Российская газета | Виктор Иванович, в начале ХХ века химическое оружие появилось в военных арсеналах. А в конце прошлого столетия человечество решило от него полностью избавиться. Сколько же к этому времени успели накопить боевой отравы на планете?
Виктор Холстов | Решение о ликвидации всех запасов химоружия ведущие страны мира приняли в 1993 году. На момент вступления Конвенции в силу в 1997 году было объявлено, что в арсеналах имеется семьдесят одна тысяча тонн боевых ОВ. Сорок тысяч находилось на территории России, двадцать семь тысяч тонн принадлежало США. Четыре тысячи тонн оказалось рассредоточено в других странах.
Первоначально планировалось уничтожить все запасы в десятилетний срок до конца апреля 2007 года. Однако процесс оказался настолько сложным и дорогостоящим, что даже США обратились в технический секретариат ОЗХО (международная организация по запрещению химического оружия) с просьбой о продлении срока уничтожения до 29 апреля 2012 года. С аналогичной просьбой обращались и мы.
РГ | Почему именно химоружие решено уничтожить полностью, а в отношении ядерного, также относящегося к оружию массового поражения, принято решение лишь о его ограничении и нераспространении?
Холстов | Наверное, потому, что боевые отравляющие вещества произвести все-таки проще, чем ядерные боеголовки, а по своим убойным свойствам последние поколения нервно-паралитических ОВ во многом не уступают начинке атомной бомбы. Смертельная доза для человека отравляющего вещества типа Vx такова, что одна капля из обычной глазной пипетки способна убить 50 человек. Одного грамма ОВ достаточно для поражения нескольких тысяч человек. Соответственно простыми расчетами можно оценить возможности одной химической авиабомбы калибра 500 килограммов, начиненной Vx. А ведь общая масса накопленных в мире боевых ОВ исчисляется не сотнями килограммов, а десятками тысяч тонн...
Так что решение о полном уничтожении в первую очередь именно этого вида оружия массового поражения полностью оправдано и подлежит обязательному исполнению.
РГ | Почему же тогда имели место массовые акции протеста против строительства объектов по уничтожению химоружия и еще в СССР по этой самой причине был сорван пуск первого завода-ликвидатора ОВ в Чапаевске?
Холстов | Действительно, наша страна намеревалась приступить к началу ликвидации собственных запасов химоружия еще до принятия международной Конвенции по этому вопросу. Кстати сказать, в 1987 году у нас была остановлена последняя технологическая линия по производству боевых ОВ. Однако, несмотря на широкую гласность, о химическом оружии было известно лишь то, что оно смертельно опасно. Этим умело пользовались люди, делавшие себе политическую карьеру на митингах протеста. Чапаевск тогда действительно гудел от возмущения, хотя технология, которую предполагалось использовать при ликвидации ОВ на предприятии, уже построенном в этом городе, полностью исключала возможность утечки отравляющих веществ в атмосферу.
Тем не менее переубедить общественность не удалось, и завод остался, по сути, экспериментальной площадкой, уничтожение химоружия на нем не проводилось. Постепенно страсти улеглись, но город и его население, оказавшись вне государственной программы УХО, в итоге только проиграли.
РГ | Чем принципиально отличается отечественная технология уничтожения химоружия от той, что применяется в США, и каковы сейчас общественные настроения там, где строятся или уже работают российские объекты УХО?
Холстов | Мы уничтожаем боевые ОВ с помощью химической нейтрализации. Такой процесс идет при сравнительно невысоких температурах - в пределах до 100 градусов Цельсия. Невысокая температура протекания процесса позволяет легче его контролировать и управлять им. Поэтому такие процессы безопаснее.
Специальные дегазирующие растворы переводят даже самый ядовитый Vx в реакционную массу, имеющую токсичность отходов химического производства. Получить обратно из реакционной массы зарин, зоман, Vx или люизит невозможно.
