15.11.2007 03:05
    Поделиться

    Виктор Сухоруков: Я и сегодня маргинал. Маргинальство ведь не уходит

    Переиграв в кино подонков всех мастей, Виктор Сухоруков вдруг предстал в ролях императора Павла, графа Палена, монаха Филарета... Он и человеческое свое амплуа, когда дошел до края, однажды круто поменял

    Договорились встретиться в Доме кино. Не заставляя себя ждать, Сухоруков пришел туда первым, минут за пятнадцать до назначенного часа.

    Расположились в буфете. Актер сходил к стойке и вернулся оттуда с двумя чашками зеленого чая. Разговор начал сам и по ходу его подтвердил наблюдение одного из кинокритиков: "Для Сухорукова любое интервью - праздник самовыражения".

    Магистральный сюжет

    - Пришел я недавно сюда, в Дом кино, а мне говорят: "Ты читал "Искусство кино" N 8?" Я говорю: "А что там?" - "Там про тебя". Ну, купил я журнал, открываю... Неизвестный мне автор Александра Машукова написала о моих ролях в кино и вообще о моей актерской судьбе. Попутно обнаружила, что все мои интервью монологичны, но от этого они не становятся хуже, просто имеют магистральный сюжет. Мы будем разговаривать по магистральному сюжету?

    - Магистральный сюжет - это история падения на дно и спасительного подъема оттуда?

    - Да. Именно. С некоторыми ответвлениями на детство в Орехово-Зуеве с мамой-ткачихой и папой-рабочим.

    - Вам неприятно об этом?

    - Нет, просто нечего добавить. Я многократно об этом рассказывал.

    - Действительно, тема заезженная. Я не буду касаться ее. Только если вы сами по ходу беседы... Если к слову придется... В общем, как пойдет, так пойдет. Не будем загадывать.

    - Ну вот и отлично.

    Не претендуй!

    - Вам сейчас завидуют?

    - Завидуют, да, и я это чувствую. Но многие забывают, что я стал успешным слишком поздно в рамках человеческой жизни - после сорока лет. И зависть тут неуместна. Но что делать, человеческая природа такова. Одни говорят: "Боже мой, ну почему ему везет, а мне не везет?! Я ведь лучше его или по крайней мере не хуже!" Другие: "Господи, я знал Сухорукова таким-сяким-разэтаким, а теперь поглядите-ка на него - просто облако в штанах!"

    - А когда вы почувствовали, что выкарабкиваетесь? После фильма "Бакенбарды"? Это был первый ваш успех?

    - Да какой там успех. Это же конец 80-х. Не до успехов было. Ни кинематографу, ни стране. Люди тогда смотрели кино, которое им показывали на баррикадах, на митингах... Юрий Мамин снимал "Бакенбарды", можно сказать, с листа. С газетного. Сегодня читал газету, завтра снимал. Фильм "Бакенбарды" - это срез тогдашней жизни. А фильмы Балабанова "Брат" и "Брат-2" - срез жизни, наступившей после. Считается, что с ними ко мне популярность пришла. Хотя у того же Балабанова я к тому времени уже сыграл и в "Счастливых днях" по мотивам произведений Беккета, и в "Замке" по Кафке. После "Замка" Балабанов предложил новый сценарий. Но советская власть еще существовала, и какая-то комиссия встала на дыбы: "Это порнография, это садомазохизм, это не наша эстетика!" Фильм по этому сценарию Балабанов снял позже. Он вышел под названием "Про уродов и людей", и я там играю омерзительного персонажа. Его зовут Виктор Иванович. Так же, как и меня.

    - В "Бакенбардах" вы тоже Виктор. И в "Брате" Виктор. И в "Богине" Виктор. Это случайные совпадения?

    - Не совсем. В "Богине" Ренаты Литвиновой мой персонаж сначала назывался Михаил Елизарович. Я попросил Ренату: "Пусть его зовут Виктор Елизарович". Она говорит: "Да ради бога".

