Поделиться
Сегодня в культурном центре "Эльдар" премьера мюзикла Алексея Рыбникова с объемистым названием "А-ах, крокодилы, бегемоты... Новый год! или Приключения Красной Шапочки".
Каждое слово здесь возбуждает воспоминания о популярном фильме 70-х "Про Красную Шапочку". Мы беседуем с известным композитором, создателем и руководителем Государственного музыкального театра Алексея Рыбникова за неделю до первого спектакля.
Диджей-шоу
Российская газета: Какое отношение спектакль имеет к кинокартине?
Алексей Рыбников: Такое же, какое имел спектакль "Приключения Буратино" к одноименному фильму: музыкальный материал тот же, решение - театральное. "Буратино" был поставлен два года назад, и этот семейный спектакль до сих пор делает полные сборы. А теперь к Новому году готовим внеплановый спектакль по "Красной Шапочке". Это не то, что называют "ёлка", - это нормальный музыкальный спектакль. После двенадцати новогодних показов в центре "Эльдар" он, как и "Буратино", продолжит свою регулярную жизнь на других площадках.
РГ: Кроме создания музыки, какова ваша роль в этом спектакле?
Рыбников: Если вмешиваюсь, то лишь как художественный руководитель нашей творческой мастерской - не более того. Режиссер Александр Рыхлов работает самостоятельно. Он же - создатель либретто и видеоинсталляций.
РГ: Понадобилось новое либретто?
Рыбников: По жанру это диджей-шоу. Его ведет диджей, он и рассказывает всю эту историю. И хотя песни знакомы по фильму, сюжет ближе к сказке Перро. Музыка аранжирована в духе современных ритмов, используются новые технологии, тембры. Спектакль должен быть интересен всей семье.
РГ: А хватило ли для большого спектакля той музыки, которая была в полуторачасовом фильме? Или пришлось дописывать?
Рыбников: Не пришлось. Я сам удивился! В фильме десять песен, я и сам забыл, какие именно. Посмотрели картину и удивились: там есть и главные и второстепенные темы, есть игровые сцены - все необходимое для мюзикла.
РГ: В вашем театре сложилась своя труппа?
Рыбников: Да, и она участвует в "Буратино", в "Красной Шапочке" и в следующей постановке театра - "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Но будут и приглашенные артисты.
РГ: "Звезду и смерть..." все помнят по спектаклю театра "Ленком". Ждать нового прочтения?
Рыбников: Ждать возвращения к мюзиклу в тех формах, в каких он задуман и написан. В отличие от лаконичного по оформлению ленкомовского спектакля будут эффектные декорации и костюмы - должно быть полноценное зрелище. Ведь это вестерн - редкий жанр для театра. Сейчас идут репетиции с актерами, ставятся балетные и трюковые сцены.
Мы становимся неконкурентоспособны
РГ: Теперь заказывают симфоническую музыку?!
Рыбников: Редко. Исполнители, дирижеры. Но она все более востребована в кино. Вот недавно вышли диски с музыкой к фильмам "Волкодав из рода Серых псов" и "1612". Но в нашем кино музыка задавлена шумами. Чего нельзя сказать про кино американское - там удивительным образом прекрасно слышны и необходимые по действию шумы, и музыка от этого не страдает. А в целом кино - одна из форм существования серьезной музыки, она у нас, пожалуй, и спаслась благодаря фильмам. Именно там молодежь узнает, что на свете существует не только дискотечный музыкальный язык. Хотя, конечно, качество этой музыки иное, чем той, что звучит в филармонических залах. И задача нового поколения композиторов - вернуть в эти залы молодую публику. Делать музыку разнообразной.
РГ: Но публика - консервативна.
Рыбников: Тем не менее искусство должно развиваться. Вот и авангард себя исчерпал, должно прийти что-то еще. Должно быть много современных оперных спектаклей, на все вкусы. Но мы наблюдаем полное отсутствие желания ставить что-то с нуля - когда новое либретто, новая музыка, новые решения... Такой атмосферы страха перед новым раньше не было. Вспомните 70-е годы: искусству как сфере идеологии уделялось внимание, и в репертуаре театров обязательно планировались современные постановки. А сейчас никого не волнует, есть ли они. Хотя единственное, что остается от цивилизации, - ее культурное наследие. Не остается следов ни от политики, ни от экономики, ни от войн - только культурный слой. Мы читаем книги, слушаем музыку, смотрим живопись - и составляем представление об эпохе. Беда в том, что сейчас никто не думает, останется ли что-то от России XXI века.
