31.08.2007 01:30
    Поделиться

    Герхард Шредер: Примирение с Польшей и Россией я всегда воспринимал как своего рода чудо

    В издательстве "Европа" выходит книга Герхарда Шрёдера "Решения. Моя жизнь в политике".

    В ней бывший канцлер Германии рассказывает о том, как выстраивались взаимоотношения с Россией после падения Берлинской стены, о своем отношении к Путину, о скрытых от публики нюансах закулисной политики. Вот выдержки из книги.

    Противники стали союзниками*

    В московском "Президент-отеле" состоялась встреча немецких и российских ветеранов, мужчин и женщин, которые некогда находились по обе стороны фронта и воевали друг против друга. В этот исторический день меня сопровождали человек десять немецких ветеранов, служивших на Восточном фронте. Их пригласил Райнхард Фюрер, президент Народного союза Германии по уходу за немецкими военными захоронениями.

    Оказавшись лицом к лицу с этими очень пожилыми людьми, я не мог избавиться от нахлынувшего чувства умиления и робости. За длинными столами - иногда с помощью переводчика, а иногда и без всяких посредников - между бывшими солдатами на почве общих воспоминаний возникала поразительная близость. Русские и немцы сидели вместе - объединила их особая связь: опыт жизни и смерти, скорбь по погибшим и то, что они выжили. Для ненависти уже не было места. А участие в этой встрече российского президента воспринималось всеми присутствующими как особенно важный символический знак.

    И на официальном обеде с представителями бывших военных союзников, и на встрече с ветеранами, и позже, во время парада, перед множеством съехавшихся со всего мира гостей, российский президент неизменно затрагивал тему примирения с Германией. Это ощущалось даже в том, насколько деликатно было продумано размещение гостей на параде. На Красной площади, на почетной трибуне перед Мавзолеем Ленина, в первом ряду сидели американский президент Буш и госпожа Буш, рядом - Путин и его жена, по правую руку от него - Жак Ширак, а рядом с французским президентом - немецкий канцлер с женой. Отсутствовал Тони Блэр - он, если мне не изменяет память, в те дни оставался в Лондоне и занимался срочным формированием правительства. Таким образом, Германии, бывшему военному противнику, было отведено место в первом ряду - среди бывших держав-победительниц. Идея примирения нашла свое выражение в самой наглядной форме.

    А затем на площади состоялся необычный Военный парад. Мимо почетной трибуны на старых автомобилях времен Второй мировой войны, проехали 2700 российских ветеранов, а по-русски - фронтовиков. Вслед за машинами прошли 7 тысяч молодых солдат, одетых в форму военной поры. За ними - небольшое подразделение современных военных. Над всем этим царила совершенно мирная атмосфера. Путин произнес краткую речь, в которой снова коснулся той же темы: он назвал этот день "ярким примером исторического примирения с Германией".

    Перед лицом нашей общей истории примирение с Польшей и Россией я всегда воспринимал как своего рода чудо. В процесс примирения внесли свою лепту и мой предшественник на посту канцлера Гельмут Коль, и первый российский президент Борис Ельцин. Но первую брешь в стене непримиримой враждебности пробил, конечно же, Вилли Брандт, плоды прозорливой внешней политики которого мы все, и особенно после знаменательного поворота в 1989 году, завершившегося, по логике событий, объединением Германии, пожинаем и по сей день. Я убежден, что тема примирения глубоко трогает и волнует и русский, и немецкий народ.

    Это впечатление возникло у меня еще в середине семидесятых годов, когда я впервые побывал в Москве и на Украине в составе делегации молодых социалистов, возглавляемой тогдашним заместителем председателя нашего федерального Союза Клаусом Уве Беннетером. На Украине мы посетили Киев и промышленный город Запорожье. Вспоминаю, как русский старик водил нас по гидроэлектростанции, одному из памятных мест Второй мировой, или, как говорят в России, Великой Отечественной войны. Во время экскурсии этот старый человек рассказал, что здесь в бою, защищая плотину от немцев, которые хотели ее взорвать, погиб его сын. Немецкие войска, видимо, тогда уже отступали, и взорвать плотину им не удалось. И вот нам, молодым немцам, которые сейчас стояли перед ним, он серьезно сказал: "Вы должны позаботиться о том, чтобы подобное больше никогда не могло повториться". В словах этого русского старика в потрепанном костюме не было ни тени упрека, ни ненависти.

    С учетом русского менталитета*

    Достаточно теплый день накануне окончательного ухода лета: Берлин 25 сентября 2001 года. Перед рейхстагом столпотворение фотографов, телевизионщиков и просто зевак, выстроившихся стеной, за ними - в строгом порядке - черные лимузины. В зале пленарных заседаний рейхстага парламентские фракции в полном составе. Напряжение вызвано личностью докладчика, именно он привлекает к себе всеобщее внимание. Исторический момент для членов парламента - гость из-за рубежа предлагает Германии всестороннее сотрудничество. Он говорит, что, по его мнению, единая Европа является гарантом окончательного искоренения язвы национализма.

