События развивались в комнате заседаний присяжных и представляли собой диспут, разгоревшийся как бы на пустом месте: вина подсудимого всем казалась доказанной. Всем, кроме одного: он усомнился и заразил сомнениями коллег - в результате подсудимого оправдали. Это один из самых напряженных фильмов киноистории: он захватывает столкновением не автомашин, а позиций и аргументов.
Интеллектуальный триллер Никиты Михалкова "12" выходит в год 50-летия фильма Люмета - как приношение одного мастера другому. И как развитие темы ответственности каждого за все происходящее. В эпоху общественной анемии эту тему Михалков считает актуальной и делает все, чтобы Россия картину увидела: в ее раскрутку включился Первый телеканал, обещают хороший тираж.
Действие перенесено в наши дни, и судят чеченского парня, обвиненного в убийстве приемного отца - русского офицера. Вместо торжественного царства Фемиды - на скорую руку приспособленный школьный спортзал. Фильм Михалкова идет на час дольше картины Люмета, что не делает его менее напряженным: режиссер не только умело раскручивает детективную интригу, захватывая азартом расследования, но и разбрасывает по фильму блестки юмористических коллизий и колоритных характеров.
Возникла модель общества, где представлены его человеческие типы и общественные позиции. Не случайно у героев нет имен, только номера: присяжный N 1, 2, 3... Зато каждому дан свой момент истины, когда он может в пространном монологе не только рассказать свою историю, но и выразить свое кредо. На старте заседания перед нами типичное для России нулевых болотное равнодушие: все ясно, давайте голосовать. И только герой Сергея Маковецкого - "против". Не потому, что убежден в невиновности подсудимого - просто не может вот так без раздумий послать человека на пожизненное заключение. "Он же не человек - зверь, выродок!" - орет ему герой Сергея Гармаша, фирменный страдалец за осажденный врагами русский народ. А подсудимый, хоть и чеченец, - человек, и об этой такой трудной, как оказалось, истине напоминает фильм.
Чтобы сделать ее более осязаемой, автор выводит действие из замкнутого пространства: дает в коротких "флэшбеках" предысторию: детство подсудимого, его мать, похожую на мадонну, его отчима - русского офицера, женившегося на чеченке. Сцены лаконичны, задача их прозрачна: вернуть людей к нормальному ощущению человечьего общежития, где все равны перед Богом.
Заседание затягивается: герои увлекаются проверкой обвинения на излом: проводят импровизированный следственный эксперимент, шаг за шагом обрушивая систему прокурорских доказательств. Судьба чужого парня теперь вызывает ассоциации со своими житейскими болями: присяжные примеряют его судьбу на себя и так вводят в действие необходимое человеку качество - сочувствие. То самое сочувствие, которое чаще всего отключено за ненадобностью.
Цепь этих новелл - серия актерских бенефисов. Михалков всегда умел создать на съемках атмосферу азартной импровизации - она присутствует и здесь, легко заражая зал. Фильм наполнен "вкусными" деталями, точными наблюдениями, комедийными репризами наподобие монолога Алексея Петренко или зримо-незримого присутствия Александра Адабашьяна в роли судейского пристава. Иногда автор не отказывает себе в удовольствии впрямую выразить свои антипатии - и тогда является никчемный персонаж, именующий себя не иначе, как "мы, демократическая общественность", а также изнеженный продюсер частного телеканала, которому некогда думать об осужденном: надо запускать очередное ток-шоу. Прозрачность намеков даже чрезмерна: ощущение модели общества здесь сбивается утилитарно фельетонными нотами.
Круг толерантности очерчен четко. Как неизбежное зло подана "еврейская тема", воплощенная в герое Валентина Гафта, - он мудро терпелив, философски отражает антисемитские наскоки радетеля за русский народ, наблюдает за происходящим словно из театральной ложи и при каждом кульбите загадочной русской души констатирует: "Интересно, интересно!". Кавказцы изображены как народ гордый, античный в облике и в понятиях о чести, краски здесь возвышенно поэтические.
В прологе фильма пару раз мелькнет трибуна - с нее Горбачев вещает в пустоту что-то велеречивое. Тема перестройки дана как суета на обочине особого русского пути - кукольный театр пустых амбиций, ничтожный перед поступью иной, высшей правды.
Главный сюжет картины: возвращение людям человеческого обличья. Из равнодушия и социальной анемии вырастает нечто общественно активное, способное критически мыслить и соизмерять свои импульсивные страсти с нормальными гуманистическими критериями. Каждый круто меняет свои взгляды, сборище на глазах становится гражданским сообществом. И здесь наступает час председателя собрания, которому предстоит все подытожить и вывернуть наизнанку. Эту роль Никита Михалков отвел себе.
В финальных сценах особенно ощутимо его авторское присутствие. По всему фильму были рассыпаны его фирменные словечки, приколы, формулы, выражающие его общественно-политические взгляды. Финал - прямое "послание". Здесь фильм расстается с трагикомическими красками, и герой Михалкова наследует классическим литературным резонерам, назначение которых - нести мудрость высшего порядка: окончательную, свободную от догм и предрассудков "гнилого либерализма". Ту мудрость, какая приличествует великой нации, старшей среди равных. Идеал, который хотел бы видеть автор фильма в родных пределах.
Здесь все значительно. Поначалу невзрачный, с тихим голосом, уставший от людских несовершенств старец, упорно голосующий за пожизненное заключение, преображается в демиурга, ответственного за малых сих. Он теперь - стратег, провидящий в судьбе чеченского юноши страшное логическое противоречие. В деле, как ему было ясно с самого начала, замешены могущественные силы, для которых этот парень - пешка в кровавой бизнес-игре. Поэтому признать его виновным и заточить - значит спасти от верной смерти. Поиск объективной истины, которым заняты герои, оказывается бессмысленным, даже негуманным, и леденящий душу финальный кадр подтвердит правоту демиурга.
Это картина, назначенная разбудить массы и спровоцировать их ярость. Она программно дискуссионна, ибо затрагивает болевые точки самых накаленных политических споров в России. В ее послании ясно сформулирована позиция автора - человека, как известно, монархических взглядов, уповающего на мудрые решения авторитарного правителя. Он моделирует историю и хочет, чтобы мы извлекли урок: герои фильма не послушались голоса разума, осуществили свое демократическое право - и это привело к новой трагедии.
В какой степени убедителен этот вывод - говорит "температурная кривая" незаурядного по замаху фильма. Его художественное решение безукоризненно во всем, что касается выражения социальных и национальных типов, идее равенства которых слегка мешает мелодия "старшего среди равных". Картина великолепна и почти концертна в актерских решениях. Не всегда стройна в логике следствия, но это вопрос неровности драматургии (сценарий Владимира Моисеенко и Александра Новотоцкого с заметным участием Никиты Михалкова). А главная проблема художественной цельности - как раз в финале. Режиссерский глаз Михалкова теряет свойственную ему остроту, когда дело касается саморежиссуры: образ заседателя номер один и в идейном и даже в актерском отношении оказался самым слабым звеном.
Возможно, еще и потому, что идея преимуществ мудрого патернализма в сравнении с демократическим разбродом еще раз явила свою нежизнеспособность. Вся эта безупречно построенная конструкция шатается от логически неизбежного вопроса: а что если вместо воплощения благородства, мудрости и провидения в этом кресле окажется новый игрок в человеческие кости, тиран и лицемер?
Важный фильм. Он провоцирует вопросы и заставляет искать на них ответ.