Поделиться
Марк Розовский, по первому образованию журналист и режиссер по призванию, автор нескольких оригинальных пьес и ряда переложений для театра и кино, с благословения наследников Пастернака рискнул поставить в Театре "У Никитских ворот" композицию по трилогии "Слепая красавица".
Изначально Марк Розовский предупреждает, что со всем пиететом отнесся к сочинению классика и позволил себе разве что прибавить к нему 66-й сонет Шекспира в переводе Пастернака да полный текст пушкинского стихотворения "Деревня".
Скажу сразу: риск полностью себя оправдал. И не только потому, что мы впервые увидели это малоизвестное произведение. Но потому, что, на мой взгляд, после постановки "Дяди Вани" - это самая большая удача режиссера и театра. По воспоминаниям сына писателя Евгения Пастернака мы узнаем: "Из возможных крупных художественных задач он (отец. - Б.П.) остановился на замысле исторической пьесы о судьбе русского крепостного актера, - и шире - жизни таланта, находящегося в крепостной зависимости. Он намеревался показать живые народные силы пореформенной России, талантливых самородков в искусстве и в промышленности в их противостоянии разрушительному нигилизму и бесчеловечию народников и революционеров".
Именно тема таланта, а точнее, его зависимости от властей предержащих, и стала главной в спектакле Розовского. Но достоинство его не ограничивается лишь раскрытием этой темы. В нем много актерских удач, среди которых первой по праву должна быть названа работа молодого актера Максима Заусалина (он исполняет две роли - Петра Агафонова и Платона Щеглова). Давно не припомню появления на нашей сцене такого романтического героя, одновременно страстного и нежного, дерзкого и скромного, наделенного солидной внешностью, по-настоящему мужественного, с отличной пластикой. Стеша Сурепьева (она же - графиня Норовцева) свидетельствует о том, что Ольга Лебедева из молодой, подающей надежды актрисы выросла в зрелого мастера. Как и Андрей Молотков - князь Ортомский или Игорь Старосельцев - граф Максим Норовцев. А сколько важного успевает сообщить о Зверевой Маргарита Рассказова, пребывая на сцене всего-то несколько минут! То же самое можно сказать и об Александре Карпове - Гурии, Татьяне Кузнецовой - Мавре, Иване Власове - Христиане, Юрии Голубцове - Гедеоне, Владимире Давиденко - Прохоре, Иване Машнине - Ветхопещеникове, Нике Пыховой - Луше, - она-то и есть слепая красавица. Что и говорить, сложнее других на такой площадке - без карманов, колосников и люков - работать художнику. Но Петр Пастернак, по-моему, сумел выжать максимум возможного, чтобы как-то расширить пространство сцены. Его надежным союзником стала Евгения Шульц, точно обозначившая в костюмах время пореформенной России середины XIX века. И хотя в спектакле нет настоящих аллюзий, всем своим смыслом он обращен не столько в прошлое, скорее к вечности. И в этом его неоспоримое достоинство, лишний раз свидетельствующее, кроме всего, о том, что рукописи действительно не горят!..