Поделиться
- Особую специфику очередной встрече в верхах России и Евросоюза в Ханты-Мансийске придают сразу несколько обстоятельств, которые, безусловно, скажутся на ее ходе и на оценках ее итогов. В их числе - проблема американской ПРО в Европе. Обострившаяся ситуация вокруг Косово и попытки заменить миссию ООН в крае миссией Евросоюза. Искусственно подогреваемые страсти по теме грузино-абхазского конфликта, также как и вызывающие по отношению к России усилия по ускоренному втягиванию той же Грузии вместе с Украиной в НАТО. Энергетические темы - от трубопроводов до свободы перекрестных инвестиций России и стран ЕС. Очевидно, что эти темы будут во многом определять повестку дня саммита, который обещает уже поэтому быть не самым простым в истории наших встреч.
Но одной из самых серьезных проблем для наших отношений станет и провал референдума по ратификации Лиссабонского договора - "лайт"-версии Евроконституции - в Ирландии, единственной стране, рискнувшей передать данный вопрос непосредственно народу, а не парламентам. И хотя сейчас европейские политики стараются сохранить хорошую мину, пытаясь принизить эффект "ирландского казуса", все же можно говорить о полноценном кризисе.
Конечно, творцы Объединенной Европы изначально поставили себя в сложные условия, желая обязательно сохранить принцип консенсуса. Но иначе они и не могли поступить, ибо в обязывающих рамках правовой конструкции ЕС не может быть стран, не признающих сами эти рамки. Ратификация Лиссабонского договора должна была стать результатом трехлетних коллективных усилий по преодолению аналогичного провала после референдумов во Франции и Нидерландах в 2005 году. Выйти из затруднения было решено путем вынужденного "понижения демократии": не доверять больше столь серьезный вопрос самим народам, а ограничиться ратификацией в парламентах. Ирландия единственная не захотела играть по этим правилам и, в итоге, оказалась европейским enfant terrible.
Сейчас многие возмущенно говорят, дескать, как могут менее миллиона проголосовавших "против" ирландцев навязывать свою волю 500-миллионному населению ЕС. Но эти рассуждения скорее от лукавого, ибо весьма высока вероятность, что, решись другие страны ЕС на проведение референдумов у себя дома, они получили бы аналогичные результаты. Не менее лукавы и рассуждения о том, что-де ирландцы просто не стали особо вникать в ситуацию и голосовали против договора скорее по незнанию, а также из боязни ухудшить то, что, мол, и так неплохо работает.
Конечно, такого рода мысли могли повлиять на ход голосования, но не столь существенно. Полагаю, вполне уместно предположить, что у ирландцев, как и у многих других европейцев, стала вызывать нарастающую озабоченность практическая десуверенизация их стран, когда на их личные судьбы оказывают влияние уже не столько они сами, сколько наднациональные структуры ("евробюрократия"), а также другие народы. Этот процесс, естественно, лишь усилится после принятия квазиконституционного Лиссабонского договора. Так что голосовавшим против него ирландцам на деле есть кого представлять в Европе. И еще неизвестно, кто больше навязывает свою волю народам - ирландцы или европейские профессиональные политики.
Как именно будут выходить из кризиса в Евросоюзе, предсказать довольно трудно. Но, похоже, иного пути, как и дальше действовать в обход мнения граждан, у них просто нет. Добиться до 1 января 2009 года ратификации договора всеми 27 государствами-членами ЕС попросту нереально. Ну разве только применить в Ирландии "украинский" вариант: голосовать, пока не будет получен нужный результат. Разного рода юридические конструкции, вроде применения Лиссабонского договора для Ирландии "с изъятиями", теоретически возможны (не исключено, что европейские лидеры пойдут именно по какому-то такому пути), но практически подрывают универсальность и эффективность всей модели и закладывают под "евроздание" мощный взрывной потенциал. Ибо исключений и изъятий со временем могут захотеть для себя и другие страны. Непонятно что делать и тем, кто еще не ратифицировал. Премьер-министр Чехии Мирослав Тополанек справедливо усомнился при данных обстоятельствах в том, возможно ли и законно ли продолжать ратификацию после ирландского "нет", хотя именно к этому призывают другие европейские лидеры.
Применительно к России ситуация крайне важна в том смысле, что нам нужно понять (и не все равно) - с каким Евросоюзом мы будем встречаться в Ханты-Мансийске? С парализованным и пребывающим в кризисе, или с единым и консолидированным? Разумеется, последствия провала референдума в Ирландии - главная тема обсуждения на саммите самого Евросоюза 19-20 июня. Но есть обоснованные подозрения, что простых решений в этой ситуации не существует и окончательной формулы до осени никто не найдет.
Однако с последствиями консенсусной политики Евросоюз столкнулся не только в случае с ирландским референдумом, но и ранее, как раз в отношениях с Россией. Сначала Польша, затем Литва по своему усмотрению блокировали дальнейшее продвижение в согласовании "Большого договора", который должен прийти на смену истекшему Соглашению о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС (СПС). На сегодня вето этих стран снято, однако мы видим, насколько сложной и, откровенно говоря, не очень эффективной конструкцией выглядит ныне Евросоюз, уже связанный принципом консенсуса, но еще не имеющий единого центра выработки и принятия решений.
Потому не соглашусь с теми, кто говорит, что России может быть выгоден провал дальнейшей интеграции ЕС. Да, с отдельными странами нам договариваться часто легче - и мы заинтересованы в том, чтобы остальные участники ЕС шли за самыми "продвинутыми". Но пока, к сожалению, европейский "караван" чаще вынужден идти со скоростью самого медленного "верблюда". И тут открывается бесконечный простор для разного рода шантажа, сведения счетов и прочих мелких амбиций, которые при сегодняшнем положении дел могут вполне эффективно тормозить двусторонний процесс, а также давать возможность третьим силам - например, США - влиять на происходящее.
Европы отдельных стран в обозримом будущем больше не будет - это лучше осознать уже сейчас. И не строить какие-то свои планы только на том, что с отдельными нам удобнее. Тем более что в чем-то - в вопросах безопасности, к примеру, - договариваться поодиночке подчас даже труднее, ибо европейская безопасность неделима. В наших интересах, чтобы Евросоюз сформировал, в частности, единую концепцию безопасности и внешней политики, а не перепоручал эти темы НАТО и США.
Другое дело - насколько нынешний "27-главый" Евросоюз в состоянии в принципе сформулировать единую повестку дня для всех своих членов, в частности - по России? Не был ли на какой-то стадии расширения пройден естественный порог управляемости всей конструкцией и нынешний кризис лишь очередной и далеко не последний для ЕС? Совместимы ли планы дальнейшего расширения с интеграцией или количественный рост неминуемо ослабит единство? Ответы на эти вопросы, которые волнуют и самих европейцев, мы вряд ли получим в Ханты-Мансийске. А договариваться на фоне кризиса всегда непросто, но оттого не менее важно.