Американцы решили свое химическое оружие сжигать (при температурах 800-900 градусов Цельсия). Такая технология предполагает концентрацию значительных количеств ОВ в резервуарах, из которых под большим давлением боевые отравляющие вещества подаются в специальную камеру сгорания. А все это чревато тем, что ОВ могут прорваться в атмосферу из трубопроводов высокого давления или в случае затухания факела в камере сгорания.
Аварийные ситуации, связанные с выходом боевых отравляющих веществ в атмосферу, имели место и на отдаленном атолле Джонстона, где был построен первый американский объект по промышленному уничтожению химоружия, и на территории самих США, где этот процесс идет сегодня.
Поэтому в Соединенных Штатах протест по своей первопричине отличался от того, что имел место в Советском Союзе. За океаном действительно столкнулись с угрозой утечек боевых ОВ в атмосферу. Сейчас американцы пересматривают принятую технологию сжигания своего химоружия, все больше склоняясь в пользу гидролиза, то есть метода, близкого к используемому в России.
РГ | Во сколько обходится уничтожение химического оружия и какова доля иностранной помощи в этом процессе?
Холстов | Первоначально в конце 80-х годов прошлого столетия и нам, и американцам казалось, что ликвидировать все запасы химоружия удастся быстро и относительно недорого. США считали, что весь процесс УХО обойдется им в два миллиарда долларов, мы думали уложиться в миллиард.
Сегодня американцы оценивают стоимость своей программы в тридцать пять миллиардов долларов, мы - в двести миллиардов рублей (семь миллиардов долларов).
России со стороны ряда государств официально обещана безвозмездная финансовая помощь в размере двух миллиардов двухсот миллионов долларов. При этом американцы заявили, что выделят половину этой суммы. США, к примеру, взяли на себя основные финансовые обязательства по строительству промышленной площадки объекта в районе городка Щучье Курганской области.
Как же выполняются эти международные обязательства? С большим трудом. Из всей заявленной помощи мы получили всего 450 миллионов долларов, а со стороны США - к настоящему времени выполнено работы лишь на сумму 258 миллионов из обещанного миллиарда с лишним. С помощью Германии было завершено строительство и пущен в эксплуатацию объект в Горном Саратовской области и Камбарке Удмуртской Республики. Содействие на этих объектах оказали также Швейцария, Нидерланды и Европейский Союз. Сегодня с ФРГ начинается сотрудничество в строительстве одного из промышленных корпусов на объекте в Почепе Брянской области. Продолжается взаимодействие со Швейцарией.
Великобритания заявила, что выделит нам не менее 100 миллионов фунтов стерлингов, выделила на сегодняшний день только 5,6 миллиона. Франция обещала 750 миллионов евро - пока не получили ни цента. Италия еще в 2003 году обещала начать финансирование строительства объекта в Почепе Брянской области, выделив 360 млн. евро. Но денег на этот объект так и не поступило (до этого небольшие средства были получены на развитие промышленной инфраструктуры в Щучье Курганской области).
Фактически основная тяжесть финансового бремени ложится на госбюджет России. Поэтому наша задача в том, чтобы каждый бюджетный рубль, выделенный на реализацию программы УХО, был истрачен с максимальной эффективностью.
РГ | Известно, что десятая часть средств, выделяемых в рамках федеральной программы УХО, должна идти на решение социальных вопросов в местах расположения объектов по уничтожению химоружия. Насколько эффективно расходуются эти деньги?
Холстов | За последние годы федеральный бюджет профинансировал строительство значительного числа объектов социально-культурного назначения в местах расположения объектов УХО. В различных районах введены в строй школы, жилые дома, медицинские учреждения, проложены водоводы, проведена газификация населенных пунктов, построены системы канализации и очистки сточных вод...
В этом году завершается строительство намеченных объектов социнфраструктуры в Камбарке, Удмуртская Республика, Горном, Саратовская область. Применительно к другим регионам необходимое строительство развернуто.
