Теперь в нем видят спасителя не только капитализма, но и демократии в США. Один из ведущих американских специалистов по политическому наследию Рузвельта убежден, что оно применимо и к современной России.
В нашей стране единственный в истории американский лидер, четырежды подряд избиравшийся президентом - в 1932, 1936, 1940 и 1944 годах (в апреле 1945 года он умер), - превратился в последнее время в знаковую фигуру. Ему посвящают фильмы и статьи, на его авторитет ссылаются высшие должностные лица. Американцам это, видимо, льстит, но порой они считают нужным вносить свои коррективы.
Так, посол США в Москве Уильям Бернс недавно заявил, что соотечественники помнят Рузвельта прежде всего не из-за количества его президентских сроков, которое при его жизни не ограничивалось Конституцией, а из-за его выдающихся лидерских качеств, созданных им государственных институтов и программ. Несколько дней спустя Строуб Тэлботт, который при Билле Клинтоне курировал отношения с Россией в должности первого заместителя госсекретаря, на слушаниях в Конгрессе США привел выступление Бернса с этим пассажем в качестве примера блестящей дипломатической работы и вообще правильного подхода к диалогу с Москвой.
Любопытно, что для иллюстрации вклада Рузвельта в укрепление системы "сдержек и противовесов" между ветвями власти в США Бернс сослался на известный эпизод 1937 года, когда ФДР, как называют иногда Рузвельта американцы, пытался "упаковать" Верховный суд своими сторонниками. Он был недоволен тем, что консервативные судьи блокировали многие начинания его "Нового курса".
Разумеется, по сути речь шла о серьезном нарушении тех самых "сдержек и противовесов" в пользу президентской власти. Против этого восстала не только республиканская оппозиция, но и многие умеренные демократы, включая даже тогдашнего вице-президента США Джона Гарнера. Ко всему прочему ключевой союзник Рузвельта в сенате США Джозеф Робинсон скоропостижно скончался от сердечного приступа сразу после начала дебатов по президентской инициативе. В итоге она была полностью выхолощена.
Рузвельт был великим реформатором, видевшим свою задачу в том, чтобы спасти страну и народ в период тяжелейших испытаний. Вряд ли он сильно колебался в выборе средств. И вполне вероятно, что наличие реальной оппозиции его планам в Конгрессе и Верховном суде США, а также в прессе как "четвертой власти" помогло тогда избежать серьезных "перегибов". Существует история - возможно, апокрифическая, но правдоподобная, - о том, как один из сторонников Рузвельта сказал ему, что если тот выведет Америку из Великой депрессии, то станет величайшим президентом в истории государства. "А если не выведу, то стану последним", - якобы ответил на это ФДР.
Рассказал мне эту историю консервативный обозреватель Джон Гиззи, с которым мы встречаемся на брифингах в Белом доме. Он считает, что Рузвельт больше кого-либо другого сделал для насаждения либерализма и расширения роли правительства в США. И что первые 100 дней его президентства были "близки к революции", которую многие в стране приняли в штыки. Но при этом задним числом Гиззи признал и то, что "Новый курс" "скорее всего спас американский капитализм" и что Рузвельт "помог сберечь демократию".
А, например, для дуайена журналистского корпуса при Белом доме Хелен Томас это вообще аксиома, не требующая доказательств. Подключившись к нашему разговору, она сказала, что Рузвельт был "ненавистен богачам", но всегда оставался "подлинным героем для простого народа". При этом в отличие от нас с Гиззи Томас не понаслышке знала, о чем говорит: в момент смерти Рузвельта ей самой было почти 25 лет.
Популярный теперь в России тезис о том, что Рузвельт укоротил руки американским "олигархам" своего времени, подтверждается и профессиональными историками. Один из самых авторитетных специалистов - исполнительный директор Института Франклина и Элеоноры Рузвельт, профессор Маристского колледжа в штате Нью-Йорк Дэвид Вулнер по этому поводу сказал мне, что ФДР "верил в необходимость регулирования капиталистической системы правительством во имя общего блага".
На вопрос о том, оправданны ли параллели между Россией недавнего прошлого и рузвельтовской Америкой, Вулнер ответил: "Да, и даже очень". Причем ныне долгое президентство ФДР вспоминается "как аномалия", но без сожаления, а скорее с гордостью, сказал мой собеседник.