РГ: А нет у вас ощущения, что весь огромный материк советской культуры стараниями новых идеологов погрузился в пучину времени, и от России ХХ века тоже мало что останется?
Рыбников: Ни одна страна не переживала ничего подобного тем трагическим событиям, которые Россия пережила в течение века. Столько раз изменить путь страны, столько срубить голов, столько перетерпеть - сто лет непрерывного стресса, ломки, разрушения основ и традиций! В результате перерублены плодоносящие ветви нашей культуры.
РГ: Как обстоят дела с музыкальным образованием?
Рыбников: Катастрофически. Преподаватели уезжают за рубеж - там и стабильнее, и условия лучше. И наша знаменитая исполнительская школа уходит из России. Мы уже столкнулись с дефицитом хороших музыкантов - скоро в оркестры будет некого посадить. Чуть лучше человек начинает играть - тут же уезжает из страны. Мы становимся неконкурентоспособны.
Английский газон культуры
РГ: Уже много лет существует ваша идея создать музыкальный спектакль "Оперный дом" - о судьбе композитора XVIII века Максима Березовского. Либретто собирался написать Григорий Горин, но не успел. С его уходом идея заглохла?
Рыбников: Нет. Более того, теперь это идея полноценного оперного спектакля. К созданию либретто приложили руку разные люди: и Андрей Вознесенский, и Марк Захаров... Музыка написана почти вся. Но для осуществления проекта необходим партнер - хороший оперный театр. Шли переговоры с "Геликоном", но он сейчас и сам без нормального помещения... Даже если найти партнера не удастся, я это обязательно сделаю в своем театре как следующий проект после "Звезды и смерти Хоакина Мурьеты".
РГ: Широкая публика вас знает как кинокомпозитора. Расскажите о своих симфонических произведениях. Написаны пять симфоний - какие из них исполнялись, есть ли записи?
Рыбников: Широкой публике вообще мало известно о том, что делается в современной музыке. Хотя публика филармоническая начинает проявлять к ней интерес. Хорошо прошел концерт в зале Чайковского по случаю моего юбилея - там исполнялись произведения разных лет, начиная с написанного в десятилетнем возрасте балета "Кот в сапогах" и заканчивая Четвертой симфонией. А на открытии фестиваля "Московская осень" впервые исполнялось Концертное каприччио для скрипки с оркестром "Ночная песня" - играли Алена Баева и оркестр Валерия Полянского. Первые три симфонии не исполнялись, Пятая записана на фестивале "Черешневый лес" Теодором Курентзисом с Национальным филармоническим оркестром и скоро появится на DVD. Вышел и CD с камерной музыкой - Concerto Grosso XXI. Понимаете, в 70-х я ушел в рок-музыку, и тридцать лет в этом жанре не работал. Писал для кино и театра: тогда появились музыкальные спектакли от "Звезды и смерти" до "Литургии оглашенных". Кстати, Пятая симфония связана с "Литургией": она называется "Воскрешение мертвых" и продолжает тот же сюжет. Сюжет будет развиваться и дальше, и этот большой цикл - моя основная работа сейчас. А для кино работаю меньше. Надоело слушать: мол, музыку ты написал хорошую, а сам фильм - ерунда. В кино композитор должен осуществлять чей-то замысел, а мне интересно - свой. Так что есть мечта снять свое кино.
РГ: Как режиссер?
Рыбников: Как продюсер. Придумать музыкальный фильм, пригласить хорошего режиссера, собрать талантливую команду.
РГ: Но интерес к музыкальным жанрам в кино упал. Даже в тех немногих музыкальных фильмах, что идут по ТВ, музыка заглушается переводом - как необязательный фон.
Рыбников: Продюсеры не верят, что музыкальное кино может собирать зрителей. Хотя у нас музыкальные фильмы всегда были в числе любимых - и наши "Веселые ребята" с "Весной", и зарубежные "Серенада Солнечной долины" с "Большим вальсом". Так что в России существовала культура восприятия музыкального кино. А сейчас, если человек на экране запел, - это странно. Отвыкли воспринимать условность в искусстве. Все-таки музыка - это некое возвышенное состояние души. Но у нас нет экономических механизмов, которые стимулировали бы создание современных произведений. Ни послабления по налогам, если человек вкладывает деньги в искусство. Ни государственных заказов, какие были когда-то. Ни культурной политики. Если оркестр существует на государственные деньги, он обязан играть какое-то количество современной музыки! Это все, повторяю, у нас было, надо вспомнить свой же опыт. Ведь искусство, если оно не грубо коммерческое, само по себе развиваться не может.