Выдающемуся врачу Михаилу Давыдову сегодня исполняется 60 лет

Раскрыла свою записную книжку и, не выбирая, стала звонить тем, кто, как мне казалось, может сказать несколько слов о Михаиле Ивановиче. Академика Лейлу Адамян мой звонок застал тогда, когда она мыла руки перед операцией. Но Лейла Владимировна, женщина строгая и не очень падкая на похвалы, с восторгом начала говорить о руках Давыдова, о том, как с замиранием сердца смотрела, как он оперирует. Ученик Давыдова Иван Стилиди торопился в аэропорт, чтобы улететь в загранкомандировку. Но тут же начал рассказывать, как на свиданиях с девушками вместо поцелуев, объяснений в любви, объяснял им, что такое его учитель Давыдов. Голос Юрия Белова я сперва даже не узнала - оказывается, накануне ночью у Юрия Владимировича умерла мама. Я, было, извинилась, хотела прекратить разговор. Но Белов, узнав цель моего звонка, тут же стал с восторгом говорить о Давыдове. А ведь эти люди - сами выдающиеся, с мировой известностью хирурги. А хирурги, подобно примам-балеринам, скупы на похвалы коллег. Но блистательное хирургическое мастерство Давыдова так велико... Не мне о нем судить? Да я и не берусь. Но горжусь тем, что имела счастье это мастерство лицезреть.

Впрочем, не все, к кому обратилась, откликнулись на мое предложение. По разным причинам - не место и не время сейчас их комментировать. Да и вряд ли может быть иначе - слишком яркий, слишком неординарный этот Михаил Давыдов. Неудобный он человек. Точнее, не всем удобный. Вот стал он президентом Российской академии медицинских наук. А так некоторым хотелось, чтобы в этом кресле был другой человек. Такое было давление на членов академии. Но голосование-то тайное, и "эти ученые" выбрали Михаила Ивановича.

Вспоминаю созванную по инициативе РАМН, президентом которой уже стал Давыдов, совместную сессию ученых нескольких академий, чтобы обсудить проблемы здоровья детей. Никто из высоких медицинских чиновников не счел нужным принять в ней участие.

Каждый год в России погибает от злокачественных заболеваний более 300 тысяч человек. И на учете стоят больше двух с половиной миллионов. Однако онкология, которая во всем мире в числе основных приоритетов, осталась за бортом национальных интересов.

- Основной акцент сделали на так называемое первичное звено, - говорит Михаил Давыдов.- В результате медсестра терапевта в поликлинике получает теперь 20-25 тысяч. А высококвалифицированная медсестра реанимационного отделения федерального центра, на которой лежит колоссальная ответственность и которую мы готовим годами, - 7 тысяч. По сути мы стимулируем более примитивный уровень оказания помощи.

- Трагическая статистика раковых заболеваний практически не меняется в лучшую сторону.

- Не стану перечислять все причины этой ситуации. Назову две главные: позднее выявление болезни - на том этапе, когда даже новейшее лечение не спасает. Это первая причина. Вторая - далеко не везде обеспечено адекватное лечение опухолей. То есть нет возможности использовать весь арсенал современных мощных средств.

- Профилактические осмотры, которые сейчас возрождаются, способны изменить ситуацию?

- Не преисполнен оптимизма, - отвечает Давыдов. - Какие это будут осмотры? Кто, где, с применением какой аппаратуры станет их проводить? Когда речь заходит о раннем выявлении рака, я всегда привожу в пример Японию.

Крохотная страна, там не самая благоприятная среда обитания, Нагасаки и Хиросима в прошлом. А продолжительность жизни чуть ли не самая большая в мире. Раком страдают куда меньше, чем в других странах. Главное же, опухоли не приводят к трагедии.

Знаете почему? Да потому что в Японии почти 40 государственных программ раннего выявления и адекватного лечения опухолей на первых стадиях. Оплачивает это государство. Оно берет на себя все расходы, понимая, что они сторицей окупятся. Пора бы и нам понять, что это выгодно. Выгодно со всех точек зрения: меньше больных, меньше инвалидов, длиннее жизнь, сохраняется трудовой потенциал. Здоровье - главное богатство страны. Вот если мы осознаем это, то найдутся условия для успешного лечения. Да, рак - это заболевание. Значит, это проблема медицинская. Но одолеть его можно, только если на уровне руководства страны эта проблема будет рассматриваться и как социальная.

