Поделиться
Одну из самых загадочных русских опер - "Демона" Антона Рубинштейна поставили в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко режиссер Геннадий Тростянецкий, художники Семен Пастух и Галина Соловьева, хореограф Сергей Грицай и дирижер театра Вольф Горелик.
Создание Антона Рубинштейна числится загадочным потому, что по художественному составу претендует на статус фондовой русской классики: либретто написано по одноименной поэме Михаила Лермонтова, в партитуру входят вокальные шедевры - романсы "Ночь тепла" (Тамары), "На воздушном океане" (Демона), популярные хоры, а история постановок в императорские времена овеяна легендами, когда публика просто валом валила в Мариинский театр, чтобы увидеть, как Шаляпин-Демон бьется с Ангелом на сцене. Что неудивительно, поскольку в те годы коллизия "демонизированного" сверхчеловека была темой искусства и актуальным психотипом, русскую "родословную" которого вели от фигуры Лермонтова и его поэтического "отпрыска" - Демона, появившегося задолго до главного "смутителя" душ и умов - ницшевского Заратустры. Впрочем, сценическое долгожительство "Демона" в России не сложилось: партитуры Рубинштейна стали откровенно "чураться" в советские годы, и до сих пор ее постановки можно пересчитать по пальцам - в Мариинском театре, в Новой опере. И наконец - новый московский "Демон" в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко.
Режиссер Геннадий Тростянецкий, для которого "Демон" Рубинштейна стал первым опытом на оперной сцене, построил спектакль как эстетический коллаж, оперирующий разнородными объемами - от религиозного столкновения Ангела и Демона и напряженной истории любви Духа к земной красавице до дизайнерского по сути символизма, подменившего комбинацией картинок-эмблем драму, причудливо смешавшую на сцене людей, духов, царей и демонов. Собственно, Тростянецкий пытался поставить универсальный миф, соблюдая его основную конструкцию. Сначала космогонический пролог, где в пустом черном пространстве от вращающегося, словно планета, сценического диска отделилась мягкая конструкция-трансформер, напоминающая летучую мышь, и обнажила под своими "крыльями" распластанную фигуру падшего - Демона. Далее на сцену явился хор духов, облаченных в игольчатые маски звезд и светил - традиционный комментатор мифа. Затем - аллегорические картины света и тьмы - с бурной вертлявой демонической массовкой и эстетским мимансом белоснежной "Троицы", выносящей на сцену крест, макет церкви и пальмовую ветвь.
Рубинштейн, конечно, подразумевал некоторую абстрактность действа, отделив главного персонажа от "земной" толпы длинными монологами и романсами. Но Демон в спектакле Тростянецкого оказался не риторическим и даже не романтическим героем в мизантропском лермонтовском ключе, а персонажем триллера с бледным лицом вампира, жаждущего приникнуть к запретному и вкусить "плод" - красоту Тамары. От этого "ядра" и развернулась стилистическая эклектика в спектакле, где в миф, словно в мешок, посыпались разнообразные придумки - и статуарные позы Ангела, облаченного в иконописные доспехи белоснежного цвета, и шумные танцы грузинской свадьбы, декорированные в духе параджановских коллажей, и экспрессивный балет демонической "нечисти", и дуэты Демона и Тамары, уединяющихся в пустом пространстве мира, по которому катят руками "пустое" белое светило.
Смотреть на эти эффектные картинки можно не отрывая глаз: все время что-то меняется, трансформируется, преображается. Но музыка Рубинштейна оказалась при этом в параллельном пространстве. Не только потому, что под управлением Вольфа Горелика оркестр звучит деликатно, легко, почти эфирно по звуку, прорываясь к вниманию зрителей лишь в самых популярных фрагментах (этой облегченности звука, кстати, способствуют и многочисленные купюры, сделанные дирижером в партитуре и убравшие резкую батальную линию, развивающую тему стычек в горах Кавказа), но и потому, что певцы до сих пор не набрали в "Демоне" собственную вокальную форму. Практически ни один солист не совладал с рубинштейновским вокальным письмом, богатым на огромные скачки для голоса и неудобные тесситуры. Только Наталья Мурадымова в партии Тамары в отдельных фрагментах, в том числе в знаменитом романсе "Ночь тепла", добилась внятной кантилены и захватывающей энергетики. Хотя по части энергетики в спектакле явно лидировал не Демон и не Ангел и не княжна Тамара, а хор. Он, получается, и вышел победителем загадочного темного Духа.