Поделиться
В середине 70-х эта девочка с косичками, живущая в небольшом белорусском Гродно, била все рекорды популярности. И экстравагантности - тоже.
Не такая, как все
Мы встретились в ноябре 75-го. Гениальная маленькая гимнастка и начинающий репортер из большой молодежной газеты, предназначенной вроде бы для таких, как она. Зашли в ее квартиру, заставленную кубками и прочими атрибутами вселенской славы. Был и приготовленный длиннющий список вопросов, и редакционный фотоаппарат, который Оля сразу же потребовала убрать. Да и я в принципе мог бы убраться из не по-провинциальному роскошного жилища минут через десять.
Хотя, как и каждый, спорт любящий, я боготворил эту девочку, совершившую Великую корбутовскую революцию в гимнастике. Она выиграла три "золота" на Олимпиаде-1972 в Мюнхене. "Сальто Корбут", "Петля Корбут" и еще черт-те что, выдуманное ею с тренером Ренальдом Кнышем, то запрещалось из-за чрезмерной сложности и риска для жизни единственной исполнительницы, то превозносилось как непревзойденное новаторство.
Она была не такая, как все, и опередила гимнастику на годы, если не на десятилетие. Пусть неизменно проигрывала в личном первенстве отличнице, настоящему вожаку и комсоргу сборной, до скукоты аккуратненькой и правильной делегатке комсомольских съездов Людмиле Турищевой. Пусть иногда срывалась даже со своих любимых брусьев и бревен. В этом противостоянии двух школ - советской гимнастической и сугубо ее, корбутовской, мои симпатии были на стороне девочки с косичками.
Боюсь, не дипломаты Громыко с Добрыниным, а именно Ольга Валентиновна Корбут, 18 лет от роду, пробивала форточку в ненавидящие нас в ту пору Штаты. Там, куда ступила во время первых гимнастических гастролей в США ее крошечная кривовато-мускулистая ножка, выросли десятки клубов, которым присваивали благословенное для Америки имя. Она открывала для СССР двери в чужие страны. И многие на Западе смотрели на Советский Союз уже по-другому: если там воспитали такую гениальную малышку, то, может, с этой страной можно иметь дело? Она поражала своей открытостью, жаждой общения, умением наладить на помосте контакт с любым чужаком - зрителем.
Но не со мной.
Могла быть и стервой
Хамство из нее так и перло. Да и нет, издевательские ответы на вопросы. Я поначалу пыжился, пытался напомнить о величии большой комсомольской газеты. Да этой девчонке, все и всех видевшей, было плевать и на миллионные тиражи, и на престиж. Его хватало по ее пресыщенное славой и вниманием горло. Никогда ни до, ни в последующие за этим 33 года меня не принимали вот так по-хамски.
Уже собирал манатки. Уже слушал упреки ее довольно милой, очень простой мамы: "Человек же к тебе приехал из Москвы, в поезде бока тер, трясся..." Она с расплетенными косичками казалась мне теперь нескладно-нелепой наглой уродицей, с которой и говорить не о чем. Маршрут квартира - гостиница - вокзал был вполне логичен. Но поменять билет не удалось. Я был заперт в ставшем противным Гродно с его едва ли не единственной гостиницей.
И вдруг звонок. И детский голосок:
- От нас так просто не уедешь. А я и помогать не буду.
- И не надо, - отрезал я.
- Спускайтесь, это Ольга, - ну да, а то я не догадался. - Я внизу в гостинице.
И мы пошли гулять по солнечному Гродно. Ноябрь, но ее роскошная лисья шуба - вот пижонка! - слегка волочилась по гродненской мостовой. И как же было Ольге приятны узнаванье на каждом шагу, просьбы об автографе, внимание прохожих - в первый и последний раз увиденных.
Тесен мир. Почему-то вдруг встретился гремевший в ту пору танцор Махмуд Эсамбаев. Он бывал у нас дома, у отца, но меня не узнал, да вообще не обратил внимания. Уже совсем и не юный склонился в своей всегдашней папахе в три погибели, поцеловал Оле руку, пригласил на сегодняшний концерт, протянул словно приготовленные заранее два билета.
- Пойдем? - спросила она, когда народный артист СССР так же внезапно исчез, театрально раскланявшись.
- Нет, - я по-прежнему дулся. И она, скомкав билеты, выбросила их прямо на мостовую. Решительная была девчонка.
И тут, ей-богу, не знаю почему, полились широкой рекой откровения. Хотелось выговориться? Появился новый собеседник? Вряд ли же для газеты. Она рассказала мне все. Или почти все. Как лежала три раза в больнице с сотрясением мозга и как об этом запрещалось писать. Как надоели тренер Ренальд Иванович с наставлениями и еще чем-то там и его приставленная к ней, Ольге, напарница. Рассказала о вечном страхе, который не покидает, когда выходит на помост. Это для нас, зрителей, ее полеты - цирк, представление, для нее - игра если и не со смертью, то с риском. Иногда выступление заканчивается печально. Вот и сейчас больше месяца пролежала в больнице. Навещал тренер, но для чего? Смотрел, когда же можно снова приступать?
