Выступление заранее преподносилось в прессе США как первая концептуальная речь нового хозяина Пентагона, выходящая за рамки его непосредственных служебных обязанностей. По свидетельству газеты "Нью-Йорк таймс", цель этого "философского" опуса Гейтса заключалась в том, чтобы "примирить прагматическое и идеологическое "крылья" республиканской партии, которой он служил и служит - в Белом доме, ЦРУ и теперь в Пентагоне". Если говорить еще точнее, задача министра обороны заключалась в том, чтобы дать отпор "резкой критике" со стороны "старейшин республиканской партии, утверждающих, что Белый дом подрывает нужды национальной безопасности, проводя более идеологизированную внешнюю политику, которая включает попытки реализовать горячее стремление президента страны к распространению демократических ценностей, особенно в мусульманском мире".
В итоге у шефа военного ведомства получилась речь, которую сам он озаглавил "Взгляд реалиста на продвижение демократии за рубежом", а та же "Нью-Йорк таймс" оценила как попытку "стать так, чтобы одна нога оказалась в лагере закоренелых прагматиков, а другая - у возвышенных идеалистов". Правда, русская пословица гласит, что сидеть разом на двух стульях не очень-то удобно, но риторически это Гейтсу удается без особого труда. Он просто оставляет без прямого ответа собственный исходный вопрос о том, "как следует нам инкорпорировать демократические идеалы и чаяния Америки в свои отношения с остальным миром и, в особенности, когда и как пытаться изменить тот порядок, который устанавливают у себя для управления собственными делами другие народы?"
Впрочем, риторические вопросы как правило затем и нужны, чтобы ответ на них был самоочевиден. И Гейтс вполне понятно излагает свою точку зрения в самом начале, где вспоминает о том, что "с 1989 года сотни миллионов людей из Восточной и Центральной Европы, бывшего Советского Союза, ЮАР, Афганистана, Ирака и других мест обрели свободу". Кто им ее принес, в принципе понятно и так, но Гейтс все же уточняет, что "в каждом случае Соединенные Штаты - открыто или тайно, в большей или меньшей мере - сыграли в их освобождении свою роль".
Пожалуй, самый сложный трюк в словесной эквилибристике Гейтса - это пассаж на старую тему (открыто, правда, не заявленную) "цель оправдывает средства". Он невелик и настолько красноречив, что его стоит, пожалуй, привести целиком. "В минувшем столетии мы создавали альянсы с тиранами для разгрома других тиранов, - признает американский министр. - Мы поддерживали дипломатические отношения с правительствами и в то же самое время поддерживали тех, кто добивался их свержения. Мы порой превращали права человека в центральный пункт нашей национальной стратегии, а между тем занимались бизнесом с некоторыми из самых злостных нарушителей прав человека. Мы работали с авторитарными правительствами для продвижения наших собственных интересов безопасности, попутно призывая их к реформам. Мы использовали свою военную мощь, чтобы устранять правительства, в которых видели угрозу нашей национальной безопасности, чтобы обращать вспять агрессию, прекращать этническую резню и предотвращать наступление хаоса". В качестве только самых свежих примеров стран и регионов, испытавших на себе американские "меры спасительной строгости" (выражение М.Е. Салтыкова-Щедрина. - Прим. авт.), в речи приведены Гренада, Панама, Кувейт, Балканы, Гаити, Афганистан и Ирак.
Договаривая мысль до конца, Гейтс напоминает, что своей свободой американцы обязаны и французскому монарху Людовику ХVI, и советскому вождю Иосифу Сталину, которого он называет "одним из подлинных монстров в истории". "Без одного не было бы американской независимости; без другого не было бы краха Третьего рейха", - поясняет он.
Примечательно, что прямо и открыто стать на защиту войны США в Ираке шеф Пентагона не смог или не захотел. Крайне неудачная и непопулярная эта война - главная головная боль для всей нынешней администрации США, начиная с президента. От развития событий в Ираке по всей видимости будут во многом, если не в основном, зависеть и общая оценка правления Джорджа Буша, и выбор его преемника в Белом доме, и ближайшие политические перспективы всей республиканской партии США. Само собой разумеется также, что для самого Гейтса иракская война есть основное содержание всей его работы на министерском посту.
И вот несмотря на все это, в его программной речи о насаждении демократии за рубежом этой войне прямо посвящены буквально два предложения, как бы мимоходом добавленные к рассуждениям об операции в Афганистане и ее роли, как "оселка" для проверки решимости "западных демократий и их партнеров... идти на жертвы" во имя общих целей. Провал этой проверки "покрыл бы позором" весь альянс, предупреждает Гейтс и далее говорит: "Точно так же для Америки уйти и оставить в пучине хаоса Ирак и Ближний Восток означало бы предать и деморализовать наших союзников и там, и во всем регионе, и ободрить наших самых опасных врагов.
Можно с уверенностью утверждать, что в военных штабах и политических штаб-квартирах "философскую" речь Гейтса будут внимательнейшим образом изучать применительно не только к Ираку, но и к Ирану. Еженедельник "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт" поместил в свежем номере специальный репортаж "Целясь в Иран", в котором говорится о том, что в Вашингтоне, "в том числе и среди некоторых американских официальных лиц", ..."нарастают призывы к смещению политики администрации Буша в сторону военных ударов или других более жестких мер" в отношении Тегерана.
Гейтс в своем выступлении в Уильямсберге лишь вскользь упомянул об "амбициозной и фанатичной теократии в Иране", как об одной из причин, заставляющих его с глубоким пессимизмом взирать на современный мир (он, кстати, припомнил, как его однажды назвали в прессе "осликом Иа-Иа от национальной безопасности"). Однако в воскресном интервью телекомпании "Фокс" он на прямой вопрос на эту тему ответил, что, как ему представляется, "на данный момент наша администрация считает, что гораздо предпочтительнее попытаться ответить на иранскую угрозу, на иранский вызов дипломатическими и экономическими средствами".