Поделиться
Как Познер слушает своих эфирных собеседников - это зрелище, в самом деле достойное телеэкрана. Сказать, что он весь внимание, - ничего не сказать. Потому что в этом внимании целая гамма тончайших оттенков. Не вступать ни с кем в дискуссию, не навязывать собственный взгляд на события, демонстрировать беспристрастность и при всем том найти множество бессловесных способов - солидарным киванием, удивленно вскинутой бровью, иронической усмешкой, разведением рук, означающим крайнюю степень обескураженности, - обозначить реакцию на чье-то высказывание. Да, это надо уметь.
А искусно сплетенная сеть вопросов, когда приглашенный в программу чиновник, выскользнув из одной "ячеи", тотчас же попадает в другую? Это тоже надо уметь.
Но с некоторых пор телекритики, неизменно и справедливо воздававшие Познеру полной мерой признания, несколько снизили градус похвал. Самые умеренные ограничились деликатной констатацией, что программа "Времена", выходящая на Первом канале с ноября 2002 года, "заметно подустала". Самые радикальные принялись упрекать ведущего в конформизме, бегстве от острых политических тем в социальную проблематику, видя в нем, этом бегстве, разновидность самоцензуры. Появился повод поговорить о цене успеха.
Магия телеэкрана
- Существует ли объективный критерий успеха? Или успех - это скорее самоощущение?
- Это и то и другое. Конечно, существуют объективные критерии. В разных профессиях они разные. В профессиях публичных - это прежде всего популярность, признание.
- У вас всегда совпадали внешние признаки успеха с внутренним ощущением его?
- Далеко не всегда. Я и сейчас считаю, что моя популярность в значительной мере объясняется особыми свойствами телевизора. Тем, что тебя одновременно видят миллионы людей. В этом надо отдавать себе отчет и не предаваться иллюзиям насчет реального значения твоей деятельности.
Soviet Life & Russia Today
- Какие времена были самыми успешными для вас?
- Безусловно, времена, когда наступила гласность. До этого меня вообще не пускали на экран. Я работал только на радио. Да и то лишь в вещании на Соединенные Штаты. Моя, если угодно, карьера началась с телемостов.
- А в пропагандирующем советский образ жизни журнале Soviet Life, где вы работали в 1960-е годы, вы не ощущали себя успешным человеком?
- Нет. Хотя то, что я делал тогда, я делал, мне кажется, хорошо. А главное - я искренне верил в то, что делаю. Эту веру внушил мне отец. Когда мы жили с ним за границей, он нас, своих детей, воспитывал в советском, прокоммунистическом духе. И сам очень рвался в Советский Союз. Когда он привез нас сюда, мне было почти 19 лет. Я эту веру, как говорится, холил и лелеял.
- То, чем вы занимались в журнале Soviet Life, а затем на иновещании в Гостелерадио, теперь продолжает созданный для этих же целей телеканал Russia Today. Времена возвращаются?
- Я бы так не сказал. Я ведь занимался, давайте признаемся, чистой пропагандой. Никаких материалов о реальной жизни в Советском Союзе мы не давали. А Russia Today - это все-таки нечто другое. Картина дается более объективная. Как я понимаю, это попытка улучшить имидж России. Попытка, на мой взгляд, бесполезная. И не потому, что это пропаганда, а потому, что имидж улучшается иначе. Не тем, что ты рассказываешь о себе, а тем, что другие о тебе рассказывают.
"Письмо я все же подписал, хотя оно и глупое"
- Как вы оцениваете ситуацию вокруг фонда "Образованные Медиа", правопреемника АНО "Интерньюс"?
- Самым отрицательным образом. Обыск в офисе фонда, фактическое прекращение его деятельности можно рассматривать как часть общего направления на сворачивание некоммерческих общественных организаций. Что, на мой взгляд, абсолютно неприемлемо. "Интерньюс" сыграл ключевую роль в повышении уровня телевизионной журналистики в России, и особенно в ее регионах. Тысячи и тысячи молодых журналистов получили настоящую профессиональную школу.
- Если так, почему вы не подписали письмо в защиту этой организации и ее директора Мананы Асламазян?
