Двадцать пятого января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 70 лет

Друзьям Высоцкий говорил: "Давайте подольше не встречаться с Йориком"... Но вот 25 января ему исполнилось бы 70. А представить себе Высоцкого старым невозможно: не соотносится с ним ни этот юбилейный возраст, ни какой-либо другой, следующий за отмеренными ему судьбой сорока двумя годами...

О Высоцком написано много. Возможно, даже слишком много - столько у него было друзей (после смерти их стало втрое больше). Своими воспоминаниями о Владимире Высоцком сегодня делятся реально близкие ему люди, пожалуй, реже других афиширующие свою причастность к его таланту.

Николай Дупак: За Высоцкого меня снимали с работы

Сколько раз Николаю Дупаку - директору Таганки той поры - приходилось объяснять в различных инстанциях, почему, например, Высоцкий поет никем не утвержденные программы и получает гонорары выше, чем другие артисты, и почему ему легко сходит с рук то, что не прощали никому...

- На Высоцком всегда зарабатывали в тысячу раз больше, чем платили, - рассказывает Николай Дупак. - Ставка за концерт была 13 рублей 50 копеек, ему выписывали 56 рублей, а потом я как ответственный за политико-воспитательную работу в коллективе долго оправдывался перед партийными органами, министерством, ОБХСС, что он поэт, композитор и исполнитель в одном лице и что авторские гонорары тоже надо учитывать. А в театре первое время по договору он получал 110 рублей, к 80-му году - 200 рублей (у Любимова зарплата была 300). Театр находился на хозрасчете - что заработаем, то и получим, потому и спектаклей старались сыграть побольше, чтобы премию дать, выходных побольше сделать - Таганка на "пятидневке" была.

Полгода Высоцкий не работал в театре - его уволили. Потом, конечно, взяли обратно - без него Таганку не представляли. Просто на его примере в театре мы демонстрировали политику дисциплины: уж раз Высоцкого уволили, то нам-то уж в случае чего и подавно несдобровать.

Из-за ревности к успеху ему приходилось выслушивать от коллег: "Вот он - белая кость, а мы - черная?" Высоцкий был очень ранимый, хотя и не показывал этого. На хамство хамством старался не отвечать, но был разборчив в людях. Мне приходилось от него слышать: "О, нет. С этим подонком я на концерт не поеду"...

В театре ревновали к его популярности, особенно на гастролях, к тому, как тянулись люди к Высоцкому. Он даже подумывал о том, чтобы перейти на Малую Бронную, когда я одно время был директором Театра на Малой Бронной. Там работал Эфрос (а Высоцкий очень трепетно к нему относился), и состав был - Даль, Любшин, Петренко, Дуров, Коренева, Козаков...

...Выступления перед фронтовиками для него были святыми. И всегда проходили с неизменным успехом. А когда шло строительство театра и у меня возникали проблемы, я всегда его брал с собой, никогда не слышал от него, что, мол, занят, некогда.

Он вообще относился ко мне по-доброму, старался оберегать. Если назревала конфликтная ситуация, просил: только не заступайтесь за меня, вы же знаете, чем это оборачивается... Но в конце концов меня все-таки сняли с работы за "плохо поставленную воспитательную работу", в том числе и за Высоцкого. Тогда театр пригрозил забастовкой: не выйдем на сцену, если не вернете Дупака... (Николай Дупак был тогда одним из самых любимых артистами директоров столичных театров: 115 своим сотрудникам выхлопотал квартиры, а в таких массовых масштабах тогда жилищные условия актерам не улучшали; построил новое здание театра, переоборудовал шесть сценических площадок. - Прим. ред.). И спустя какое-то время я снова работал на Таганке.

Много велось разговоров, в том числе и с Фурцевой, о том, чтобы легализовать творчество Высоцкого. Но всегда с одним результатом: не надо никаких афиш, выступлений. Конечно, это задевало его. Однажды в Театре эстрады буквально перед самым выступлением позвонили и сказали, что его не надо выпускать на сцену. У Высоцкого была истерика...