Ответственность выбора объектов социально-культурного назначения, строительство которых необходимо в первую очередь, лежит на региональных властях. И вот здесь порой возникают серьезные проблемы. С одной стороны, денег на социальную инфраструктуру выделяется много, с другой - выделяемая сумма все-таки не безгранична, является лимитированной и поэтому требует разумного подхода к ее реализации. И зачастую оказывается, что местные власти не имеют четкого и понимаемого плана развития своих населенных пунктов, плохо оценивают собственные возможности, да и порой не могут элементарно организовать работу чиновничьего аппарата.
В одном из районных городов нам заявили: будем строить систему канализации за 38 млн. рублей. Хорошо! Хотя мы предупредили, что за эти деньги создать канализационную систему для города, хоть и небольшого, просто невозможно. Имевшиеся в нашем распоряжении деньги были выделены. Объект включили в план строительства. И что же? Когда пришло время начинать стройку, выяснилось, что региональные власти так и не провели необходимых согласований с местными надзорными органами. В этой связи не получено официального разрешения на строительство канализационной сети. А ведь все подписи надо было собирать на месте, а не в далекой Москве.
Канализацию отложили до лучших времен. Решили отремонтировать и заасфальтировать дорожное покрытие улиц этого города. Мы говорим: у вас же в плане газификация. Есть уверенность, что отремонтированные улицы не придется вскрывать для прокладки труб? Оказывается, и такой уверенности к настоящему времени нет. Мы уже предлагаем - разработайте концептуальный план развития города и определитесь с перспективами строительства.
Программы социального развития в рамках общей программы УХО должны отвечать непосредственным интересам населения. И, на мой взгляд, население должно очень активно участвовать в обсуждении и утверждении тех приоритетов, которые можно считать действительно самыми важными в районе. А властные структуры регионов, от самых низовых до губернаторских, должны понимать, что на них лежит огромный груз ответственности перед будущими поколениями.
РГ | Последняя капля боевых отравляющих веществ будет уничтожена в начале 2012 года. Какова же будет судьба объектов УХО, являющихся сегодня средоточием самых высоких технологий?
Холстов | Вопрос этот очень серьезный и непростой. Технологическое оборудование, при помощи которого проводилась ликвидация боевых ОВ, будет дегазировано, а в ряде случаев и уничтожено. Однако на месте промышленных объектов УХО останется уникальная и очень мощная современная инженерная инфраструктура.
Поскольку все объекты являются федеральной собственностью, то в первую очередь их дальнейшую судьбу будет решать правительство. Возможно, они будут переданы в собственность регионов, выставлены на торги и дальнейшую их судьбу решит бизнес. В любом случае мы постараемся сделать все, чтобы огромные средства, потраченные на уничтожение химоружия, по максимуму продолжали работать в интересах регионов и государства в целом.
РГ | Химические бомбы - страшная угроза прошлого века. А какие опасности будут поджидать человечество в веке наступившем?
Холстов | Как ни странно, но именно революционное по своей интенсивности развитие самых различных технологий и научных знаний несет главную угрозу человечеству. Самые перспективные разработки в области той же химии, биологии, фармацевтики, различных нанотехнологий изначально оказываются двойными, то есть могут нести как благо, так и страшную беду. Скорее всего, новый научно-технический прорыв в развитии человечества будет осуществлен на стыке химии и биологии, то есть в тех сферах, которые и сегодня оказывают серьезное влияние на экологию планеты.
И если производство ядерного оружия или чисто боевого отравляющего вещества можно отследить и предотвратить, то в области сверхтонких технологий это сделать чрезвычайно трудно.
Надо сказать, что мировое сообщество новые опасности начинает осознавать. В апреле под эгидой ОЗХО прошла международная конференция, на которой рассматривались именно новые виды угроз, связанных с развитием цивилизации. Идут поиски форм контроля, предупреждения, пресечения деятельности, способной поставить под угрозу существование человечества и без начала ядерной войны.
РГ | Виктор Иванович, вы являетесь членом научно-консультативного совета при генеральном директоре Технического секретариата ОЗХО. В чем суть такого представительства и насколько оно важно для России?
