Музыкант, ученый-филолог, андерграудный философ и полиглот Павел Лион, больше известный под творческим псевдонимом Псой Короленко, представил новую программу. Как всегда непредсказуемо он совмещал тексты и музыку, трагедии и фарс, парадоксальность и обыденность бытия.
Российская газета: Выбирая творческий псевдоним, какое произведение классика русской литературы Владимира Галактионовича Короленко вы в первую очередь имели в виду: "Слепой музыкант" или "Дети подземелья"?
Псой Короленко: Я вспоминал его письмо брату: "Родись я в день святого Псоя, быть бы мне Псоем Короленко". Речь шла о семейной традиции давать имена по святцам. А вещи я у него люблю многие - "Слепой музыкант", "Сон Макара", "Судный день", "Без языка", "Парадокс" и, конечно, "В дурном обществе". Так озаглавлен основной вариант повести, известной также под редакторским названием "Дети подземелья". Люблю "Парадокс", рассказ о безруком балаганном артисте-инвалиде, который ногами написал афоризм о том, что человек создан для счастья, как птица для полета. Эта фраза иногда приписывается Горькому, но это сказал один из самых трагических героев Короленко.
РГ: Как вам теперь больше нравится - когда журналисты и поклонники обращаются по сценическому имени или по реальному?
Короленко: Кто хочет по-официальному - Псой Галактионович или Псой, а на чисто человеческом уровне - Павел, Паша.
РГ: Критики называют вас то андерграундным философом, то сатиром-лицедеем, то поюще-читающим свои необычные песни-лекции "о нравах, быте и истории" саркастичным филологом. Какое из определений вам самому меньше всего претит?
Короленко: Если брать шуточно-игровое определение, то я - бродячий ученый. Если нейтральное - поэт-шансонье. Так я обычно и подписываюсь.
РГ: Известный русский поэт говорил, что "поэзия должна быть глуповата". Некоторые песни вы намеренно делаете почти примитивными, а иные многим не понять даже, наверное, со словарем. Эти крайности - ради диалектики или - из-за "единства и борьбы противоположностей"?!
Короленко: Так получается не нарочно. Душа иногда говорит по-сложному, а иногда по-простому. Потому что в самой жизни так: бывают простые вещи, ситуации, переживания, сообщения, а бывают более сложные. Ну вот, и это все тогда выражается в песне.
РГ: Вы нередко используете в песнях куплеты на разных языках, причем в количестве - от трех до шести. Хотите, чтобы вас понимали в разных странах или это такое самоутверждение философа-полиглота?
Короленко: Дело не в филологии. Функция других языков у меня в песнях и на концерте во многом трансовая. Это переключает сознание вдруг куда-то в другое смысловое пространство, иногда звучит будто заклинание. В последнее время я называю свое искусство "спэл-арт". С одной стороны, как бы с акцентом: типа "спэл пэсну". С другой стороны, это сложное лезвие, одним концом как английское spell, оно там имеет два значения: одно - запись слова по буквам, другое - и заклинание. Чем лучше знаю язык, как, например, английский, тем реже его использую. Мне интереснее брать языки, с которыми у меня отношения наподобие флирта. Как французский, любовь к которому передал мне дедушка вместе с любовью к шансону. Или вот идиш, пленивший меня через песни на фестивалях клезмерской музыки...
РГ: В ваших песнях порой по 10-15 строф, удивительно, как вам удается все запоминить. Какой лучший способ тренировать память вам известен?
Короленко: Только этот - петь песни.
РГ: Вы - редкий из нынешних музыкантов - обладаете научной степенью - кандидат филологических наук. Кроме того, вы - автор научных трактатов, где цитируются Сократ, Ксенофонт, Платон... Все это - для того, чтобы расширить творческие возможности в музыке?
Короленко: Нет. В аспирантуру меня рекомендовал мой учитель, светлой памяти, Николай Иванович Либан. Я не был уверен, что мне это нужно, но он сказал, чтобы я писал диссертацию. "Про кого?" - спросил я. "Конечно, про Короленко, вы же только его читали!" - сказал Николай Иванович. Степень, как степень, меня не интересовала, но мне хотелось написать диссертацию про Короленко и, может, заодно поупражняться в жанре научной работы.
РГ: Уже сформулировали для себя, кто является вашей основной аудиторией?
Короленко: Кажется, это люди, которые знают, что такое доверие. Они доверяют мне, я доверяю им. Но не тупо, а осознанно мы выбираем это. Не всеядность, не бессмысленная доверчивость, а доверие как ответственность.
РГ: Сейчас вы уже, наверное, не реже Филиппа Киркорова выбираетесь на гастроли в США. Читаете лекции по русской прозе и поэзии, поете свои песни. Какие из них больше всего хотят слушать американцы?