    - А зачем вам это - присваивать вашим персонажам свое имя?

    - Виктор в переводе с латыни - Победитель. Так вот, многие мои персонажи вроде бы победоносно шествовали по земле, а оказались, в сущности, трусами или просто слабыми людьми. И вот эта ломка, это слово "вдруг" меня очень греют в искусстве. Когда происходит трансформация, обнаруживается изнанка. В образе. В сюжете.

    - Когда вы почувствовали, что пришел успех, вы задумались, как им распорядиться? Какие-то соблазны испытали?

    - Да нет, конечно. Я ведь успех не планировал. Актерам это вообще, по-моему, несвойственно - планировать успех. За желанием самовыражаться, демонстрировать себя на публике обычно стоит желание спрятать что-то личное, отвлечь игрой внимание от собственных внутренних проблем. К популярности в примитивном ее понимании, мне кажется, мало кто стремится. Этого нет.

    - А что есть?

    - Есть желание стать сначала заметным, затем - востребованным, наконец - оцененным. Вот я думал, что проснусь знаменитым после "Бакенбардов". Картина получила приз в Сан-Себастьяне. Но все говорили о "фильме Юрия Мамина" и никто не заметил дебют Виктора Сухорукова. Я думал, что стану царем кинематографа после "Комедии строгого режима" по Довлатову. Но это тоже был постперестроечный фильм, и тогда больше говорили о Довлатове, говорили о жанре кинопамфлета. Но не о Сухорукове. Так вот и шло. Думал ли я о популярности? Да нет, не думал. Потому что слишком поздно начал. И я многие вещи понимал, глядя на судьбы своих кумиров. Потому-то сказал себе: не обольщайся, Сухоруков. Не претендуй. Да, это был тот главный глагол, который однажды превратился в девиз моей жизни: не претендуй!

    Театр комедии строгого режима

    - Вы же в Орехово-Зуеве выросли, в Москве ГИТИС закончили. Как вас в Питер-то сначала занесло?

    - Очень просто. По приглашению Петра Наумовича Фоменко. Он тогда был главным режиссером ленинградского Театра комедии. А я институт заканчивал. Петр Наумович увидел меня в дипломном спектакле "Прикосновение" по Рустаму Ибрагимбекову, где я играл главную роль. И пригласил меня, 26-летнего, в свой театр на главную роль - 72-летнего старика в спектакле по произведениям Василия Белова. Первые шаги, которые я сделал на профессиональной сцене, были шаги у Петра Фоменко.

    - Это он выгонял вас из Театра комедии?

    - Нет, он к тому времени оттуда ушел. Меня выгнали во времена безвластия. Делами тогда заправляла коллегия, в которую входили авторитетные люди театра. И возглавлял эту коллегию директор.

    - Вы срывали спектакли?

    - Ни разу. Но, бывало, напьюсь и рявкну что-нибудь. Начнут меня стыдить, ругать, позорить... А я вместо того чтобы каяться-маяться... У меня был случай, когда завтруппой бегала за мной по всему театру. Кто-то сказал, что якобы я пьяный. И она бегала за мной со стаканом нашатырного спирта: "Выпей, выпей, Сухоруков!". Я ей: "Отстань, не нужен мне твой нашатырный спирт". - "Выпей, тебе говорят!" - "Отстань". - "Ах ты, алкоголик!" - "Ах ты, сука!" В общем, что там говорить, я выпивал. Но я не сорвал ни одного спектакля. Там много было смешного и забавного. Я ведь пил вместе со всеми. То есть пили почти все. А попадался я один. Короче, выгнали меня. Был безработным, тунеядствовал. И в ларьке торчал овощном у товарищей. Потом работал и грузчиком, и в булочной хлеборезом. Посудомойщиком был - и то лишь потому, что даже грузчиком уже не мог работать. И на все это ушло у меня около двух лет. Но мы опять идем по магистральному сюжету...

    Маргинал

    - Сейчас вы один из самых востребованных актеров. Как думаете, почему в советские годы вы были не нужны кинематографу?

