Достаточно ли ЕГЭ для поступления в медицинский вуз? Заменят ли высокие технологии анатомический театр? Может ли появиться врач-бакалавр? Как сохранить качество жизни тем, кто рожден с очень малым весом? Об этом на "деловом завтраке" корреспонденты "РГ" беседовали с академиком РАМН, ректором Российского государственного медицинского университета Николаем Володиным.
Российская газета: Николай Николаевич! Студенты некоторых вузов в нашей стране и за рубежом отказываются препарировать животных, работать с трупным материалом в анатомических театрах. И как прикажете учить медика? Испокон века его обучение начиналось с прихода в анатомичку, с изучения строения костей, скелета, мышц и т.д. Не сдавшему экзамен по анатомии профессия врача заказана.
Николай Володин: Действительно, раньше таких проблем не было. Думаю, одна из причин отказа от препарирования животных - в том, что нет определенного законодательства в этой очень щепетильной области. Надеюсь, что в новой Думе этот вопрос будет решен.
Но, с другой стороны, мы живем в век электроники, внедрения высоких технологий, что создает новые условия для образования. Уже сейчас можно спокойно обойтись без многих исторически наработанных приемов обучения. Во всем мире, в том числе и в России, уже используются мультимедийные технические средства, создающие трехмерное изображение, показывающие строение мышц, нервов и т.д. На днях мы открываем в Казани первый учебно-образовательный центр по освоению новых медицинских технологий. Он обеспечен специальным оборудованием, которое позволяет отрабатывать мануальные навыки высокотехнологичных подходов оперативного лечения.
РГ: Значит, анатомички скоро вовсе не понадобятся?
Володин: Это было бы неправильно. Вспомните работы по анатомии Леонардо да Винчи. Познать всю глубину человеческого строения можно только на основании увиденного своими глазами. Думаю, не надо все доводить до абсурда. Нельзя забывать о благородной цели, к исполнению которой мы готовим своих студентов. Должен главенствовать здравый смысл, а не эмоции. Словом, без мыши и лягушки не обойтись.
Реноме диплома
РГ: Вы ощущаете, что отношение государства к высшему медицинскому образованию меняется?
Володин: Я связан со сферой высшего образования с 1993 года. Могу сказать, что в период с 1995 по 1998 год высшая школа пережила очень тяжкие испытания. Зарплата преподавателям не выплачивалась по два, а то и по четыре месяца. И если вузы все-таки сохранили свой потенциал, то за счет прежде всего энтузиазма сотрудников и внебюджетных денег, которые удавалось зарабатывать на подготовке иностранных студентов, на востребованности российского образования. Очень хорошо помню, как в январе 1999 года я проснулся с радостью: получил информацию, что в высшее образование пошли бюджетные деньги.
РГ: Диплом Московского медицинского университета при хорошем знании иностранного языка дает право его выпускнику без всяких переподготовок, экзаменов работать, скажем, в США, Германии или Израиле?
Володин: В каждой стране, в том числе и в России, действует система допуска к самостоятельной профессиональной деятельности. Тут мало иметь диплом, нужно еще и послевузовское образование. В каждой стране оно разное.
Предположим, что в Россию приезжает специалист, получивший медицинское образование за рубежом, и хочет работать в нашей клинике или больнице. Он обязан предъявить свой диплом в федеральный орган управления образованием. Диплом рассматривается, после чего человеку выдается заключение, что уровень его образования соответствует определенным требованиям. Затем нужно обратиться в минздравсоцразвития, который дает направление на сдачу экзамена в одно из российских учреждений, включенных в перечень. Лишь сдав экзамен, соискатель получает официальный допуск для работы. Если кто-либо трудится без такого сертификата, то это грубейшее нарушение российского законодательства. Примерно такая же схема действует и для тех, кто с российским дипломом о медицинском образовании хочет по специальности работать за границей.
Когда "цель" оправдывает средства
РГ: Наша газета постоянно публикует статьи о дефиците медицинских кадров. Особенно в глубинке. Тревожит и то, что молодые люди, получив диплом врача, уходят в различные фармацевтические фирмы.
