Бунты в колониях разжигают криминальные авторитеты

Судя по первым официальным сообщениям, бунт в кировградской воспитательной колонии продолжался три часа. Много это или мало? А это как посмотреть.

Город

В Кировград улицы пустеют рано. Уже к половине седьмого здесь почти никого - редкие компании подростков, да парни у магазинов. Но это в самом центре. А пройдешь немного дальше и ни одной живой души. Только светофоры.

Кировград спит. В городе темно и тихо. Правда, не всегда.

- В тот вечер у нас весь город думал, что запускают фейерверки. Вот до чего дошли! Два часа палят! Это сколько же денег на воздух?! - рассказывает мне школьная учительница истории Вера Николаева. - Но потом по улицам пошла тяжелая техника. А утром мы узнали - в колонии был бунт. Есть жертвы.

Судя по первым официальным сообщениям, бунт в кировградской воспитательной колонии продолжался три часа. Много это или мало? А как посмотреть. Три часа - три трупа. В больницах шестнадцать раненых. Шесть сотрудников колонии, десять осужденных. Вот такая арифметика бунта.

Первая кровь

События в кировградской колонии 16 октября развивались стремительно. Еще поздней ночью на лентах стала появляться информация, что "в 22:15 по местному времени группа осужденных самовольно покинула помещения отрядов и совершила попытку прорыва через основное заграждение". Часовые вынуждены были применить оружие. К периметру колонии стянут спецназ.

Однако одно дело прочитать об этом в Интернете, и совсем другое увидеть собственными глазами. Для многих сотрудников колонии эта ночь останется в памяти надолго. Очень надолго.

Из беседы с дежурной по колонии Ларисой Семинюк:

- Когда все началось, я увидела, что из помещений отрядов толпами стали выбегать осужденные. Это происходило почти одновременно. Сразу. Они же у меня все на мониторах, отряды то. Я успела по рации сообщить, что в колонии начались беспорядки. А в это время ко мне прибежал Леша Смирнов, который дежурил в третьем отряде. Но мы даже перемолвиться не успели, как в окна полетели камни. Он меня в угол оттащил и стал закрывать от камней. Собой. Потом смотрим, они уже в ПФРСИ  прорвались. Камеры еще тогда работали. (ПФРСИ - следственный изолятор - ред.)

В первые минуты было не ясно, насколько все серьезно. Два месяца назад колония уже пережила подобие бунта. Рассказывают, что тогда несколько десятков воспитанников напали на инспектора, выскочили на плац и побили окна. Однако в августе их удалось утихомирить буквально за час. Поэтому начальник караула колонии Андрей Ганин предпринял все необходимые меры безопасности, раздал оружие, выставил по периметру усиление, но сам еще надеялся, что все обойдется. Не обошлось.

Несколько сотен осужденных (назвать их точное число невозможно даже сейчас) действовали, словно, по четко разработанному сценарию. Для начала они разбили основной прожектор, расхватали ломы и топоры с пожарных щитов, подожгли здание административного штаба, пошли на штурм дежурной части, которая обеспечивала связь с внешним миром, ворвались в следственный изолятор (ПФРСИ). В тот момент на территории взбунтовавшейся колонии находилось семь безоружных сотрудников колонии (заходить сюда с оружием строго запрещено). Именно они и стали главными жертвами бунта.

Из беседы с контролером ПФРСИ Сергеем Лапиным:

- Слышу, со стороны зоны стекла бьют и орут. Понял, что дело плохо. Пытался позвонить - телефон молчит, хотел закрыться в комнате младшего инспектора, но не успел. Они в это время уже ворвались. Сначала решетки выбили на окнах, потом отсекающую решетку. Их человек двадцать было. И тут же со всех сторон посыпались удары. Я упал. Минут пять меня мутузили. Но я в это время сознания не терял. Только голову прикрывал руками и не двигался. Потом они стали замки с камер сбивать, а меня двое осужденных взяли за ноги и выволокли в прогулочный дворик. Но тут стали кричать, что вся их братва на плацу собирается. Они по карманам у меня пошарили и ушли. 