Об этом Давыдов говорит постоянно, это его внутренняя, непреходящая боль, страдание. Как и то, что академическая медицинская наука у нас не востребована в том объеме, в котором она должна быть востребована в любом цивилизованном государстве. Как и то, что нет в России сегодня ни медицинской, ни фармацевтической промышленности.

- Отставание в этой области - примерно в сорок лет, - рассказывает Давыдов. - А мы же раньше держали 80 процентов мирового рынка антибиотиков высочайшего класса. Незамедлительно требуется государственная программа, нацеленная на создание медицинской и фармацевтической промышленности в стране.

При всей своей сверхзагруженности Давыдов находит "окна" для встреч с коллегами, для пропаганды новейших достижений в мировой медицине - онкологии прежде всего. Конечно, выручает авторитет Михаила Ивановича, у которого - имею в виду авторитет - нет границ. Давыдов систематически проводит съезды онкологов стран СНГ. Каждый раз съезд меняет адрес - чтобы никого не обойти вниманием. Три года назад была на таком съезде в Минске. Обсуждали актуальные проблемы профилактики, лечения и реабилитации больных, перенесших этот недуг. Выступали лучшие, выступали корифеи. И все же чувствовалось, как зал ждет выхода на трибуну Давыдова. И он ни разу ожидания не обманул.

Огромная притягательная сила личности. Может, именно потому, что не всем удобен? Потому что "закулисью" предпочитает открытость. Анонимность ему не свойственна. Вот создали агентство по медицинским технологиям - некую параллельную РАМН структуру. Зачем? Этот вопрос задают себе многие, причастные к медицине, к науке. Тихо задают. Давыдов пишет во все инстанции, говорит с трибун, пользуется любой возможностью доказать ненужность новой структуры, категорически против создания которой была возглавляемая им академия.

Наша газета отслеживает судьбу НИИ детской онкологии и гематологии, корпуса которой начали строить одиннадцать лет назад и которые не построены по сей день. Больные ребятишки, их родители, медики ютятся в стенах Центра имени Блохина. А эти стены, которым больше 30 лет, давно без ремонта и в таком состоянии, что представляют немалую опасность и для тех, кто здесь работает, и для тех, кто здесь лечится. И Паганини хирургии, как порой называют президента Академии медицинских наук, директора Центра, академик Михаил Давыдов тщетно обращается во все инстанции. И когда недавно предложила Михаилу Ивановичу еще раз написать об этих болячках, он в сердцах отказался: "Бесполезно. Никто не слышит. Брошу все! Буду только оперировать!"

Не бросит! Не в его это характере. А еще блеснула надежда. Новый руководитель минздравсоцразвития Татьяна Голикова встретилась с Михаилом Ивановичем и они долго беседовали.

Перечитала написанное - как-то все это не юбилейное, все о делах. Все-таки шестьдесят лет - дата. Самое время перейти к хобби, тем более что Михаил Иванович охотник заядлый.

- А кто вам сказал, что охота - хобби, - не согласен Давыдов. - Я всегда говорю, что по призванию я охотник, а медицина для меня хобби. Но хобби, с которым я расстаться не могу. Это, конечно, шутка, но в ней есть доля истины. Одно дополняет другое. Охота создает те условия, которые позволяют мне реализовывать свой потенциал на работе. Охота - единственная отрада. Занимаюсь всеми видами охоты - и в горах, и по птице, и на крупного зверя. На охоте могу устать физически, но на работу приезжаю отдохнувшим.

- Во сколько приезжаете?

- Каждое утро я в клинике. Примерно в восемь начинаю обход реанимаций. Потом - на утреннюю институтскую конференцию. Потом совещание с главным врачом и своими заместителями: планы на день. Потом иду в операционную - до трех-четырех часов. Иногда дольше. А после операций еду в Академию медицинских наук - там решаю накопившиеся проблемы. Вечером возвращаюсь в онкоцентр. Обычно здесь я до 9-10 часов вечера.

- А отпуск?

- Не был двадцать лет. Не получается с отпуском. Несколько раз собирался. Но только соберешься, кто-то попросит прооперировать близкого человека. Отказать не могу. А после операции больного бросить нельзя - нужно за ним понаблюдать. Пока наблюдаешь, появляется новая просьба. Оперирую-то я не только у себя в онкоцентре.

Вот такой, давыдовский стиль жизни. Не для широкого применения. Но для больных, наверное, удобен.