    - Наверное, я маргинал. А тогда маргиналы были не в моде.

    - Вы ощущали себя маргиналом?

    - Да я и сегодня маргинал. Маргинальство ведь не уходит. Оно лишь может обряжаться в какие-то другие одежды.

    - А вот Питер Гринуэй, очевидно, никаким маргиналом вас не считал. Он ведь, кажется, приглашал вас попробоваться на роль. Был такой случай?

    - Ну, тут мне похвастаться нечем. Я безобразно себя повел. Меня пригласили на встречу с ним в центр "Ролан". Он там беседовал с нашими артистами. Я не знаю, кто составлял ему этот список, но я в него тоже попал.

    - Он собирался что-то снимать с участием русских актеров?

    - Не знаю. Наверное. Я пришел к двенадцати часам, а там - очередь. Как в стоматологический кабинет. Сидят актеры, актрисы. К нему на прием. Я тоже сел. Сижу пять минут, десять... И вдруг выходит девушка и говорит: "Господин Гринуэй сейчас пойдет обедать. Но, прежде чем отправиться на обед, он хотел бы побеседовать с Сухоруковым. Господин Гринуэй просит пропустить Сухорукова без очереди. А после обеда он примет остальных". И я так обиделся за своих коллег. Говорю: "Что это вы такое выдумали? Люди сидят, раньше меня пришли. Гринуэй захотел кушать? Ну пусть идет и кушает без нас". И я тихонько-тихонько встал и ушел, сообщив своим коллегам, которые сидели передо мной, что ухожу. И все, больше не вернулся.

    - У вас был счастливый шанс сняться у Гринуэя, а вы...

    - Будь я ему очень нужен, он бы свой обед отложил.

    - Теперь не жалеете?

    - Я никогда ни о чем не жалею. Слишком многое пережито и многое потеряно. Надо уметь чем-то жертвовать. Что такое жертвоприношение? Это не кровопийство, не ритуальное заклание. Это способность терять, не жалея об этом. Умение отдавать, не задумываясь о возврате. Вся моя жизнь, до какой-то поры не очень складная, воспитала во мне вот это - не сожалеть о том, что могло произойти, но не произошло. Я не жадничаю, я не торгуюсь. И, если у меня вдруг какой-то проект срывается, я об этом не жалею. Значит, так надо. В этом отношении я подчинился судьбе.

    Не сниматься в рекламе, не играть покойников

    - У вас есть свои актерские табу?

    - Есть. Не сниматься в рекламе. Не играть покойников. Я в кадре в гроб не лягу. Когда меня спрашивают, почему, я стараюсь отшучиваться: мол, успеем еще належаться...

    - А рекламой почему пренебрегаете?

    - Да нет пока нужды. И потом, реклама - это мелькание. Я не хочу мелькать, я не хочу надоедать. В рекламе существует только одна роль - роль мухи, которая перед глазами туда-сюда, туда-сюда... Летает, жужжит, и от нее хочется отмахнуться. А я желаю быть любимым. Чтобы внимание ко мне не убывало. Еще лучше - чтобы внимание было пристальным. А это возможно только в серьезном деле.

    - Поэтому и с телесериалами стараетесь не частить?

    - Да, поэтому. Я во многих сериалах снимался, но у меня там роли небольшие. Я сознательно выбираю такие роли. Стараюсь находиться на экране максимум полторы серии. Чтобы опять же не надоедать. Не раздражать. Я же не красавец, я не какая-то конфетка, не сладкий продукт, который можно есть, есть и никогда не наесться. Я живой человек с определенными данными, которые, наверное, кого-то раздражают, может быть, даже вызывают неприятие, отвращение. Но я хочу, чтобы зритель испытывал ко мне как минимум любопытство.

    - По канонам кино вы чисто типажный актер. Бандиты, киллеры, всякие отморозки - это все ваше. Кстати, вот один из ответов, а может, и главный ответ на вопрос, почему вы были не нужны советскому кинематографу, а теперь, наоборот, только успевай сниматься. Но вы уже сыграли и императора Павла, и графа Палена, и монаха Филарета... Как вам удалось преодолеть типажность?