    Выступает Владимир Владимирович Путин, президент Российской Федерации. Свою речь он начинает по-русски, сердечным обращением к Германии, к которой Россия "всегда питала особые чувства". Путин называет Германию важным центром европейской культуры, культуры, в развитие которой немалый вклад внесла и Россия: "Культура никогда не знала границ. Она всегда была общим достоянием и объединяла народы". И поэтому он позволит себе "смелость" продолжить свою речь "на языке Гёте, Шиллера и Канта - на немецком языке".

    Порой мне хочется отослать речь Путина перед германским бундестагом тому или иному немецкому комментатору, рассуждающему в той или иной немецкой газете о германо-российских отношениях, с настоятельной просьбой еще раз прочесть этот текст перед тем, как писать очередную статью. Ведь в этой речи сказано обо всем, что война и послевоенный период, "железный занавес" и раздел Европы оставили в коллективном сознании европейских народов. И, видимо, нам еще долго придется сталкиваться с предрассудками и рефлекторными реакциями, глубоко запечатленными в людской памяти со времен той ушедшей эпохи, сдерживающими и замедляющими столь необходимое нам установление новых глубоких связей: политических, экономических и культурных.

    Россия. Именно о ней сразу после одержанной мной победы на выборах в сентябре 1998 года мы говорили на одной из встреч с Биллом Клинтоном. Этому соседу Германии в то время грозила реальная опасность: в безудержном вихре дезорганизации и разграбления, социального и экономического кризиса страна могла опуститься на дно пропасти. Мы обсуждали внутриполитическую ситуацию в больной империи, которая, чтобы выйти из порочного круга, срочно нуждалась в помощи. В той беседе я узнал Билла Клинтона с неожиданной стороны: он с большим знанием дела размышлял о европейской истории и не скрывал своей озабоченности тем, какую угрозу миру на планете может представлять разрушающаяся и неуверенная в себе Россия.

    Вместе с тем Клинтон понимал, что менталитет российской элиты, воспитанной в рамках социалистической командной экономики, вряд ли позволит воспользоваться советами американских "спецов" рыночной экономики. А американцам, по его словам, не хватает чуткости и деликатности, и потому их попытки помочь проваливаются самым жалким образом. Он стал меня убеждать в том, что в качестве фундамента для более тесного сотрудничества необходимо использовать и развивать особые отношения между Германией и Россией. Мол, даже по психологическим причинам, Россия охотнее примет необходимую помощь, включая и материальную, если ей ее предложит Германия. Когда мы заговорили о ядерных арсеналах России, Клинтон сказал, что в этом он не видит военной угрозы. Однако активная политика в отношении России должна быть тщательно продумана в контексте преодоления разобщенности в Европе и укрепления ее безопасности, а для этого нужно прежде всего позаботиться об экономическом оздоровлении России. И в этом он надеется на деятельное участие Германии.

    Приводя мне эти аргументы, Клинтон ломился в открытую дверь. Я был и сейчас убежден, что поддержание стабильного миропорядка на нашем континенте невозможно без всеобъемлющего взаимопонимания с Россией. И именно это послание содержала в себе речь Путина, с которой он выступил 25 сентября 2001 года в Берлине. Мне кажется, этот посыл тем более важен, что четко обозначенная в нем общность являлась ответом на недавно пережитый удар - террористические атаки 11 сентября на Нью-Йорк и Вашингтон, ставшие символом смены эпох во всем мире. Уточняя свою мысль о нашей фундаментальной общности, Путин сказал, что никто не ставит под сомнение важность особых отношений Европы с Соединенными Штатами, однако он убежден: Европа сможет надолго укрепить репутацию мощного и самостоятельного центра мировой политики, если объединит свои людские, территориальные и природные ресурсы с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России. В этом месте протокол бундестага зафиксировал аплодисменты.

    * Названия главок даны редакцией "РГ".

    Досье "РГ"

    Герхард Шрёдер родился в 1944 году в бедной семье. Окончил юрфак Геттингенского университета, был активистом Социал-демократической партии Германии. В 1986 году стал руководителем фракции СДПГ в парламенте Нижней Саксонии. С 1998 по 2005 год занимал пост канцлера Германии. Четырежды женат. Усыновил двух русских детей.

    "Мемуары Шрёдера любопытны для всякого, кто интересуется реальной политикой, но, пожалуй, они особенно интересны тем, кто начинает карьеру политика - особенно в России, где только еще складывается зрелая многопартийная система".

    (Из предисловия к российскому изданию первого вице-премьера правительства России Дмитрия Медведева).

    Поделиться