Из беседы с дежурной по колонии Ларисой Семинюк:

- После того, как заключенные ворвались, меня затолкали в кабинет оперативного дежурного, а сами стали аппаратуру крушить. Это было так быстро, но для меня все происходило как во сне. Я даже не кричала. Боялась, что если закричу, они еще больше взбесятся. Потом меня схватили и начали связывать. Один приставил мне заточку к горлу. Я отмахиваюсь от них, а он орет: не дрыкайся, порешу! А я все равно дрыкаюсь. Тогда меня сзади схватили - стали глаза завязывать и расстегивать брюки. Что они кричали? У них маты одни летели. Ну... понимаете. В общем, о том, что надо мною попользоваться. Женщина ведь. Вот об этом и орали. Но у них не вышло. Прибежал какой-то парень и меня прямо за шкварник выволок из дежурки.

Уже через полчаса после начала бунта колонию освещало только зарево пожаров. Языки пламени вовсю облизывали административный штаб и дежурную часть, а на плацу горели автомобильные шины. Из караульных помещений были видны только толпы осужденных, да черный дым, который ветром несло в сторону города. Однако на бунт тогда смотрели не только со сторожевых вышек. Отблески пламени отражались и в окнах ближайших пятиэтажек, которые находятся всего метрах в ста от колонии. Там тоже не спали.

Но "пожар бунта" еще только разгорался. Главное все было впереди.

Кем они вырастут?

О том, что нравы среди несовершеннолетних преступников страшнее, чем на взрослой зоне, известно давно. Один начальник колонии строгого режима как-то признался, что никогда не променяет две с половиной тысячи своих уголовников даже на пятьсот юных отморозков. Раньше я думал, что он преувеличивает, теперь в этом не уверен.

Дискуссия о том, кто в первую очередь находится за колючей проволокой: дети или преступники, тянется еще с позапрошлого века. И конца ей пока не видно. В Кировградской воспитательной колонии на момент бунта отбывало срок 463 человека, больше половины из них осуждены по тяжким статьям, около 10 процентов за убийства. Кстати, сотрудники колонии, работающие не первый год, хорошо помнят парня, которого все здесь называли Девятка. Потому что на его счету было девять человеческих жизней. Вот и разберись после этого, кто он - подросток или убийца?

- Дети, говорите… А вы видели этих детей? Толя как-то принес домой диск с записью телепередачи о колонии. Так там же здоровые сытые мужики. Вы им в глаза посмотрели бы. У них ведь взгляд страшнее бультерьеров, - говорит тихим, слегка хрипловатым голосом Надежда Завьялова. - Нет, я не могу назвать тех подонков, которые зверски убили моего мужа, детьми. Не могу! Я не могу их назвать даже просто людьми.

Оперативный дежурный Анатолий Завьялов перед самым бунтом обходил территорию колонии. Почему он, увидев разъяренную толпу осужденных, не ушел за ограждение, а попытался их остановить, сейчас сказать сложно. Может быть, тоже помнил про недавние беспорядки и верил, что удастся обойтись "малой кровью"? Или хотел спасти людей, которые находились в периметре колонии? Теперь об этом спросить уже некого. Тело капитана Завьялова нашли ближе к концу бунта. Но, когда его обнаружили, опознали только по форме и погонам. Говорят, что последние удары в голову ему нанесли кувалдой.

- Знаете, у Толи была какая-то патологическая честность и патологическое чувство ответственности. Он мог и с температурой 38 идти на работу. Это было нормально. Но про колонию никогда мне не рассказывал. Не любил, - продолжает рассказывать вдова капитана. - Помню лишь, что очень радовался, когда им для воспитанников привезли хоккейный инвентарь. Толя и сам мечтал в детстве профессионально играть в хоккей, но у него не было такой возможности. А у них была.

Часовые, которые стояли 16 октября на посту, говорили, что в разгар бунта осужденные несколько раз оставляли на плацу раненых и уходили в темноту. Но, когда караульные открывали ворота шлюза и пытались вынести тела, они тут же бросались всей толпой на штурм. Оперативный дежурный колонии был тогда еще жив. В нем оставались последние крохи жизни даже потом, когда его вытащили за периметр. Толя Завьялов умер в больнице. Ему было тридцать три года.

- Сейчас у нас в стране настоящий бум рождаемости. Это правда. Даже вот в нашем роддоме, где я акушеркой работаю. Везде детей стало появляться на свет гораздо больше. Раньше я этому только радовалась, а теперь уж и не знаю, что думать. Кем они вырастут? Хотя мне до сих пор очень хочется верить, что жизнь наша изменится, что не будет у нас таких жестоких людей.

