемым, в связи с чем не так много дел доходит до судебного разбирательства.
РГ | И в то же время даже в тех рамках, которые сейчас определены у нас для суда присяжных, количество рассматриваемых им дел в Саратовской области сокращается. С чем это связано?
Галкин | Действительно, в середине 90-х годов суды присяжных в Саратовской области рассматривали половину всех дел, проходивших в областном суде как суде первой инстанции, сегодня количество таких дел незначительно. В этом же направлении развивается ситуация и в других регионах. Но, по моему глубокому убеждению, даже если всего один подсудимый выберет суд присяжных, у него должна быть такая возможность.
РГ | Ну, а в чем все-таки причина такой тенденции?
Галкин | Ответ на этот вопрос ищите в стенах следственного изолятора. Есть ряд случаев, когда, ознакомившись с материалами судебного дела, обвиняемый выбирает суд присяжных, а затем уже в суде изменяет свое решение. Вы можете сами поинтересоваться у них, почему они так поступают.
РГ | Можно ли предположить, что такова нынешняя политика адвокатов? Получается, что зачастую они не заинтересованы в том, чтобы участвовать в суде присяжных.
Галкин | Я могу поделиться только своими предположениями. Нужно иметь в виду, что в судебных процессах с участием присяжных приговор основывается не на доказательствах, а на вердикте присяжных. Если нет каких-либо процессуальных нарушений, допущенных судьей, приговор нельзя обжаловать. В то же время в приговоре профессионального суда приводятся доказательства, на основании которых он вынесен, то есть его проще оспорить. Адвокаты и подсудимые хорошо знают свою собственную ситуацию, насколько убедительные имеются по делу доказательства, и в зависимости от этого выбирают или не выбирают суд присяжных. И еще один момент. На первых порах адвокаты оказались более готовы к рассмотрению дел судом присяжных, чем представители гособвинения. Теперь положение изменилось, профессионализм гособвинителей повысился.
РГ | В законодательстве о суде присяжных есть вещи, которые понять очень трудно. Например, запрещается сообщать присяжным о предшествующих судимостях подсудимого. В то же время, решая вопрос о снисхождении и особом снисхождении, они должны эти судимости учитывать. Нет ли здесь противоречия?
Галкин | Я считаю, что присяжные должны знать о человеке все, кроме сведений, относящихся к личной жизни. Хотя это и может оказывать воздействие на их мнение о подсудимом, но искусство судьи и заключается в том, чтобы убедить присяжных не обращать внимания на эту информацию до определенного момента.
РГ | Зачастую присяжные жалуются на то, что вопросы, которые им предлагают, туманны и запутаны. Существует ли, на ваш взгляд, такая проблема, и нужен ли правовой ликбез для присяжных или дело все же в другом?
Галкин | Правовой ликбез не нужен. Потому что присяжные - судьи не права, а факта. И вопросы перед ними ставятся именно по фактам: доказано ли, что это деяние было, что его совершил именно этот человек и виновен ли он. Только последний вопрос присяжным приходится решать отчасти в правовой плоскости. Если проводить правовой ликбез, мы их еще больше запутаем.
Но такая проблема есть. Не знаю, как ее разрешить. Могу привести в качестве примера одно из дел, рассматривавшихся в областном суде. Приговор по нему был впоследствии отменен, так как, по мнению Верховного Суда, один из вопросов оказался слишком объемным и сложным. Хотя я считаю, что это чисто субъективное мнение тех троих судей Верховного Суда, которые рассматривали кассационную жалобу. Вопрос занимал три страницы. Почему такие вопросы появляются? Потому что органами следствия таким образом предъявляются обвинения. И судья при постановке вопроса не имеет права его никак разбивать. Хотя в этом вопросе упоминались вещи абсолютно не нужные, но если бы судья их убрал, это могло бы стать как раз поводом для кассационного обжалования приговора. В то же время мне непонятно, на чем основан вывод, что вопрос был очень сложный для присяжных. Присяжные из совещательной комнаты по этому делу ни разу не выходили к судье советоваться, а это главный признак, сложно ли им было ответить на вопросы. Единственная сложность вопроса состояла в его продолжительности.