Володин: Я поддерживаю тех, кто ратует за восстановление системы распределения выпускников, получивших образование на бюджетной основе. Кроме того, нужно сохранить целевой прием. Это значит, что каждый субъект Федерации имеет право обратиться в вуз с просьбой подготовить для него специалиста. И институт может даже смягчить для него условия прохождение конкурса. Мы же понимаем, что уровень подготовки московского абитуриента и абитуриента из далекой деревенской школы может быть разным. Учатся "целевики" за счет бюджета.
Преподаватели обязаны помочь такому студенту подтянуться до необходимого уровня. Он, как правило, довольно быстро адаптируется к новым условиям. Но вот проблема: часто те, кто "целевика" направил, забывают о нем. И он не спешит о себе напоминать: женился в Москве, вполне здесь прижился. Нужно более четкое законодательство на этот счет, а также более жесткий контроль и забота со стороны тех, кто направил.
Могу привести один пример. В Петербургской медицинской академии есть медико-профилактический факультет, который готовит кадры для санэпиднадзора. Так вот Главный государственный санитарный врач страны Геннадий Григорьевич Онищенко поставил дело так, что каждый год не только осуществляется целевой набор на этот факультет, но и 90 процентов выпускников возвращаются туда, откуда их направили. Все годы учебы они чувствуют, что о них помнят, о них заботятся. Главный санитарный врач региона каждый год собирает их вместе с родителями за чашкой чаю, рассказывает о том, где они будут работать. Он создает им определенный имидж. А это чрезвычайно важно.
И еще важно, чтобы практику студенты проходили не только в столичных клиниках, но и в тех местах, откуда они приехали. Надо отслеживать судьбы целевых выпускников: где, в какой должности они работают. В случае целевого приема не ребята едут к нам сдавать экзамены, а мы создаем приемную комиссию и направляем в регион. Чтобы не было лишней траты денег со стороны абитуриентов.
Если руководитель субъекта хочет решить у себя кадровую проблему, то вполне может это сделать. Например, у нас уже десять лет работает московский медицинский факультет - дневной и вечерний. Правительство Москвы выделяет сверх плана приема деньги на каждого своего студента. Поступающий на московский факультет должен быть жителем Москвы и иметь от департамента здравоохранения столицы направление на учебу. Он заключает договор, что после получения диплома обязан отработать в первичном звене службы здоровья. Некоторым казалось, что за шесть лет учебы обо всем этом будет забыто. Не тут-то было! Состоялось четыре выпуска, и лишь один решил улизнуть от своих обязательств. Улизнул. Но вынужден был выплатить все деньги, потраченные на его обучение. Сумма немаленькая.
РГ: Со следующего учебного года согласно принятому закону все вузы обязаны проводить прием студентов по результатам Единого государственного экзамена - ЕГЭ. Однако многие ректоры медицинских вузов и прежде настаивали, что "единый" для таких учебных заведений неприемлем. Как теперь будет проводиться прием в ваш вуз? Кстати, какой у вас конкурс?
Володин: Конкурс в последние годы 3,5-4 человека на место. Теперь что касается ЕГЭ. Когда я работал в минздраве, то был категорически против введения такого экзамена. Чтобы была понятна моя позиция, сошлюсь на статистику. Вот у абитуриента по ЕГЭ хороший балл, например, по литературе. А когда дело касается грамотности, то оказывается, что у этого соискателя высшего образования в тексте более десяти ошибок. Почему так происходит - вопрос к авторам ЕГЭ. Мы с законодательством не спорим: закон есть закон. Но в постановлении правительства прописана очень серьезная позиция, позволяющая некоторым вузам проводить дополнительные испытания по тому предмету, знания которого особенно важны для учебы в данном высшем учебном заведении. Медицина все же - особая статья. От того, кто пришел учиться в наш вуз, кто его закончил, зависит самое дорогое - жизнь человека. Поэтому мы правом проводить дополнительные испытания для абитуриента, скорее всего, воспользуемся.