Короленко: В такие поездки всегда беру с собой инструмент - Casio, мою любимую "Гармоху" (синтезатор, на котором Псой обычно включает тембр "аккордеон". - Прим. А. А.). В Америке, как, собственно, и в других странах, помимо лекций особенно хотят услышать мои песни: "Пицца" и "Буратино был тупой". "Буратино" я обычно не пою, потому что и сам устал от нее порядком. А "Пиццу" исполняю.
РГ: Ваша новая премьера называется броско: "Унтернационал". Первой появилась идея этого альбома или все-таки вначале название, а потом - песни под него?
Короленко: Идея альбома и название принадлежат Даниэлу Кану, моему соавтору и фронтмену проекта. Я давно думал о наследии революционных течений начала XX века. Даниэл рефлексию здорово отшлифовал.
РГ: Предыдущая ваша премьера называлась "Русское богатство. Том 1". Как вы дозируете свои перемены в пристрастиях? И что является для вас главной движущей силой, перефразируя классика марксизма-ленинизма, упоминаемого вами с легкой иронией в альбоме "Унтернационал"?!
Короленко: Ленин упоминается не с иронией. Его фраза "Вчера было рано, завтра будет поздно"- образ, важный для меня в философском смысле. Это вещь, применимая ко многим ситуациям. Образ прорыва, решимости, общий для революции и христианства. Мне интересен такой образ Ленина, который рисует Славой Жижек. Его "Хрупкий абсолют" для меня один из вдохновляющих факторов "Русского богатства" и "Унтернационала". Но это не единственный фактор. А главной движущей силой является любовь. И разум. А также, наверное, юмор. Но не ирония. Ирония - это негативистское настроение, мне оно несвойственно.
РГ: На сколько томов еще осталось, по вашим замыслам,
"Русского богатства"? Доберетесь ли вы до обериутов и куда отправитесь дальше?
Короленко: Сейчас у нас с Аленой Аленковой существует примерный материал для второго тома, в нем будут песни на стихи Ахматовой, Луи Арагона, Хармса, Заболоцкого. Дальше будем двигаться сообразно истории русской поэзии, но при этом у нас нет строгого хронологизма. Ведь и на первом, "символистическом" альбоме встречаются песни на стихи Кириллова и Есенина.
РГ: В томе N 1 вы старались брать, как правило, не самые известные стихи поэтов Серебряного века - это в вас сказывался в первую очередь филолог со своими особенными вкусами?
Короленко: Мы брали то, что звучит ново и интересно для нас. И хотели, чтобы так же ново и интересно это было слушателям. И, конечно же, эти песни мне тематически близки. Искусство и мораль, вера и скепсис, любовь и разлука, смерть и воскресение - вот такова тематика.
РГ: У вас было немало успешных проектов и дуэтов. Но вы к ним редко возвращаетесь - не любите "дважды входить в одну реку"?
Короленко: Иногда это все-таки происходит - когда есть внутренняя творческая необходимость. "Сладчайшие" с Яной Овруцкой, "Русское богатство" с Аленой, некоторые другие проекты существуют до сих пор, и я периодически к ним возвращаюсь. Но ничего не делается специально - дуэт или ансамбль живет столько, сколько ему отведено.
РГ: Вы порадовались, когда ваши песни стали чаще звучать на телевидении?
Короленко: Мы живем в эпоху нишевых сетей, тема "попасть на ТВ" не очень важна для промоушена. Сегодня можно никогда туда не попасть, но при этом войти в учебники и антологии, которые будут жить и читаться людьми, когда ни радио, ни ТВ уже не будет, все перейдут на новые носители. Да, я бываю на радио и ТВ иногда. Мои песни есть в сериале "Светские хроники" Зеленского, я был в сериале "Деньги", а песня про Буратино получила такую известность благодаря "Ночной смене" Диброва и так далее. Но для того чтобы попасть на ТВ, я никаких специальных попыток не делал.
РГ: Хотя могли бы это сделать, например, благодаря проекту с Джимом Авиньоном "Гонки", где звучала танцевальная и безбашенная музыка, в духе диско 80-х. Какие еще стили считаете несправедливо не охваченными?
Короленко: Я и не думал об этом специально. Хорошей является любая хорошая музыка. Полагаю, что стиль диско даст еще в моей работе свои плоды. Но как и когда - не знаю.
Мне нравится эта музыка. Когда я учился в школе, там царило именно диско и по большому счету рока я тогда не знал. Хотя в школе играл на рояле во время утренников, например, на Дне учителя. А в армии исполнял на клавишных рок-музыку - песни "Аракса" и "Круиза".
РГ: Судя по творчеству можно предположить, что заранее вы его не планируете и куда вас занесет заранее не знаете...
Короленко: Есть поговорка, что человек предполагает, а Бог располагает. Это верно, но какие-то приблизительные планы надо строить, чтобы потом не оказалось, что у меня в один день два концерта в разных городах. Но в целом вы правильно чувствуете: есть доля спонтанности и готовности принять какое-нибудь неожиданное, но логичное развитие событий.