Александр Рубцов: Впереди не самые простые времена, а перегретых ожиданий и так хватает

Передача президентских полномочий сопровождается пиком активности в стратегическом планировании. "Стратегия-2020" В. Путина и программа Д. Медведева, концепция долгосрочного развития, "пошаговый план" и сценарные прогнозы мин экономразвития, бум аналитики. Стянуты огромные ресурсы, в сборке "машина реализации". Страна входит в мегапроект, на марше вспоминая о культуре "работы с будущим".

Настроение диктует цифры

Даже самые далеко идущие планы всегда "заточены" на текущую политику, особенно перед выборами. Завтра они станут руководством к действию, но сегодня вставлены в политическую технологию. Поэтому "настроение" проекта здесь часто важнее сухого расчета. Концепция долгосрочного социально-экономического развития, которая сейчас рассматривается как рабочий документ "Стратегии-2020", это подтверждает. В сравнении версий от сентября 2007-го и марта 2008-го виден поиск "правильной тональности". Опущены вялые сценарии, остался самый энергичный, инновационный. Проект прибавил в историческом оптимизме. Но с "энергосырьевыми" сценариями за кадр ушла и главная интрига - угрозы для страны в случае сохранения зависимости от сырьевого экспорта. Теперь важно, как эта тема прозвучит в Прогнозе до 2020-2030 годов, заявленном на коллегии минэкономразвития. Острые сценарии подстегивают сильнее самых амбициозных планов: одно дело не дожить до процветания; совсем другое - дожить до проблем с суверенитетом и целостностью. Разные посылы!

Представляя 8 февраля 2008 года "Стратегию-2020", В. Путин высказался о сырьевой экономике беспрецедентно жестко: "Следуя этому сценарию, мы... не сможем обеспечить ни безопасность страны, ни ее нормального развития, подвергнем угрозе само ее существование. Говорю это без всякого преувеличения".

Зал не ахнул. А зря: это уже не риторика, а суровая правда. Острота инновационного сценария в том, что в него нельзя войти когда угодно. В мировом переделе рынков зазоров почти нет, технологическое отставание в любой момент может стать необратимым. Эпоха догоняющих модернизаций, позволявшая чередовать спячки с успешными авралами, кончилась, розданы последние шансы. Это совсем другой мир: упущенное сегодня может отозваться обвалом через десятилетия.

Стиль суровых предупреждений и строгих обязательств перед будущим и далее будет осваиваться идеологией: скажется "эффект маятника". Если бы, например, в 90-е годы власть заговорила о мировых амбициях, ее бы сочли не вполне адекватной. Потом стало возможным говорить о стабилизации, подъеме, затем о видах на лидерство. Но сегодня об этом уже сказано так сильно, что завтра эту тему повторить довольно трудно. Эти идеологические ходы сделаны на пределе, а значит, исчерпаны. Поэтому начнут меркнуть образы выхода из кризиса, потом - будущих побед. Смена тональности неизбежна: ликование не бывает долгим. Понадобятся другие мотивы для сильных обращений к нации. По мере движения вперед придется все реже оглядываться на светлый путь выхода из кризисного прошлого и все чаще всматриваться в сокращающуюся дистанцию до критических отметок будущего. Этика предотвращения угроз начнет теснить эстетику достижений.

Это было бы предусмотрительно: впереди не самые простые времена (начиная примерно с 2011-2012 годов), а перегретых ожиданий и так хватает.

И это надо осваивать. Страны с ровной историей даже в самые благостные моменты отслеживают новые вызовы, что и дает десятилетия спокойного развития. Уставшие от регулярных потрясений, наоборот, в каждой передышке видят конец бедам, расслабляются - и попадают в очередную ловушку.

Противодействие противодействию

Переход от сырьевой модели к инновационной имеет свой исторический масштаб. Сколько сил и лет нужно, чтобы преодолеть вековые традиции: торговли льном, пенькой, нефтью - и придумывания изобретений, которые до реальных инноваций доводятся нашими же конкурентами? Это изменения в базисе и культуре. Задача фундаментальная, "в лоб" не решается. Если мы начнем просто больше учить и исследовать, технологическое отставание не сократится. Скорее наоборот. За нами уже закрепляется роль сырьевого придатка в интеллектуальной сфере. У нас производство умов и открытий - тоже сырьевая отрасль. Только нефтью мы торгуем за деньги, а обученные мозги и зависшие изобретения уходят задаром, увеличивая чужой отрыв за наш счет.

Место для инноваций можно готовить заранее в виде технопарков, инкубаторов, технико-внедренческих зон, венчуров и прочих околонаучных аксессуаров. Но выход из сырьевой колеи начинается с подъема производств, с восстановления "середины" между сырьевыми продажами и хай-теком. Чтобы производить новое, надо сначала производить. Это называется "реиндустриализация в постиндустриальную эпоху". Инновации внедряются во что-то, а не в пустоту. Для их освоения нужна базовая технологическая культура: страны, плохо делающие простое и старое, хорошо делают сложное и новое только в виде экспонатов. Без средств промышленности инновационный маневр оказывается заложником сырьевой конъюнктуры, от нестабильности которой он как раз и призван защитить. Наконец, главное: запрос на инновации должен исходить от живой экономики, от производств, бьющихся в острой конкуренции, а не от организаторов процесса, какими бы прозорливыми они ни были.