А ей все надоело до чертиков, даже еще до чего-то, о чем и написать нельзя. Ей уже 20, и каждый элемент дается все труднее. И страх душит. И конкуренты тоже. Ну как люди, оценивающие гимнастику, не понимают, что будущее за ней, за Корбут, а не за теми, кто выходит, "помахал ручками и ножками" и взял медальку? И ни слова о гимне, о чести защищать Родину и тому подобного, в те времена ну просто обязательного, как во времена царизма "Отче наш".
- А мне медали и звания не нужны.
- А что же нужно?
Нужна любовь, а не медали
- Любовь зрителей. Когда еще только разминаюсь, я уже их чувствую. Если удается установить с ними контакт - успех обеспечен, - вдруг совершенно непонятное: - Хотела бы поступить в Школу-студию МХАТ. Или в Щукинское училище. Нет, лучше во МХАТ.
- Но почему во МХАТ?
И по-девичьи, по сугубо провинциальному наивное, хотя и склонялся в поклоне, целуя натруженную гимнастическую ладошку, народный артист Эсамбаев:
- А там актеры посолиднее.
Утром в гостиницу пришли Кныш с помощницей Алексеевой. Жаловался мне Ренальд Иванович на Ольгу, на нежелание тренироваться, достойно защищать честь советской страны. На случающиеся у воспитанницы нарушения режима. В чем я сам, был грех прошлым вечером, мог убедиться.
Короче, все или почти все было вскоре опубликовано в комсомольской газете. В суровую и спящую брежневщину прозвучало это странным, непривычным для Страны Советов откровением. Ладно, что старательно перепечатали все эти нежданные признания дружественные нам братские молодежные издания стран социализма. "Интернэшнл геральд трибюн", единственная известная в СССР американская газета, процитировала все самое резкое и запоминающееся, точно воспроизведя нюансы сложного перевода.
Должен был, уже потихоньку разгорался скандал. В ЦК - МК считали: переврали и извратили слова советской гимнастки. Но почему-то все погасло. Ольга там, в Гродно, подтвердила, что все так и было, говорила. Редакцию по тогдашней моде завалили письмами, все хотели помочь бедной Оле, просили адрес и телефон...
А я встретился с Ольгой уже в июле 1976-го на Олимпиаде в Монреале. Хотя Оли-то уже и не было. А был выдрессированный оловянный солдатик румынка Надя Команечи, опередившая и нашу Нелли Ким, и ту же стойкую Люду Турищеву. Корбут хоть и победила в составе команды, даже на бревне румынке проиграла, заняв второе место. Ее было не узнать. Какая там девочка с косичками. Взрослая и усталая женщина боролась с новым, только народившимся и полным сил поколением гимнасток. Да, победила гимнастика Корбут. Но еще более усложненная, рисковая, жестокая.
Не случайно на этих пекинских Играх хозяев подозревали, что выпускают они на помост совсем девчушек. Женская гимнастика в ту пору закончилась вместе с карьерой Корбут. Пытавшаяся повторить что-то из корбутовского Елена Мухина получила серьезнейшую травму, и только приход не менее гениальной и строптивой, чем Корбут, Светланы Хоркиной на пару Олимпиад скрасил потускневшую картину.
В Пекине на гимнасток, особенно на наших, смотреть было жалко. А на китаянок совсем страшно. Бедные семиклашки...
Где сейчас Ольга Корбут?
Она вышла замуж за песняра Борткевича, родила ему сына, названного в корбутовском стиле Ричардом, живет в США. В малоизвестном для нас штате Аризона в собственной то ли школе, то ли зале тренирует безвестных американок.
Развелась после двух десятков лет совместной жизни с вернувшимся в "Песняры" Борткевичем. Нередко попадает в дурацкие скандалы. То обвинят в неуплате 19 долларов в супермаркете, то найдут какие-то фальшивые деньги на квартире близкого Ольгиного родственника. Глупые обвинения не подтверждаются. Она осталась сама собою - рисковой, уверенной в себе, довольно в свои за 50 миловидной и лишь на кило прибавившей в весе.
Сейчас поговаривают о ее возвращении домой. Дом прежний - Белоруссия, только страна и жизнь совсем другие. Что ей могут предложить дома? Как читал я в белорусских газетах, общую, со всеми накрутками, зарплату в 150 долларов. Боюсь, после почти двух десятков лет в США на нее не протянет никто из "наших американцев", а уж Корбут - тем более. И кем возвращаться? Тренером? Чего? Не уверен, но, по-моему, пути тут полностью отрезаны. Тренер Кныш тоже настроен саркастически.
Но есть люди, которым можно и должно простить все. Хотя, что прощать Оле Корбут? Не прощать надо, а благодарить за совершенное для нашей гимнастики. Девочка с косичками, потрясающая гимнастка, в былые годы и дипломат. Ее большая гимнастическая жизнь завершилась в 21 год. Потом началось существование иное. И прекрасно, что все это продолжается без отступлений от собой же намеченного.