- Я подписал. Не сразу, но подписал. Хотя продолжаю считать, что Манана совершила великую глупость, когда по невниманию или по какой-то иной, неведомой мне причине провезла из Парижа в Москву незадекларированную валюту. И как физическое лицо должна за это отвечать, тут ничего не поделаешь. Тем не менее я написал личное письмо Генеральному прокурору, в котором просил его учесть репутацию Мананы Асламазян - с одной стороны, и незначительность суммы, о которой идет речь, - с другой. Получил абсолютно формальный ответ одного из заместителей. Затем произошел обыск в "Образованных Медиа", после чего и появилось коллективное письмо в адрес президента. Мне странно, что никто не показал мне его текст, не пытался согласовать. Письмо я увидел только 26 апреля в Сочи, где в это время проходил финал конкурса "ТЭФИ-регион". Прочитав его, я спросил: мы этим письмом чего хотим добиться? Публично поставить на вид президенту? Или помочь Манане Асламазян и ее фонду? Я предложил поступить таким образом. Я напишу болванку этого письма, те, кто будет согласен, присоединятся, а я постараюсь, чтобы оно попало по адресу: не как открытое, а как личное обращение. Возражений не последовало. Вернувшись в Москву, я отправил коллегам свой вариант письма. Но они сообщили мне, что я опоздал: сочиненное ими обращение к президенту уже отправлено адресату. Я увидел текст уже опубликованным. Этот вариант немного лучше исходного, но и здесь та же проблема: чего мы хотим от президента? Если цель - помочь фонду "Образованные Медиа", тогда не надо открывать список Светланой Сорокиной: ее фамилия действует как красная тряпка. Кроме того, фамилии подписавшихся - это более двух тысяч человек, на мой взгляд, следовало расположить в алфавитном порядке, а не согласно регалиям. Это тот случай, когда мы все абсолютно равны. В результате я оказался перед дилеммой. Я хочу помочь фонду "Образованные Медиа", но такую форму помощи, которую выбрали авторы письма, считаю бессмысленной. А не участвовать в этой акции мне неудобно. Тогда я сказал: "Ладно, поставьте и мою подпись, я же не могу допустить, чтобы моей подписи там не было". Еще раз подчеркиваю: я озабочен не только тем, что происходит с Мананой Асламазян, но прежде всего тем, какая судьба уготована фонду "Образованные Медиа". Что касается содержания письма... Я еще раз говорю, что это письмо просто глупое.
"Я служу только зрителю"
- Вы один из немногих телевизионщиков, не считая руководителей каналов, кто вхож в кремлевские кабинеты. Вы ведь и с президентом лично встречались.
- Встречался.
- Как вы думаете, почему вам не удалось убедить его в необходимости создать в России Общественное телевидение?
- Ну, либо потому, что я не обладаю достаточным умением убеждать, либо потому, что его точка зрения принципиально иная.
- Он - противник Общественного телевидения в наших условиях?
- Нет, он в принципе не против. Считает, что это штука хорошая. Но сразу спросил: "А кто будет финансировать?" Я говорю: "Это очень просто. Например, существует "Си-Би-Си" в Канаде. Это общественное телевидение. Целиком и полностью финансируется из канадского бюджета. При этом, согласно закону, правительство не имеет права вмешиваться в вещательную политику". Тут Владимир Владимирович иронически улыбнулся и сказал: "Ну, знаете ли, кто платит, тот и заказывает музыку". Я пытался его убедить, что это не совсем так, но думаю, что он мне не поверил.
- У вас есть какие-то личные обязательства перед Путиным?
- Никаких. Я слишком долго служил партии и власти - на это ушли лучшие годы моей жизни - и поклялся себе, что больше никогда никакой партии, никакой власти служить не буду. Я буду стараться в меру своего умения и сил служить только зрителю.
- Сейчас вам это удается?
- Мне кажется, да. Я абсолютно не тот человек, который размахивает саблей. Я вижу свою задачу в том, чтобы максимально помочь зрителю понять, что у него происходит в стране, кто и как представляет его в Думе, в Совете Федерации, в правительстве. Если принимается какое-то государственное решение, я стараюсь, чтобы суть его стала понятна зрителю. Но я не навязываю свою точку зрения. Я стараюсь информировать. И, думаю, мне это удается, несмотря подчас на определенное давление.
Покупатель программы всегда прав
- Это давление, в чем оно проявляется?
- Оно проявляется по-разному. В год прошлых парламентских выборов Константин Львович Эрнст (генеральный директор Первого канала. - Прим. ред.) попросил меня: "Владимир Владимирович, время сложное, давайте помягче". Я пошел ему навстречу, и среди участников программы "Времена" доминировали представители "Единой России". А в момент президентских выборов на Украине мою студию населяли только сторонники Виктора Януковича. Тот телевизионный сезон был неудачным для меня. И когда он закончился, я сказал Эрнсту: "Константин Львович, давайте закроем программу. Ну закроем, и все. Я не буду шуметь по этому поводу. Мы найдем какое-нибудь объяснение. Например, что программа выходит уже несколько лет и вроде бы достаточно - пора начинать новый проект и т.п. Или тогда уж давайте делать программу так, как я хочу. Но если ее закроют, я молчать не стану. Он сказал: "Будем продолжать делать эту программу. Но у меня к вам просьба. Есть несколько тем и несколько персонажей, касаться которых в эфире не то чтобы нежелательно, но лучше это делать после предварительного согласования со мной". Я спросил, что это за темы и что это за люди. Он перечислил. Я сказал: "Хорошо, я согласен. Но если список будет расширен, я сделаю свои выводы". Надо отдать должное Эрнсту, никакого давления на меня он с тех пор не оказывает. Хотя не будем забывать: будучи генеральным директором Первого канала, Константин Львович покупает эту программу. И он имеет право знать, что именно он покупает.
ПИФы, пенсии, медстраховка...