Были, конечно, и трагикомические ситуации. Во время 23-го партийного съезда Высоцкий приехал в театр на спектакль - "мама" сказать не мог. Я попытался спасти положение: "Володя, мы вместе выйдем на сцену, я буду тебя придерживать, а когда отпущу, ты только покажи на горло и разведи руками". Выходим. Наступает гробовая тишина. Я говорю, что руководство театра приносит зрителям свои извинения, главный исполнитель потерял голос, спектакль состояться не может и переносится на такое-то число. На наш выходной день, а кто хочет, может сдать билеты в кассу. Отпускаю его, он делает все, как я просил. Перед уходом за кулисы еще раз повторяет, и с такой виноватой улыбкой, что зал просто грохнул от хохота... Валерий Золотухин, описывая этот случай, вспоминает, что кто-то из зала крикнул: "Пить надо меньше!" Я такого не слышал. Могли разве сказать: "Петь надо меньше". Его ведь боготворили...

Все он делал, как в последний раз, с отдачей неистовой. После концертов у него пальцы кровоточили от струн. Ведь и право называться мужем Марины Влади надо было заработать...

...Даже после смерти органы боялись его таланта. Пришло распоряжение: никаких выступлений на кладбище. Но, конечно, я рискнул, сказал, что мы даже не представляем, кого потеряли...

Зинаида Славина: Играть, как в последний раз

Когда после смерти вскрыли архивы Высоцкого и нашли его "театральную" анкету, в графе "Ваша любимая актриса" было написано: Зинаида Славина.

"Он был разным и часто непредсказуемым, - вспоминает актриса "Содружества актеров Таганки". - Он был моим любимым актером. Мы были парой гнедых в одной упряжке. Мне легко с ним было играть. Потому что он помогал, он тянул, он был лидером. И мы доверяли друг другу самое сокровенное.

На репетициях он знал текст первым. Еще все ходили с листами в руках, а Высоцкий уже все помнил наизусть. Когда он учил? Когда он писал? По всей видимости, не спал ночами.

Он обычно рано приходил на репетиции. Готовился. Делал гимнастику. Всегда повторял текст. Заглядывал в гримерную, говорил: "Давай, Зинок, пройдемся, чтобы отскакивало от зубов". А когда он один на ходу выверял текст, говорил вслух, не стесняясь, мог не заметить людей. Те обижались, что он зазнался, а он просто в тот момент видел только строки. Мимо меня раз прошел с текстом, говорю: "Володенька, мы с тобой не поздоровались, ты что, сердишься на меня?" - "Нет, - говорит, - я был в себе".

Он был так талантлив и так далек от всех, что по сути пропасть была между ним и людьми. И вместе с тем так, мне кажется, одинок.

...Разгримировывался он быстро, потому что всегда спешил домой. Быстро ездил на машине, и такая же быстрая походка у него была. И ел быстро, как человек, умеющий работать. Володя всегда очень быстро заканчивал трапезу, не было с ним такого: посидеть в буфете, потянуть время...

В театре я его часто хвалила: "Какой ты хороший, Володенька, какой ты умный". Он весь таял от смущения, но когда его ругали, у него скулы ходили ходуном и пот поливал лицо - он терпеть этого не мог. Да и что там было его ругать, когда он так затрачивался... "Играй, как в последний раз", - это его любимая фраза была.

А как цветы он любил! Всегда все домой уносил. Я помню, в Болгарии на гастролях, когда от портала до портала вся сцена была заставлена корзинами цветов и пионеры нас встречали на улицах как вождей, отыграли мы "Доброго человека из Сезуана" и я говорю: "Ну вот, Володенька, теперь можно и умирать, так нас чествуют". А он: "Что ты, еще не вечер!" А потом поцеловал и попросил меня никогда так не говорить - суеверный был очень. А мне почему-то казалось, что вот такая смерть в славе - это так красиво...

За пять дней до смерти мы стояли на "Преступлении и наказании", он опирался на меня и говорил: "Дай, Зинок, подержусь за тебя, у меня сил нет, мне так спать хочется". Видимо, он так устал, так перетрудился, перенапрягся, сгорел, как метеорит. А работал он до пота. Когда обнимала я его на сцене, он был весь мокрый..."