Если ориентироваться только на ЕГЭ, то можно недосчитаться талантливой молодежи - ее просто может не оказаться в числе абитуриентов. Очевидно, что нужно увеличить количество российских, международных олимпиад, которые позволят отбирать таланты. И эти показатели учитывать при приеме.
Кого примет врач-бакалавр?
РГ: Сейчас у нас вводится болонская двухуровневая система высшего образования. Так что, у нас появится бакалавр-медик? Кто он будет: врач, фельдшер?
Володин: В постановлении правительства о введении такой системы образования говорится, что есть еще и специалист. Просто специалист по наукоемким специальностям. На него мы и будем ориентироваться при подготовке медицинских кадров. Ни в одной стране мира нет бакалавра и магистра по медицине.
Но в то же время замечу, что основное положение болонского процесса нами используется - у нас есть непрерывность образования: додипломное, последипломное, дополнительное для всех врачей - обязательно. Мы сейчас организовали довузовское образование: медицинские классы, лицеи. Причем не только для Москвы или Санкт-Петербурга. В нашем университете есть такие классы и для Московской области, и для Калуги.
В рамках болонской системы студенты должны обязательно заниматься наукой. Без нее нет высшего образования. Мы знакомим студентов с высокими технологиями. Действует у нас и так называемая кредитная система. Что имею в виду? Раньше нельзя было перевести студента из московского вуза в санкт-петербургский. И уж тем более из красноярского - в московский. Была огромная разница в программах. Но в 1995 году благодаря введению госстандартов удалось добиться равенства программ. Могут быть, конечно, некоторые различия в подготовке студентов, но их можно ликвидировать в течение первого полугодия после перевода из одного вуза в другой. В крайнем случае, когда мы видим, что у студента недостаточный уровень знаний, предлагаем ему перевод с потерей курса.
РГ: Согласно нацпроекту в России появится 15 центров медицины высоких технологий. Нынешние выпускники готовы к работе с такой техникой?
Володин: Очень хотелось бы ответить твердо - "да". Но увы... А правда состоит в том, что новое оборудование - это очень важный стимул овладения современными знаниями. Тут бытие определяет сознание. Вот представьте: выпускник московского вуза, хорошо подготовленный, хочет эти знания реализовать. А приезжает в больницу, где нет ложек и вилок, где, как ваша газета писала, даже кроватей не хватает. Не говоря уж об оборудовании. Захочет он работать в таком учреждении? Сбежит при первой же возможности. А за два года действия национального проекта по здравоохранению не только в первичное звено, но и в разного уровня больницы - районные, областные - поступило такое количество оборудования, что людям и не снилось. Мы в прошлом году проводили конференцию памяти академика Таболина в Тамбове. Врачи местных больниц нам сказали: за 20 лет работы впервые видят такое количество и такого класса оборудование.
РГ: А работать-то на нем они могут?
Володин: Не везде, не сразу. Ведь из года в год обещали новую технику и не поставляли. Особенно в отдаленные районы. И люди привыкли, что дальше обещаний дело не идет. Но сейчас ситуация меняется, ей надо соответствовать. Это не может произойти в одночасье. Сейчас к процессу подключились некоторые губернаторы, и там ситуация меняется кардинально. Могу привести в пример Нижегородскую, Самарскую, Оренбургскую области, Чувашию.
500 граммов жизни
РГ: Николай Николаевич, ведь вы не только ректор, но и ученый, специалист в области перинатологии. Как вы относитесь к выхаживанию пятисотграммовых младенцев? Кстати, много таких рождается?
Володин: Вообще недоношенных детей во всем мире рождается от 5 до 15 процентов. В России этот показатель стабильный, не превышает шести процентов. Но проблема должна рассматриваться не только как медицинская, но и как социальная. Наша задача не только сохранить жизнь, но и обеспечить качество жизни. А для этого нужны и особые условия, и немалые деньги.
РГ: Считается, что 22 недели беременности - некая гарантия жизнеспособности плода.