Пока мы разговаривали, я заметил, что Надя Завьялова постоянно смотрит в одну точку. Она говорила не мне, а куда-то в сторону. Словно там был еще кто-то.

Ночной штурм

По Кировграду упорно ходят слухи, что на малолетке устроили бунт именно 16 октября не случайно. В городе говорят, что осужденные ждали, когда на охрану периметра колонии заступит смена из женщин. Так это или нет, пока не известно.

Идет следствие. А вот то, что в карауле, который насчитывает всего десять человек, было подавляющее большинство женщин - абсолютно точно. При этом две из них еще совсем девчонки - Лене Польских исполнилось 24 года, Ларисе Зелениной только 22.

Из беседы с часовым поста №2 Еленой Терехиной:

- Полтора часа после тревоги мы держались совершенно одни. Караулом держались. Страшно, конечно, было. Как тут не испугаешься, когда на тебя такая толпа прет? Потом в районе ПФРСИ со сторожевой вышки предупредительную очередь дали. Вверх отстрелялись, видим, никакого эффекта.

- Часовые стреляли, а они не реагировали?

- Вообще не реагировали! Они наших выстрелов не боялись. Знали же, что колония воспитательная, по ним стрелять нельзя. Они, видимо, не сознавали , что при вооруженном нападении на пост разрешается вести огонь на поражение. Вот и лезли напролом.

- Вам тоже пришлось стрелять?

- А куда деваться? Сначала я никак не могла заставить себя выстрелить. Решиться нажать на курок. Но потом уже никакого страха не было. Думала только об одном - как бы отбиться.

Сейчас можно уже точно сказать, что судьба бунта решалась в момент, когда толпа осужденных бросилась рушить ограждения колонии, чтобы прорваться в город. Буквально за считанные минуты лавина несовершеннолетних преступников смела несколько заграждений. До тропы караула, где стояло усиление, оставалось не больше ста метров. Опять началась предупредительная пальба в воздух. Но выстрелы остановили толпу лишь на мгновение. Кто-то заорал: Чего вы боитесь?! Это же холостые! И они снова рванули вперед.

Когда толпа проломила основное ограждение периметра колонии, стрелять уже пришлось на поражение. Несколько заключенных тут же упали, остальные отхлынули назад. Казалось бы, все, шансов нет. Пора заканчивать бунт. Но у воспитанников колонии была совсем другая логика. Из темноты в часовых снова полетели кирпичи и камни. Бунт продолжался еще несколько часов.

Из беседы с младшим инспектором отряда №3 Алексеем Смирновым:

- Я даже не видел, как меня сзади ударили по затылку. Когда вытаскивали из дежурки. Помню только, что падаю с лестницы вниз. Потом очнулся оттого, что со всех сторон долбили. Слышу, говорят: все, пока хватит с него. Меня подтащили к шлюзу и связались по рации с начальником караула: или открывайте ворота, или мы его сейчас убьем. Что ответили, я не знаю. Но, если бы открыли - всем хана. Там же рядом КХО. Комната хранения оружия.

Долгое время судьба сотрудников колонии, оставшихся внутри периметра, оставалась неизвестна. Лена Терехина говорит, что первым из них к посту №2 выбрался младший инспектор Андрей Гостюхин. У него была разбита голова, переломаны обе руки, раздроблены пальцы. Потом на десятиметровых ремнях подняли на сторожевую вышку еще двух контролеров. Всех их сразу отправили в больницу.

Когда пришло небольшое подкрепление из соседней колонии, попытались под прикрытием пожарной машины войти на территорию. Однако группу из пятнадцати человек, на вооружении которых по установленным правилам могли быть одни дубинки, толпа тут же смяла. Пришлось вернуться за ворота шлюза. А пожар в колонии разрастался. Воспитанники подожгли школу и еще несколько зданий. Вторая попытка проникнуть внутрь колонии тоже не увенчалась успехом, но благодаря ей, удалось вынести тело оперативного дежурного.