Для восстановления "середины" нужны изменения в институциональной среде. Не случайно в четырех "и" в программе Д. Медведева на первом месте стоят институты. В производство, как и в человека, надо инвестировать в первую очередь Свободу и Право. Прежде чем помогать, государству следует убрать то, что мешает.

Но этот выход постоянно блокируется внутренним конфликтом. Сырьевая экономика порождает экономику перераспределения, а та, в свою очередь, создает среду, которая для производства вредна, а для инноваций губительна. Засилье импорта у нас не только от "голландской болезни" (сначала дешевле купить чужое, потом нечего восстанавливать из своего производства), но и от административных барьеров, которые выше барьеров в торговле. Наша бюрократия плотно навалилась на отечественного производителя, поддерживая тем самым производителя зарубежного. Но решать проблему приходится в условиях, когда сама эта среда изменениям агрессивно сопротивляется. Нужны стратегии "противодействия противодействию". Надо так выстроить систему, чтобы снятые барьеры через неделю не возвышались рядом, чтобы нормативная база тут же опять не замутнялась ведомственным нормотворчеством, чтобы новые "кормушки" не запускались еще только в предчувствии угрозы старым. Наконец, чтобы реформы не сводились к имитации и не вырождались в контрреформы.

Все правильные слова про институциональные преобразования сказаны, но в общем виде. Теперь нужна детализация. Если у нас планируется формирование массовой категории дипломированных медсестер и производство плавсредств для Арктики, то и планы снижения административного давления должны быть развернутыми и "пошаговыми", а главное, концептуальными, с идеей. Ничего не получится без "мегареформы", без реформирования самой системы реформирования. Иначе непонятно, почему теперь вдруг удастся то, что до сих пор не удавалось.

Точка невозврата

Пока работа идет в обычных форматах: стратегия, концепция развития, план, прогноз. Но попытаемся еще раз осмыслить уровень сверхзадачи.

Итак, страна намерена сменить тип экономики и самого общества. Это ответ на большой цивилизационный сдвиг - и на вполне конкретный вызов: задачу надо не "решать", а решить, в нужном объеме и в заданные сроки. Маневр должен состояться до того, как старая система перестанет обеспечивать качество жизни и позиции в мире. При этом желательно не забыть, что "точка невозврата" гораздо ближе самого кризиса. Цена вопроса - "существование страны". Таких героических предприятий история знает не так много, а успешных из них можно пересчитать по пальцам.

Масштабу задачи должны соответствовать горизонты планирования. Просветляет опыт соседей (у Европы - до 2040-2050 гг., у Китая - до 2080-х гг.) и конкурентов на основных рынках (в глобальных горнодобывающих компаниях - за пределами 2070-х гг.). У Великобритании финансовый план на 50 лет, в США - на 75. Нам пока хватит 40-50 лет - время практически гарантированного обвала энергосырьевой экономики (судя хотя бы по деньгам и результатам в альтернативной энергетике: капитализм фантастику не финансирует).

Этот масштаб важен, чтобы договорить до логического конца идею перехода от сырьевой экономики к инновационной. Проект имеет условную реперную "точку": экспорт традиционных энергоносителей и сырья становится нерентабельным, после чего страна должна все необходимое для жизнеобеспечения либо производить сама, либо закупать на средства от экспорта, но уже несырьевого.

Сейчас не так важно, когда это произойдет, хотя все понимают, что обвал сырьевой экономики - вопрос времени. Но такой взгляд дает формулу "баланса" мегапроекта: что прогнозировать, какие графы сводить. Может оказаться, что формула "инновации взамен сырьевых продаж" не складывается чисто арифметически, зияет дефицитом. И тогда, чтобы сохранить лицо, сначала придется записывать в инновации все подряд, а потом, чтобы сделать дело, снова отделять хай-тек и наукоемкие производства от "середины" и объяснять, почему в стране производить унитазы не легче, чем нанороботов, которые из песка сами собирают самолеты.

Далее окажется, что такой баланс выводит на ситуации, которые могут стать критичными гораздо раньше, чем принято считать. В ряде сырьевых отраслей рост издержек может подойти к ценовым планкам уже в 2011-2012 годах. А это - ноль рентабельности. Жесткая экономия оттянет время, но в итоге только усугубит масштабы обвала.

Такого рода прогнозы и балансы обычно составляются в "вилках" (от и до) и с определенной вероятностью реализации тех или иных вариантов. Мы привыкли ориентироваться на нечто среднее. Но поскольку речь идет о "неприемлемом ущербе", приходится закладываться на самые острые сценарии. Надо также учитывать, что сейчас прогнозы прохождения критических точек исходят из полного сохранения стабильности в обществе. Образ "подушки безопасности" может оказаться на беду точным: все живы, но дальше никто никуда не едет.

В результате мы должны четко представлять себе "карту времени", за которое стратегическая задача должна решаться, в каком объеме, на каких этапах. Делать это страшновато: иногда диагноз добивает пациента. Но надо.

Далее необходимо выйти на полную сборку мегапроекта. Такие исторические задачи не решаются только в одной социально-экономической сфере. Проект должен увязывать также политику и сферу гражданского общества, изменения в общественной морали, в культуре и самосознании нации. Наконец в таких положениях нужен другой уровень коллективной ответственности перед будущим.

И все это надо представлять уже сейчас, до того как минэкономразвития и минфин договорятся о цифрах, выделяемых бюджетом на реализацию Концепции.