    - Я счастлив, что вы об этом спросили. Вы себе даже представить не можете, насколько я благодарен режиссеру Виталию Мельникову, утвердившему меня на главную роль в фильме "Бедный, бедный Павел". Ведь после "Брата-2" я очень испугался. Картине уже семь лет, а для многих зрителей я по-прежнему Брат. Я опасаюсь роли, которая меня закабалит. Как, например, закабалил Ихтиандр Владимира Коренева. Как Анатолия Кузнецова закабалил Сухов. Или как Петра Глебова закабалил Григорий Мелехов. Я этого очень не хотел бы. Но теперь у меня, слава богу, побольше прав. Я не буду сниматься в чем попало. Произошел перелом. Я обнаружил, что могу быть интересен не только своей бритоголовой образностью.

    Подарки судьбы, или премия Бога

    - Вы где-то сказали, что считаете себя счастливым человеком, поскольку все, о чем вы мечтали, сбылось. А о чем вы мечтали?

    - Я мечтал попасть в "Артек", мечтал стать актером. Все дети мечтают. Но когда человек становится взрослым, мечты трансформируются в другое понятие - желание. Я сделал многое, чтобы мои желания осуществились. А все, что я получил сверх того, я называю подарками судьбы, или премией Бога. Самое главное - я пить бросил, курить бросил. Пожив на темной стороне, я переселился на светлую. И, оказалось, на светлой-то мне интереснее.

    - Бог, значит, вас уберег? Ему вы обязаны своим спасением?

    - Меня стыд спас. Я пить-то завязал именно от стыда. Тут никакая химия не помогла бы, никакая Бехтеревка, куда я ложился. Мне вдруг стало стыдно перед человечеством. Бог пришел ко мне в обличии стыда, и я услышал его голос: "Заканчивай все это, бросай!" У этого голоса не было плоти. Не было партийных собраний, не было никаких вытрезвителей, не было ни карающих, ни милосердствующих органов. Была пустая комната. И я один в этой комнате. С нулевым человеческим багажом. С нулевым финансовым запасом. С нулевыми надеждами.

    - Но ведь и тогда вам выпадал актерский успех. Или успех несовместим с нищетой, потерей нормального облика?

    - Совершенно несовместим. Успех подразумевает и хороший внешний вид. И румяные щеки. И хорошее настроение. Успешный человек не имеет права носить складку меж бровей. Успешный человек не имеет права носить во рту гнилые зубы. Успех обязывает человека быть в форме. Быть демонстратором этого успеха. А как же? Успешный человек всем своим видом должен внушать соседу, товарищу: "У тебя тоже все может получиться". Если человек, имеющий успех, не хочет им делиться, он его потеряет. Я не хочу терять успех. Поэтому им делюсь. Да, иногда приходится притворяться. Когда мне грустно, тяжело, я не показываю этого. Потому что демонстрация печали, черной меланхолии и мне ничего хорошего не принесет, и окружающим радости не доставит. А успешность моя, мои счастливые глаза, моя улыбка, моя уверенность - это людей бодрит. Особенно - людей завистливых. Но я на них не оглядываюсь.

    Джеймс Бонд не дождался злодея

    Зимой 2002 года Виктор Сухоруков был приглашен в Англию сыграть роль одного из злодеев в фильме о Джеймсе Бонде "Умри, но не сейчас". Но в то время он репетировал спектакль "Игроки" в антрепризе Олега Меньшикова и снимался в двух фильмах. Сухоруков договорился с английским продюсером, что приедет в Лондон к 10 марта. "И вдруг мне звонят: "Вы должны быть в Лондоне с 24 февраля". Я дерзко ответил: "Ребята, мы ведь здесь тоже без дела не сидим. Что же вы туда-сюда швыряете сроки? Ничего у меня с вами не получится". И отказался сниматься".

    Поделиться