29.05.2007 00:20
    Поделиться

    Фестиваль Валерия Гергиева "Звезды белых ночей" в пятнадцатый раз стартовал в Петербурге

    В Петербурге начались "Звезды белых ночей"
    Самый крупный фестиваль Валерия Гергиева - "Звезды белых ночей" в пятнадцатый раз стартовал в Петербурге. По традиции летний музыкальный марафон продлится два месяца и представит премьеры Мариинского театра, симфонические программы и выступления звездных солистов.

    В нынешнем году фестиваль обрел новые очертания: в открывшемся после нескольких месяцев акустических тестов Концертном зале Мариинского театра на улице Писарева развернулась отдельная "звездная" программа. В афише - симфонии Малера, произведения Стравинского, Прокофьева, Бартока, Сибелиуса, Шенберга, концертная премьера оперы Берлиоза "Бенвенутто Челлини" (Мариинский театр повезет ее в августе в Стокгольм на Baltic Sea Festival и в Зальцбург), российская премьера оперы Щедрина "Очарованный странник", сольные выступления Анны Нетребко, Василия Герелло, легендарного баритона Томаса Хэмпсона и баса Рене Папе, вагнеровской дивы Вальтрауд Майер с Бамбергским симфоническим орке-стром под управлением Джонатана Нотта. Основным же козырем всех концертов остается дебютант - новый Концертный зал, без преувеличения обладающий акустическими качествами музыкального инструмента.

    Императорская сцена фигурирует в "Звездах" в сугубо театральном контексте, представляя отборные спектакли разных лет: на открытии выступила Ольга Бородина в партии Марфы в "Хованщине", в июле приедет петь в "Богеме" Анна Нетребко. "Любовь к трем апельсинам", "Енуфа", "Электра" фигурируют в ранге премьер, к которым вскоре примкнут "Тоска" - спецпроект для Марии Гулегиной (31 мая) и "Игрок" - для Владимира Галузина (21 июня).

    Новая политика Мариинки - подбирать репертуар в расчете на своих певцов. Именно в этом контексте появилась в Мариинке накануне фестиваля знаменитая "Электра" Рихарада Штрауса - скандальная психоаналитическая опера начала века, которую со времен Мейерхольда в России ставить не рисковали. Причем не столько по этическим, сколько по иным соображениям - мало кто из отечественных певцов пожелал бы "разодрать" свой голос на кричащих, исступленных высотах вокала Электры, решившей, согласно преданию Гомера, убить собственную мать Клитемнестру. Электра боготворила отца Агамемнона - царя и легендарного полководца греков в Троянской войне, павшего от руки Клитемнестры. Кроме того, Электра, согласно более поздним, литературным вариантам мифа, со странной ревностью относилась к своей нежной сестре Хризотемиде, навлекая на себя подозрения в патологических чувствах. Именно эти фантазмы микенской царевны оказались уместными для формулировок психокомплексов, внезапно обнажившихся в человечестве на рубеже прошлого века и перекочевавших из медицинских тетрадей в искусство. "Комплекс Электры", влюбленной в отца, стал такой же мерой сексуального невроза, как и "Эдипов комплекс", направляющий болезненных денди по пути патологической привязанности к своим матерям.

    Рихарда Штрауса, как человека эпохи модерна, патологии только провоцировали: он вдохновлялся и Электрой, и Саломеей, потребовавшей за свой танец отрубленную голову пророка Иоканаана. И надо сказать, что в Мариинском театре обе эти оперы нашли достойное воплощение: "Саломею" Штрауса ставили уже дважды, теперь пришел черед и "Электры".

    Приглашенные из Англии постановщики Джонатан Кент и художник Пол Браун создали впечатляющее зрелище на тему "гибели богов", обыгрывающее и любимые Штраусом вагнеровские мотивы - закат мира, утрата молодости богов, и темы декаданса - обрушение красоты, смакование распада, и глубины человеческого подсознания с его непреодолимыми импульсами и галлюцинациями. Пространство сцены спланировали с таким же преувеличением, как и сам Штраус в музыкальной части, расширивший оркестр до ста с лишним музыкантов. На сцене масштаб мифа о "конце" выразился в гигантской конструкции, где нижняя часть-обиталище одичавшей, бомжующей Электры - свалка антисанитарного хлама, а верхняя - уходящий мраморной лестницей под колосники дворцовый интерьер - мир богов, точнее, пожилых богинь - морщинистых Венер в мехах, утративших "яблоко молодости". Между мирами - дыра, сквозь которую могут проникать в глубины подвала Электры персонажи ее маниакального подсознания: мать Клитемнестра, сестра Хризотемида, брат Орест. Сама Электра в исполнении Ларисы Гоголевской - не та femme fatale, демоническая красавица, популярная в эпоху модерна, а подчеркнуто бесформенная, мужеподобная, неряшливая тетка-бомжиха в красных трениках с лампасами и отцовском кителе. Скупые резкие жесты, вместо царской походки - дикие прыжки, безумие, прорывающееся в воплях и в безостановочном надрыве героически не сорвавшегося до конца спектакля голоса. Электра Гоголевской живет, словно в галлюцинации: впадает в прошлое, разглядывая слайды с изображением отца, или в будущее - вещая Хризотемиде о ее не рожденных детях. Клитемнестре с исступлением кличет смерть, а орудием ее убийства оказывается не нож, а родной брат Орест, удушающий родительницу голыми руками. В финале Электра, подобно другой невротической героине Саломее, танцует, правда, танец ее лишен эроса: бестолково раскачиваясь на коленях с кителем в руках, Электра падает замертво, не выдержав собственной радости и яркого света, хлынувшего в ее мрачный подвал-подсознание. Жизнь без комплекса для нее равна смерти.

    Между тем

    Под стать фанатичной Электре и оркестр, расширенный Штраусом до такого звукового предела, за которым уже певцам нет смысла петь. И в этом случае Гергиев певцов не щадит - разыгрывает громаду роскошной симфонии, расчетливо используя весь штраусовский арсенал - и тяжелую медь, и крупную фактуру струнных, и форсированные ударные, и атаки тутти, разбивающие обычные представления о громкости и масштабах музыкального звука. Временами оркестровая гигантомания перекрывает певцов, достигая предела их чисто человеческих возможностей, но при этом Елене Витман (Клитемнестра) удается сохранять элегантность вокала, Эдуарду Цанге (Орест) - ясность и отточенность каждой фразы, а Младе Худолей - удивительным образом соединять рваные, полные отчаяния реплики Хризотемиды в подобие арий. И то, что сегодня мариинские певцы смогли осилить самую экстремальную оперную партитуру, доказывает, что полтора десятка лет штудирования штраусовского эталона - опер Рихарда Вагнера прошли не зря.

    Поделиться