Есть и другие проблемы. Бывают ситуации, когда присяжные не подтверждают случившегося факта, хотя очевидно, что он был, есть свидетели, очевидцы. Когда я размышлял над этим, то пришел к выводу, что присяжные все-таки не разобрались в том, о чем их спрашивали. Посчитали человека невиновным, но решили, что будет недостаточно, если ответят на один вопрос не виновен , и заодно начали отрицать и сам факт совершения преступления.
РГ | Может быть, чтобы избежать подобных казусов, чтобы присяжными оказывались ответственные люди, способные разобраться в обстоятельствах дела, стоит ввести образовательный или иной ценз для присяжных? И вообще какие-то изменения в законодательство о присяжных нужны?
Галкин | История, в том числе российская, такие примеры знает. И в дореволюционной России ценз для присяжных был. У нас все имеют право быть присяжными, ограничения связаны лишь с должностным положением гражданина (например, он не может быть сотрудником правоохранительных органов), с наличием у него судимости и так далее. А в остальном и бомж, и безработный могут быть присяжным. Наверное, соглашусь, что какой-то ценз должен быть. Тем более что сословия в нашем обществе уже образовались. Скорее всего, к необходимости введения такого ценза когда-нибудь придут.
Но принципиальные изменения законодательства о судах присяжных не нужны. Мы слишком спешим менять свое законодательство, нужно дать ему поработать, чтобы оно устоялось, только так могут выявиться все его сильные и слабые стороны.
Видео дисциплинирует участников
РГ | Сейчас много говорится о предстоящем техническом перевооружении судов. Как этот процесс проходит в Саратовской области, и для чего он нужен?
Галкин | В областном суде уже готовы 4 зала для суда первой инстанции, где при рассмотрении дел ведется аудиозапись. Сейчас готовится еще один такой зал и два зала для видеопротоколирования. Для чего это нужно? Это позволит раз и навсегда прекратить споры, насколько точно все было изложено в протоколе судебного заседания. Ведь всегда было много жалоб, что в протокол неверно занесены сведения, он фальсифицирован, иногда жалобы эти были обоснованы, иногда нет. Аудиозапись будет дисциплинировать и судью, и других участников процесса. Кстати, видеопротоколы судебных заседаний еще нигде процессуально не предусмотрены, в Саратовском областном суде это вводится в качестве эксперимента.
В двух районных судах установлена система ГАС-правосудия, о которой уже рассказывала ваша газета. Хотя на ее отладку, думаю, уйдет еще много времени. Суды постепенно компьютеризируются. В областном суде сейчас используются две документ-камеры, они позволяют показать документ, который исследуется, на экране сразу для всех участников судебного процесса.
В будущем году расширяются штаты, у каждого из судей областного суда будет помощник.
РГ | Повлияет ли техническое перевооружение судов и расширение штатов на сроки рассмотрения дел?
Галкин | В основном судами в Саратовской области процессуальные сроки соблюдаются. Хотя отдельные нарушения есть. Одно из гражданских дел, рассматриваемых в нашей области, не находит своего разрешения уже 3 года. Вышестоящая инстанция все время отменяет решение суда первой инстанции и отправляет его на новое рассмотрение. Но эта волокита связана с соблюдением принципа состязательности в нашем судопроизводстве. Стороны находят новые доказательства, и в результате рассмотрение дела затягивается.
РГ | В последние годы понятие правового государства принимает у нас другую крайность: люди зачастую вынуждены обращаться в суд, даже когда можно было бы без этого обойтись. Например, недавняя ситуация, когда многие военные пенсионеры, пенсионеры МВД вынуждены были через суд добиваться пересмотра размера пенсий. Как можно решить эту проблему?