Холстов | К примеру, возникают ситуации, связанные с уничтожением химоружия, которые не были прописаны в первоначальных документах. Мы их рассматриваем, ищем пути решения, чтобы не было отхода от положений Конвенции. Оцениваются также новые угрозы, о чем я уже сказал.
Бывает, что через Научно-консультативный совет пытаются провести документы, прямо ущемляющие интересы нашей страны. Такие документы порой выносятся Техническим секретариатом ОЗХО на обсуждение государств.
В прошлом году шла достаточно серьезная борьба вокруг оценки выполнения нами второго этапа уничтожения химоружия. Ряд стран, и в первую очередь США, категорически не хотел признавать то, что мы в апреле 2007 года реально уничтожим 20 процентов своих запасов, то есть восемь тысяч тонн ОВ. Англичане и американцы настаивали на организации инспекционных поездок по всем нашим объектам. Мы не возражали, но с условием, что тоже поедем в Соединенные Штаты и оценим, насколько соответствуют декларации об уничтожении американских ОВ реальной ситуации. Американцам почему-то такой подход не понравился. Соответствующий документ организации вышел сбалансированным, учитывающим интересы принимавших в его обсуждении государств.
Потом странным образом в докладе Техсекретариата появились две различные формулировки: по одной все, что делается в США в рамках выполнения программы УХО, признается верным, а то, что делается в России, ставится под сомнение. Эту несправедливость мы тоже устранили.
Так что членство в научно-консультативном совете не является какой-то формальной представительской функцией. Там ухо надо держать востро и отстаивать интересы России аргументировано, твердо и в полный голос, но вместе с тем очень дипломатично.
РГ | Сейчас идет выполнение третьего этапа уничтожения химоружия. До конца 2009 года нам предстоит ликвидировать почти половину боевых ОВ, причем самых опасных - фосфорорганических - зарина, зомана, Vx. Есть уверенность, что мы справимся?
Холстов | Вне всякого сомнения! Будет наращивать свои мощности объект Марадыковский в Кировской области. В будущем году мы введем в строй объекты в Леонидовке Пензенской области и в Щучье Курганской области. До конца 2009 года завершим полную ликвидацию запасов люизита в Камбарке. Перед нами стоит важнейшая государственная задача, прямо связанная с серьезными международными обязательствами. И мы ее решим.
РГ | Виктор Иванович, вы - генерал-полковник, командовали войсками РХБЗ. Сейчас занимаете крупный государственный пост, являетесь международным чиновником в рамках ОЗХО. Что труднее: командовать войсками радиационной, химической и биологической защиты или руководить уничтожением химического оружия?
Холстов | Каждая должность сложна по-своему. Войсками РХБЗ я командовал в период, когда предпринимались активные попытки в рамках сокращения Вооруженных сил войска эти сократить до чисто символического значения. Однако наряду с чисто военными угрозами для России актуальна угроза техногенных катастроф, прямо связанных с изношенностью оборудования промышленных химически опасных объектов и различных инфраструктур. И это секретом не является. А войска РХБЗ, как никакие другие, способны парировать любую техногенную катастрофу, что показал тот же Чернобыль, где и мне довелось послужить. Так вот при мне ни одна часть РХБЗ сокращена не была, хотя давление и очень серьезное в этом направлении было.
На новой должности трудности иного плана. Во-первых, масштаб ответственности совершенно другой и является очень высоким. Сложность и многогранность решаемых задач просто не сравнимы с теми, что стояли передо мной в военном ведомстве. Сжатые сроки и интенсивность работ тоже перенапрягают. Я четыре года не был в отпуске.
Вместе с тем ответственность за выполнение Россией международных обязательств не позволяет расслабляться. Руководство государства держит на контроле выполнение программы. Мне видно, с каким напряжением работают принимающие участие в реализации российской программы специалисты других ведомств, подчиненных структур, чувствую их понимание и поддержку, и это придает новые силы. Как военный химик я прекрасно осознаю страшную опасность того оружия, которое когда-то было готово к применению. И сделаю все возможное, чтобы оно навсегда исчезло с лица нашей планеты. При этом урон безопасности России не должен быть нанесен.