Еще только начинал свое победное шествие по сценам мира его знаменитый двухдневный спектакль "Братья и сестры" по страшной и мучительной эпопее Федора Абрамова, еще молодые додинские актеры Наташа Акимова, Сергей Власов, Петр Семак, Игорь Скляр, опытная Татьяна Шестакова хранили память о своем трудном путешествии-исследовании в архангельскую деревню, а Додин уже думал о новой эпопее трагического ХХ века.
Но прошло еще долгих 20 лет, прежде чем его замысел осуществился. Понадобился, видимо, и собственный опыт горечи и потерь, и опыт современного мира, вновь качнувшегося к националистическим пределам, и новые художественные интонации, которые он со своей труппой осваивал на прозе Андрея Платонова, в трагическом мире Шекспира.
А еще, видимо, понадобилось новое поколение актеров, готовых отправиться в новое исследование ушедшей эпохи. Все пять лет студенты последнего додинского курса занимались одним-единственным романом - для них книга Гроссмана поистине стала жизнью и судьбой. Она была их школой, методом, источником познаний о мире, их средством и целью в постижении профессии.
Полтора года назад москвичи могли увидеть некоторые промежуточные результаты этого уникального исследования. В Центре им. Мейерхольда показывали их открытый урок.
Он был ни на что не похож. То есть - там были вполне обычные вещи: человек двадцать в черных трико стояли у балетного станка, потом распевались, производили всевозможные диковинные упражнения на технику речи, разработанные знаменитым додинским педагогом Валерием Галендеевым, и, наконец, исполняли этюды на физическую память. Мальчики и девочки (среди них и те, кто будет играть в "Жизни и судьбе") раздевались, входили под воображаемый душ, терли воображаемой мочалкой свои тела, а мастер командовал, какая из крана "льется" вода - горячая или холодная, или внезапно "останавливал" ее, и голый мокрый человек замирал от неожиданности, раздражения и холода.
Но все, что проделывали их тела и души, их эмоции и мускулы, - все было связано с чувственным опытом 30-х годов. Додин восстанавливал в них капля за каплей сам генетический состав крови - память о фокстротах и парусиновых туфлях, въевшийся под кожу страх и неудержимый восторг, манеру ходить в гости и обниматься с девушкой. Точно опыт поколения прабабушек и прадедушек особым чипом был вживлен под кожу, в телесный состав этих молодых актеров. Вместе они ездили в Польшу и ночевали в Освенциме, топтали грязь Норлага, там же сыграли премьеру.
И все же где-то код сломался: Додин, который предполагал сделать из этого удивительного опыта дипломную работу курса и лишь потом включить ее в репертуар театра (как это было с "Братьями и сестрами"), на финальном этапе заменил студентов актерами МДТ. С курса он взял в спектакль лишь четверых - их Москва уже видела в "Короле Лире". Маленькая, хрупкая Дарья Румянцева играла там Корделию, эффектная и по-балетному статная Елизавета Боярская - Гонерилью, серьезная Елена Соломонова - Регану, а знойный красавец Данила Козловский - Эдгара. В "Жизни и судьбе" из него вышел заправский комкор Новиков, Елизавета Боярская играет его возлюбленную, а однокурсницы Дарья Румянцева и Елена Соломонова играют мать и дочь.
Все остальные - звезды МДТ. Физика Штрума, чья судьба стала главной в додинском прочтении романа, играет Сергей Курышев, его мать Анну Семеновну Штрум, погибшую в газовой камере Освенцима, играет Татьяна Шестакова. И эта ее первая роль за несколько лет по-настоящему обжигает, когда она, стоя на авансцене, читает письмо сыну в сталинский лагерь, в котором просит его о самом главном - не терять достоинства.
Премьеру в таком составе исполнителей увидел сначала парижский зритель. На пресс-конференции в Москве Додин сказал: "Удивительно, но парижане говорили, что это их роман и что, к сожалению, тема национализма, которую поднимает Гроссман, сегодня вновь актуальна не только в Париже, но и во всей Европе". Во многом благодаря додинскому спектаклю роман Гроссмана "Жизнь и судьба" вышел во Франции третьим изданием и неслыханным тиражом - 30 тысяч экземпляров.