Поделиться
В центре Москвы пятеро подростков устроили драку с двумя гражданами Таджикистана. От многочисленных ножевых ранений один из них скончался на месте. В городе Кольчугино Владимирской области пьяные подростки сожгли на Вечном огне человека.
Что происходит с нами? Что происходит с ними? На эти непростые вопросы попытался ответить наш эксперт, лауреат премии "Русский Букер", писатель Александр Иличевский.
Российская газета: Александр Викторович, вы согласны с тем, что уровень агрессивности и насилия в обществе в последние несколько лет очень сильно вырос? Если это так, то почему, на ваш взгляд, такое могло произойти?
Александр Иличевский: Мне кажется, нельзя о зле говорить в количественных терминах - зло невозможно адекватно описать статистическими данными. Агрессивность и насилие в обществе - категории бытийственные и описание их, зондирование предполагает более тонкий инструментарий, чем простая статистика преступлений того или иного рода. Исходя из своих многолетних наблюдений, я считаю, что наше общество откровенно злое, и причин тому я вижу целый комплекс. Прежде всего виной тому низкий уровень жизни и ксенофобия, спаянные вместе. Прибавьте к этому модели поведения, к которым прибегают властные структуры и которые не оставляют обществу выбора для подражания. Последний момент не устраним до тех пор, пока общество не достигнет того уровня самосознания, при котором оно само станет формировать власть, а не наоборот.
РГ: Можно ли говорить о том, что в нашем обществе утеряна культура агрессивности?
Иличевский: Я согласен с этим. В моем советском детстве тоже было полно нищеты и ксенофобии, но их реалии более или менее успешно табуировались идеологией, реальными милицейскими действиями, но лучше всего - в случае подростковой агрессии - спортом. Уверен, что в подмосковном поселке, где я жил, случалось бы куда больше столкновений "стенка на стенку", с огвозденными кольями, велосипедными цепями и арматурой, если бы не было у нас столько спортивных секций, библиотек, музыкальных и художественных школ. Сейчас подростку очень плохо, ему не виден доступный горизонт роста. Современный подросток довольно скоро понимает, что его дело швах, ничему он толком не выучится, а если и выучится, то все равно у него не получится стать одним из тех, кто корчится или шикует на телеэкране. Культура формирования доступных целей, которая и отвечает за воображение, за мечту, движущую развитие личности, у нас отсутствует.
РГ: Один социолог сказал: "У нас выросло поколение без табу на прямое насилие". Вы с этим согласны?
Иличевский: Это близко к правде. Тут еще вот какое обстоятельство играет мрачную роль. Известно, что не было бы более жестокой армии на свете, если б она была составлена из 12-13-летних мальчишек. Нынче же подростки чрезвычайно быстро взрослеют, почти мгновенно преодолевают периоды отрочества и юности. И взрослая жизнь обрушивается на них со всей мощью в тот момент, когда они ни физиологически, ни психологически, ни интеллектуально еще не готовы ее встретить. Оттого реакция их еще более ужесточается, с применением всех тех навыков бесчувствия, которые были задействованы в их играх.
РГ: Чаще всего подростки совершают преступления не по одиночке, а группами. Почему они сбиваются в стаи? Потому что так не страшно, так можно остаться безнаказанным...
Иличевский: Да, в стае вина делится на всех, это психологически позволяет снять личную ответственность за совершенное преступление. Плюс эффект круговой поруки, который формирует чувство сообщности, замещающее чувство одиночества, которое дает основание для самовозвышения за счет причастности, противопоставления "чужим". Крысу, случайно попавшую в другую стаю, разрывают мгновенно, распознав по чуждому запаху, который свойствен каждой стае как главный идентификатор. И конечно, самое страшное - эффект бесчинствующей толпы, когда в ней, как через идеальный усилитель, распространяется сигнал, умаляющий в людях человеческое. "Сто человек вместе - сотая часть человека", - так сказал аргентинский поэт Антонио Поркья.
РГ: Вы жили несколько лет в Америке. Там тоже в последнее время прокатилась волна насилия: студент приходит с пистолетом и расстреливает своих однокурсников. Неужели растущая агрессивность - новая мировая тенденция? Или у них и у нас свои причины и свои особенности?
Иличевский: Здесь я не могу распознать подлинную причину. Очевидно, сейчас мир в целом более милосердный, чем полвека назад. Двадцатый век оказался настолько страшным, что вряд ли его по концентрации зла способен обогнать даже апокалипсис. Думаю, что человек, входящий в класс не с тетрадкой, а с заряженным пистолетом, это как раз один из тех чересчур рано столкнувшихся с беспощадностью взрослого мира, истерзанных гормональными штормами и самолюбием детей, привыкших при неудачной игре выдергивать шнур из розетки.
РГ: Массовая культура, а именно телевидение, кино, музыка и даже книги, активно пропагандирует силу и насилие - за кем сила, тот и прав. По-моему, раньше такого не было. Зачем же идеал силы насаждается сегодня? Или, может, влияние массовой культуры преувеличено?
Иличевский: Тут я не специалист, и не только потому, что не слежу за составом телепрограмм. Насколько я знаю, почти во всем мире насилие в массовой культуре успешно регулируется. Взрослое сознание обязано различать игру и действительность. В неумении их различить как раз и состоит трагедия таких людей, как Лужин, герой романа Набокова, а что уж говорить о простых детях. Тут скорее надо было бы говорить об инфантилизации сознания, вызванного, боюсь, не одним прогрессом.