Володин: Но это не значит, что рожденный в этот срок будет нормальным. Около 60 процентов таких детей имеют очень тяжелые нарушения в состоянии жизненно важных органов. А вот у рожденного на 25-й неделе уже больше шансов на норму. Вопрос о рождении ребенка на сроке беременности от 22 до 25 недель принимает консилиум, в который обязательно входят реаниматологи, родители. Объясняется, какие уже есть поражения, какие возможны осложнения в дальнейшем. Некоторые пороки развития видны на УЗИ при исследовании плода, какие-то проявляются уже после появления на свет.
РГ: И их начинают интенсивно лечить. Насколько такое лечение успешно?
Володин: Не стану вдаваться в подробности. Скажу только, что для такого лечения создаются определенные условия, в частности обеспечение кислородом. Кислород, кроме того что дает младенцу возможность жить, начинает "точить" его органы, оказывает на них токсическое влияние. В первую очередь страдает слизистая легких, глаз. А отключить от аппарата подачи кислорода нельзя - мгновенная гибель. Три года назад была специальная международная конференция по проблеме выхаживания таких недоношенных. И пришли к выводу, что не надо увлекаться выхаживанием этих детей. Нужно определить, какому контингенту целесообразно проводить эти реанимационные мероприятия, предупреждать родителей, к чему все это может привести.
РГ: Это еще и этический вопрос...
Володин: Безусловно. Нужно четко отработать, до какого периода мы проводим реанимацию. Есть законы природы, которые отменить нельзя. Если после 20 минут реанимации нет результата, то дальше все попытки вдохнуть жизнь бесполезны.
РГ: А с какого веса надо начинать спасать? Или такого закона нет?
Володин: Есть... не закон. Просто считается, что плод, родившийся после 22 недель, жизнеспособен. А его масса значения не имеет. Мы со своими сотрудниками разработали и приняли на всех уровнях классификацию перинатальных поражений центральной нервной системы сначала у детей первого месяца жизни. Потом сделали классификацию для детей первого года жизни. Ведь не все видно при рождении.
Самое главное - иметь диагностические критерии, которые позволяют провести обследование. При рождении можно увидеть 30-35, максимум 40 процентов врожденной патологии органов. А 40 процентов выявляется на первом году жизни. Примерно пятая часть людей живет с врожденной патологией, не зная о ней. Узнают лишь в 7-10 лет. Она себя ничем не проявляет, но она есть. И ждет своего часа. Поэтому так важно развивать перинатальную диагностику. Но пока она развивается не такими темпами, как хотелось бы. Должны быть доступны перинатальные центры именно для женщин из группы высокого риска, а не для богатых и блатных. В такие центры беременные должны попадать строго по показаниям.
РГ: Сколько сейчас в стране перинатальных центров?
Володин: Не знаю. Когда озаботились этой проблемой и решили узнать, сколько их, нам выдали цифру - 129. Я был категорически против нее. За ней стояло простое решение: услышали, что нужны перинатальные центры, и поменяли вывески, сняли таблички "роддом" и повесили "перинатальный центр". А когда в июне прошлого года провели настоящее анкетирование, то выяснилось, что в стране 23 перинатальных центра. Когда их проверили, оказалось, что не все по оснащенности и кадрам тянут даже на новые роддома.
Перинатальные центры - это обязательно самые высокие технологии, специально подготовленные кадры. Причем с каждым таким ребенком должны работать один врач и две медсестры. Ведь круглые сутки надо налаживать 3-4 линии введения лекарственных препаратов. Одновременно в 3-4 вены медленное вводить лекарства. К тому же обязателен контроль всех биохимических показателей, которые позволяют оптимизировать и четко контролировать эту терапию.
А можно высказать одно пожелание девушкам, читателям вашей газеты? Они же будущие мамы. Берегите себя. Многие тяжелые заболевания женских половых органов, приводящие будущих мам в группы риска, берут свое начало именно от моды на обнаженные бедра. Берегите себя - будущие мамы!