Из беседы с часовым поста №2 Еленой Терехиной:

- Мне ночью сын на мобильный позвонил. Узнал, что в колонии беспорядки и позвонил. Волнуется же. А у меня на посту тогда еще тихо было. Но пока по телефону разговаривала, смотрю, толпа на две группы разделилась. Половина на шлюз стала ломиться всем скопом, а другая половина рванула ко мне на КПП. Решетки повышибали в одну секунду. И ко мне. Мы стреляем поверх голов - они не реагируют. Он ладошкой вот так голову прикрывает, орет на меня, матерится, а сам замок ломает, чтобы дверь открыть. Они ведь не знали, что к выходу с КПП наши уже вплотную, прямо к двери уазик подогнали. Шансов выйти за периметр фактически не было. И вот лишь тогда на территорию колонии пустили спецназ. Он у нас в системе "БОСН" ГУФСИН называется. А как спецназ вошел, они все, словно мыши разбежались.

Весь остаток ночи ушел на зачистку территории. Осужденных грузили по тридцать человек в автозаки и увозили в ближайшие следственные изоляторы. На рассвете о бунте напоминали только стены выгоревших дотла зданий, зияющие черной копотью проемы окон, валяющиеся на асфальте куски стальной арматуры и огромное пятно крови там, где нашли капитана Завьялова.

Храм

Когда через день после бунта я приехал в колонию, меня поразили две вещи.  Совершенно разрушенные изнутри корпуса зданий. (Спецназовцы рассказывали, что очень похожую картину они раньше наблюдали только в Грозном, на площади "Минутка"). И, абсолютно не вяжущийся с видом общего пепелища, абсолютно не тронутый бунтом православный храм цесаревича Алексея. В корпусах не уцелели даже штукатурка и отопительные батареи, а в окнах церкви не треснуло ни одного стекла.

Почему осужденные с таким азартом громили эти здания, но пощадили храм? Тут могут быть разные версии. В колонии, например,  вспоминают слова уральского архиепископа владыки Викентия, которые он произнес в день закладки первого камня церкви: "Все может сгореть, все может разрушиться. Но храм будет стоять". Некоторые правозащитники не склонны верить в чудо, и говорят, что воспитанники разнесли лишь самые ненавистные им помещения. Как будто они не знают, что точно такой же сценарий используется во время любых тюремных бунтов. Даже при массовых беспорядках осужденные обычно не трогают лишь столовую, баню и бараки. И не удивительно - им же там жить.

Но есть и третья версия. К сожалению, сегодня осужденные во многих воспитательных колониях живут точно так же, как и на взрослых зонах. Не только по законам исправительных учреждений, но и по понятиям. И происходит это вовсе не само по себе, а при деятельном участии криминального сообщества, которое еще совсем недавно пыталось создавать свои "оздоровительные" лагеря для малолеток. (Проблема влияния из-за периметра на детские колонии стала намного острее с появлением мобильных телефонов). О чем все это говорит? Лишь о том, что во время бунтов в колониях для несовершеннолетних мы имеем дело не с абстрактной группой обездоленных детей, а с частью преступного мира. И причины массовых беспорядков лежат гораздо глубже частных конфликтов между сотрудниками колонии и осужденными.

Единственная возможность забыть про охранников и авторитетов - храм. Вот только на время молитвы несовершеннолетние заключенные, наверное, и становятся  детьми. Священник отец  Александр говорит, что когда-то было очень трудно избавиться от криминальных порядков даже в молельной комнате. Но потом переломить ситуацию все же удалось. Перед иконами ни бугров, ни изгоев среди воспитанников в последнее время не было. Правда, от бунта колонию это все же не уберегло.

P.S.
Из соображений личной безопасности сотрудников колонии, их имена и фамилии в тексте изменены.

Справка:

Оперативный дежурный колонии, капитан Анатолий Завьялов за проявленное мужество посмертно представлен к правительственной награде.
За время беспорядков погибли два заключенных - Олег Брагин и Константин Слепухин. Семь человек получили огнестрельные ранения.
Для предупредительных выстрелов в воздух караул колонии использовал более тысячи патронов. Сводный отряд спецназа ГУФСИН по Свердловской области, который нейтрализовал бунт, насчитывал 150 человек.
Причиненный Кировградской воспитательной колонии ущерб составил около 30 млн. рублей. Принимается решение о переводе колонии в населенный пункт Решеты.