Иван Бортник: от Гамлета я отказался

Сам Высоцкий считал своими близкими друзьями двух актеров: Всеволода Абдулова и Ивана Бортника.

- Иван Сергеевич, прошло столько лет после смерти Высоцкого, а вы не написали о нем ни строчки воспоминаний. А вы ведь действительно были друзьями.

- Я письма Володины издал... А насчет воспоминаний... Во-первых, все равно тяжело, сколько бы лет ни прошло, а потом, когда остаешься один на один с чистым листом бумаги, не знаешь, с чего начать, о чем писать... Не набита рука.

- Из-за Высоцкого, я знаю, вы от роли принца Датского отказывались...

- Я в "Гамлете" играл Лаэрта. Однажды Любимов меня вызывает: "Я не могу зависеть от вашего друга Высоцкого, который постоянно ездит то во Францию, то еще куда-то. Хочет - уезжает, хочет - приезжает. Я прошу вас (тут он перешел на вы, значит, начиналась официальная часть разговора) играть Гамлета. У вас одинаковое качество темперамента, и мне не нужно будет перестраивать спектакль". Разумеется, я про разговор с Любимовым рассказал Володьке. Он в ответ: "Ну играй". И совершенно серьезно. Правда, несколько другими словами. Потом Любимов меня встретил: зачем ты передал Высоцкому? Я даже опешил: а как вы думали, он останется в неведении, а я буду где-то тайно репетировать его роль? Провокационная была ситуация. Но надо знать Юрия Петровича. Чтобы уговорить меня, он подключил писателей - Абрамова, Можаева, свою жену - тогда Людмилу Васильевну Целиковскую. Она смеялась мефистофельским смехом: "Ха-ха! Юра, он не хочет играть Гамлета!" Я отказывался: как вы себе представляете, вот сядет Бортник у стены с гитарой. Почему Бортник, когда он на ней играть не умеет - единственный из всего Театра на Таганке... С таким же успехом можно посадить на сцену с баяном или гуслями - ну и что дальше? Длились увещевания долго - около двух лет. Высоцкий приезжал, играл Гамлета, опять уезжал. Потом, когда Золотухин согласился, от меня отстали.

- О несыгранной роли Шарапова в "Месте встречи" вспоминаете?

- Володя очень хотел, чтобы мы вместе играли. Был бы, наверное, другой фильм. Но актеров утверждала Украина. Высоцкого со скрипом разрешили, а если бы и второго актера из Театра на Таганке взяли, это была бы крамола... Конкин был назначен в приказном порядке. И Говорухин мне тогда предложил роль Промокашки.

- А когда вы только пришли в Театр на Таганке, с Высоцким быстро нашли общий язык?

- Какое-то время присматривались, притирались. Нам уже за тридцать было, это только школьники быстро друзьями становятся.

- У Высоцкого было свое определение дружбы. Цитирую: "Друг - это тот, кому я могу рассказать все самое отвратительное, гнусное и гадкое о себе". Вы согласны?

- Абсолютно согласен. Я знал о нем все, как и он обо мне. Мы ежедневно общались. Как правило, за разговорами и рассвет встречали. Под утро вместе ехали на репетицию... Хорошая жизнь была. Я говорю в прошедшем времени. Как там по Блоку: все миновало, молодость прошла. Последние годы как-то очень быстро летят. К сожалению. Раньше думалось: как же тянется время, когда там будет сорок? Потом боялся цифры 50. Сейчас уже к семидесяти подбираюсь. А Володя так и остался навсегда молодым...

P.S. Герой и нашего времени

Николай Дупак: "Могу ли я себе представить Владимира Высоцкого семидесятилетним? Он снимал бы сейчас фильмы: Высоцкий стремился к этому. Возможно, у него был бы уже свой театр или свое творческое дело. Он был бы лидером и так же откровенно отображал в своих произведениях все события - от выборов в Думу до выборов президента. Он был бы очень современным и нужным нашему не совсем здоровому обществу человеком, чтобы оно не занималось дурью. Особенно деятели культуры..."