Поделиться
Однако Тридцатилетняя война (1618 - 1648) - ключевая для европейского Нового времени. По ее окончании карта континента приняла очертания, в целом не менявшиеся два с лишним столетия (с перерывом на временные наполеоновские поправки). Фактически исчезла, оставшись лишь на бумаге, Священная Римская империя германских народов. Формально закрепилась независимость Голландии и Швейцарии. К Франции отошли Эльзас и часть Лотарингии. Заложила геополитические основы Австрийская, позже Австро-Венгерская империя.
Неясно, кто победил. Вроде бы протестанты: католическая реставрация не удалась. С другой стороны, укрепилась католическая Франция. Габсбурги проиграли, но стали расширяться. Ничего не понятно. Понятно, что австрийцы и испанцы потеряли 120 тысяч солдат. Французы - 80 тысяч. Германское население уменьшилось с 17 миллионов человек до 8 миллионов - больше чем вдвое: на территории германских княжеств шли основные бои, там же разражались эпидемии.
Людские бедствия. Вот что волнует больше всего: человек в батальном пейзаже. Личность на фоне марширующих колонн. Пьер Безухов на Бородинском поле.
В Праге сейчас одновременно проходят две выставки, посвященные людям, явившим принципиально разные подходы к тем коллизиям. Разные способы приятия-неприятия, участия-неучастия. Разные пути освоения смуты.
Это два пражанина - полководец Альбрехт Валленштейн и художник Вацлав Холлар.
Карьера Валленштейна головокружительна, как бывает только во время войны. Но не в одной войне, конечно, дело: надо обладать чем-то внутри, что побуждает врезаться в гущу событий. У дворянина из обедневшего чешского рода Альбрехта Венцель Евсевия Валленштейна (в Чехии он именуется Вальдштейн) был этот драйв - отчаянная отвага и изощренный неглубокий ум (либо вдумчиво размышлять, либо быстро действовать - и то и другое несовместимо). И разумеется, честолюбие: самое важное. Плюс гарантии самого Кеплера. Пражский придворный (при императоре Рудольфе II) математик, открывший законы движения планет, Иоганн Кеплер был и авторитетнейшим астрологом эпохи. В 1608 году он составил гороскоп никому тогда не известному 25-летнему капитану Валленштейну.
Утренние программы российского телевидения наставляют аудиторию: мол, если вы Весы, то не пускайтесь в финансовую авантюру сегодня: вот и ладушки, а то я как раз собрался все свои яхты поменять на виллы - на завтра отложу. Но Кеплер, на котором вместе с Коперником и Галилеем, как на трех китах, стоит мир астрономии, что-то, видимо, знал. Гороскоп Валленштейна сохранился.
"Будет безжалостным, без способности к братской или супружеской любви, преданным только себе и своим желаниям, скупым, алчным, вероломным, несправедливым в поступках, обычно молчаливым, часто импульсивным, а также воинственным и бесстрашным". Еще там - "презрение и равнодушие к человеческим установлениям, условностям и ко всем религиям". Еще - "власть над огромным количеством людей, не простых, а вооруженных, из-за чего его собственная личность попадет в страшную путаницу". Незачем читать биографию Валленштейна: все уже сказано.
Он не был выдающимся военачальником. Тридцатилетняя война выдвинула такие блистательные фигуры, как габсбургский фельдмаршал Иоганн Тилли, шведский король Густав II Адольф, французский маршал Анри Тюренн. Но Валленштейну война была нужна исключительно как инструмент возвышения - оттого-то он стремился в нее, жил в ней, не мог без нее.
Он был искуснейший менеджер и гений подчинения людей - как ниже-, так и вышестоящих. Отсюда его баснословное богатство и почти неограниченная власть: и то и другое больше императорских. История той и близких эпох знает подобные примеры - Фуке при Людовике XIV, Бекингем при Карле I, Меншиков при Петре и первой Екатерине. Все кончили плохо. Валленштейн - тоже: в 50 лет он, строивший планы стать чешским королем, был убит подосланными императором Фердинандом II офицерами. Это случилось в Западной Чехии, в Хебе - там много хорошо сохранившейся готики и раньше делали мотоциклы "Ява".
В получасе ходьбы от пражского Валленштейновского дворца, где разместилась посвященная бывшему хозяину выставка - другая, на Староместской площади, во дворце Кинских. Вацлав Холлар - имя куда менее громкое: художник-график, наблюдатель и хроникер, свидетель и летописец.
Главное в жизни Холлара - тоже война. Только в том смысле, что всю жизнь он бежал от войны, уворачивался, прятался от нее, прятал ее от себя.
Бедный дворянин Вацлав Холлар родился в Праге, а когда ему исполнилось 11, началась Тридцатилетняя война. В 1627-м он пренебрег уговорами отца и отправился в Штутгарт, затем в Страсбург, Франкфурт, Кельн, перемещаясь по мере приближения театра военных действий. В Кельне его нанял рисовальщиком английский дипломат граф Арундел. Они проехали по германской Европе, в том числе по Рейну и Дунаю - и дивно глядеть на безмятежные гравюры Холлара, датированные жуткими военными годами. Кобленц, Майнц, Линц, Регенсбург того времени - хоть бы что, как будто на дворе не 30-е XVII века, а начало XXI.
В 1637 году Холлар последовал за Арунделом в Лондон - здесь без устали изображал и столицу, и Ричмонд, и Виндзор, и Линкольн, и Плимут. Неоценимые для историков городские виды. Бесценные для историков костюма и нравов - портреты с детально, по-дизайнерски выписанными нарядами, схваченными жестами и гримасами.
Холлар любил писать мех, что трудно: оттого, видно, и любил. И оказывается, только у него одного, к тому же в изобилии и разнообразии, представлены меховые муфты - важная деталь женского зимнего наряда. Ну, мелочь, зато какая теплая.
А вот дама в чем-то непонятном - то ли шляпа, то ли накидка, то ли зонт: была такая в XVII столетии штуковина. Без Холлара не знали бы. Нужно знать? А как же, если мы смотрим в театре Мольера. И кстати, отчего бы не возвратить в моду?
Из Лондона, когда началась в 1642 году гражданская война, Холлар сбежал в Антверпен, прожив там восемь лет. Вернулся в Англию, где и умер в 1677-м. Он единственный зарисовал на одном листе два Лондона - до Великого пожара 1666 года и после. Эта гравюра помогала восстанавливать город. И еще - холларовский вид Лондона 1647 года длиной 230 см и высотой 45 см: различим каждый дом.
Вероятно, если бы Вацлав Холлар обратился к Кеплеру, тот и не стал бы возиться. Во всяком случае, точно уж не написал бы ничего похожего, как Валленштейну: "Такая необычная натура будет способна на большие дела".
Но ведь это как считать.