- Все же есть ощущение, что вы сознательно избегаете политических тем. Скажем, была неделя, главным событием которой стала кончина Ельцина. В ту же неделю умер и Ростропович...
- Да. И что?
- А вы с гостями студии обсуждали, как с наибольшей выгодой наши граждане могут вложить свои сбережения в ПИФы. О смерти Ельцина и Ростроповича - только в самом конце, скороговоркой.
- Одну минуточку! А что для России сегодня означает смерть Ельцина? На мой взгляд, ничего. Или что означает смерть Ростроповича? Да, умер выдающийся музыкант, замечательный человек. От этого что-то меняется в России? Да ничего не меняется! А вот научить людей правильно вкладывать деньги - это действительно важно.
- Значит, уход в социальную проблематику - это не вид самоцензуры? Не бегство на ту территорию, где вы как ведущий программы чувствуете себя посвободнее, где не обязательно подыгрывать власти, впадать в верноподданический раж, где наконец вам легче сохранить лицо?
- Уверяю вас, дело вовсе не в этом. Дело лишь в том, что народ страшно устал от политики. Сегодня людей больше волнуют простые житейские вещи. Как заработать. Где отдыхать. Куда послать детей учиться. Какой вид медицинского страхования предпочтительнее. Это их каждодневная жизнь.
- С того момента, как вы договорились с Эрнстом о правилах игры, случались выпуски программы, за которые вам стыдно?
- Чтоб было стыдно - нет. Конечно, бывают выпуски более удачные, менее удачные, но это другое дело, это нормальная вещь. В то же время я прекрасно понимаю, что журналистская свобода - это коридор. Он может быть узким, может быть широким, но всегда есть стены. В Америке нашу программу с Филом Донахью просто закрыли по цензурным соображениям. Значит, если ты попытаешься эти стены пробить, у тебя будут неприятности. И ты должен думать всякий раз. Ну, допустим, я закрою программу "Времена". Лично я от этого не очень пострадаю. Во-первых, я могу уехать в любой момент - у меня двойное гражданство. Во-вторых, я за все эти годы себя финансово обеспечил - на паперти не окажусь.
- Материальная обеспеченность дает вам ощущение свободы?
- Конечно. Очень трудно быть независимым, если ты экономически зависим.
- Ну почему же? Бывает и наоборот, когда солидный достаток постоянно требует приращения и тем самым закабаляет человека. Недаром же говорят, что самые свободные люди - это нищие.
- Да, либо нищие, либо мультимиллионеры. Но я сейчас о другом. Если моя программа в ее сегодняшнем виде исчезнет из эфира - это как? Это ничего? Что она есть, что ее нет - все равно? Тогда ее спокойно можно закрывать. Или все-таки она играет какую-то роль? Это тоже надо взвесить. Кроме того, есть люди, которые работают в этой программе. Они не столь независимы, как я. У них есть семьи, дети... Это все вещи, которые волей-неволей приходится учитывать.
- Успех для вас сопряжен с репутацией?
- Безусловно. Репутация - самое главное. Пускай не будет никакого успеха, но чтобы репутация оставалась.
- Каковы ваши профессиональные страхи? Чего вы боитесь?
- Чего боюсь? М-м... Наверное, больше всего я боюсь...испугаться, прогнуться.
- Вы часто ощущаете в себе этот страх - страх перед вашим возможным испугом?
- Этот страх постоянно во мне сидит. И я говорю себе: следи за собой, следи, следи.
- А есть предел, дальше которого для вас компромисс невозможен? Когда надо сказать себе: "Все, ухожу с телевидения"?
- Такой предел есть. У меня был замечательный ментор, друг моего отца, отсидевший 17 лет в лагерях. И он как-то сказал мне: "Не дай бог, чтобы когда-нибудь утром, когда вы бреетесь или чистите зубы, вам, глядя в свое отражение в зеркале, захотелось в него плюнуть". Вот этим, собственно, все сказано.
- В 2004 году, вручая спецприз академии "ТЭФИ" Леониду Парфенову, вы сказали: "История российского телевидения есть история борьбы за право быть личностью". Может, только тогда, когда журналисты будут избавлены от необходимости бороться за право свободно выражать себя в профессии, а станут просто нормально работать, у нас и наступят другие времена?
- Нет, эта борьба никогда не закончится. Она неизбежна. В любой стране. В любом обществе. При любом политическом строе. Потому что журналистская свобода - это коридор со стенами. Всегда и везде.
из досье "РГ"
Владимир Познер родился в Париже 1 апреля 1934 г. Его мать - гражданка Франции. Отец -из семьи эмигрантов, покинувших советскую Россию в 1922 году. Затем семья Познеров жила в Нью-Йорке. Там Владимир окончил школу. В 1953 г. вместе c семьей приехал жить в СССР.
В 1958-м окончил биолого-почвенный факультет МГУ.
Работал в журнале Soviet Life, затем - комментатором на иновещании Гостелерадио СССР.
В 1982-м стал ведущим первых телемостов между СССР и США.
С ноября 2002 г. - ведущий программы "Времена" на Первом канале.