Галкин | Во Фрунзенском суде, где рассматривались эти иски, была принята нестандартная процедура судебного решения для этих дел. В интересах военных пенсионеров, их же тысячи, прокурор выступил с иском в отношении неопределенного круга лиц. И суд вынес одно решение, но оно имело значение для громадного количества граждан.
Вообще же по определенным вопросам, особенно связанным с обжалованием гражданами решений органов власти, должен быть досудебный орган, который первоначально разрешал бы споры. А если человек не согласился с решением этого органа, тогда пусть обращается в суд. Такой порядок должен быть и по делам об административных правонарушениях, в частности по фактам нарушения правил дорожного движения. Я не считаю это шагом назад. Во всем мире применяются и успешно действуют процедуры досудебного разбирательства.
Сохранить гарантии независимости
РГ | На конференции, проходившей недавно в Саратове, заместитель Генерального прокурора Евгений Забарчук говорил о необходимости изменить законодательство о привлечении судей к уголовной ответственности, упростить его. Насколько обоснован этот вопрос, по вашему мнению?
Галкин | Этой проблемы на самом деле нет. Жаль, что меня не было на конференции, где выступал заместитель Генерального прокурора, я бы нашел, что ему возразить. Разве судей нельзя привлечь к уголовной ответственности?
РГ | Но ведь на возбуждение уголовного дела в отношении судьи уходит по полтора-два года, и именно об этом говорил Забарчук.
Галкин | Давайте исходить из конкретных фактов. Вот дело, рассмотренное в Саратовской области в отношении мирового судьи Русанова. 20 мая 2005 года в прокуратуру поступило заявление, что им вымогается взятка. Уже 23 мая разрешение на проведение оперативных мероприятий областным судом было дано. 25 мая состоялась передача денег. Дальше работали правоохранительные органы, и только 30 июня в областной суд поступило представление Генерального прокурора о даче заключения о наличии признаков преступления. Да, сроки большие прошли, но почему они прошли? Областной суд здесь ни при чем. 26 июля коллегия подтвердила, что признаки преступления есть. Дальше по закону Генеральный прокурор должен получить у квалификационной коллеги согласие на возбуждение уголовного дела. Но почему-то только 16 января 2006 года такой запрос к нам поступил. И уже 27 января квалификационная коллегия разрешение дала. Так кто затягивал процедуру возбуждения уголовного дела? Если есть другие факты, давайте и их рассмотрим.
А вот данные по всей стране. В 2005 году в квалификационные коллегии было внесено 26 представлений о возбуждении уголовных дел в отношении судей, удовлетворено 17, остальные находились в стадии рассмотрения. В 2006 году за первое полугодие по 13 представлениям дано согласие на возбуждение уголовных дел, и только по одному представлению в возбуждении уголовного дела в отношении судьи отказано.
Нынешний порядок привлечения судей к уголовной ответственности - это гарантия независимости судей. А оказать давление на суд по-прежнему хотят очень многие. Если есть претензии к работе судьи, обращайтесь в вышестоящую судебную инстанцию.
Согласен, с привлечением судьи к административной ответственности есть определенные проблемы, все-таки время для этого ограничено двухмесячным сроком, но, если захотят привлечь к административной ответственности судью, думаю, успеют и за это время. А прокурорского работника привлечь к административной ответственности вообще нельзя. Работник ГАИ даже не имеет права составить на него протокол о нарушении правил дорожного движения! Может, прокуратуре надо заинтересоваться этой ситуацией?
РГ | Получается, что с нарушениями, которые допускают судьи, разбираться приходится во многом самому судебному сообществу. А оно способно к самоочищению?
Галкин | Способно, и этот процесс идет через квалификационные коллегии. В течение 2006 года и за первый квартал нынешнего года 11 раз председатель Саратовского областного суда ставил перед квалификационной коллегией вопрос о привлечении судей к дисциплинарной ответственности. Только в отношении одного судьи коллегия вынесла отказ в наложении взыскания. У двух судей решением квалификационной коллегии были прекращены полномочия. Еще один наш коллега, председатель районного суда, после вынесения дисциплинарного взыскания ушел в отставку.