Фильм Алексея Учителя "Пленный" вышел на экраны в ореоле громкого успеха на фестивале в Карловых Варах, где он получил премию за лучшую режиссуру. И с шлейфом скандальной ситуации: наши критики заподозрили в нем тематическую связь с "Горбатой горой", а режиссер пригрозил судом тем, кто увидит в фильме гомосексуальные мотивы. И то и другое пойдет на пользу прокату: неплохая раскрутка.
Я могу понять запальчивость режиссера: он делал картину, конечно, не о том, как русский солдат Рубахин, взяв в плен юного чеченского красавца, пережил нестандартные чувства. Хотя это совершенно прозрачно читается в рассказе Владимира Маканина. Впрочем, и в рассказе описание этих чувств, пугающих Рубахина и приводящих его в смятение, служит гораздо более серьезным задачам, чем копание в запутанных фрейдистских корнях всего случившегося в знойных ущельях. Это копание, всегда довольно гнусное, не имеет отношения ни к какой литературе. Писателю нужна была не "клубничка", а то, что Брехт называл "остранением", - прием, который позволяет новыми глазами увидеть привычное. Для этого нужен шок. Таким шоком для солдата Рубахина стала невиданная, почти женская красота парня. Красота всегда кажется хрупкой, она вызывает желание быть с ней бережным, не потревожить, не испортить природное чудо.
Но это чудо - чеченский боевик. Враг. Он опасен. Возникает поле высокого напряжения, которое и стало предметом психологического исследования. А теперь в это исследование включился и режиссер фильма. Он тщательно переносит на экран все детали маканинской прозы, включая даже белесую скалу, напоминающую нос корабля. Ее нашли, ее сняли, она вошла в фильм как элемент почти космической, чужой для нашего взгляда и потому неуловимо враждебной обстановки, в которой развивается действие. Единственное, чем решительно пожертвовал режиссер, - это открытая чувственность. Качество, придающее рассказу Маканина томительно мерцающий смысл. Сцена, где Рубахин самым буквальным образом душит красавца в своих объятиях, в рассказе пронзительна именно своей двусмысленностью. Там пленник, увидев "своих", не делает явных попыток предать новых знакомцев, и Рубахин его придушил скорее из тактических соображений. После чего ему, как и читателю, остается гадать, что за буря эмоций пронеслась перед нами.
В фильме все определенней. Юноша порывается кричать, его глаз дико сверкает, и Рубахин имеет все основания любой ценой пресечь эти попытки привлечь внимание боевиков. И лишь потом, оглушенный происшедшим, пытается сообразить, было ли это самозащитой или все-таки убийством. Все стало динамичней, но и однозначней. От темы, столь лакомой для бульварной прессы, фильм ушел жестко и очень последовательно.
Это правильно. Литература только и занимается тем, что передает подспудные, еще неосознанные движения души и плоти. В кино подспудное почти невозможно - все нужно выразить конкретно. Должен быть тот особый тип взаимоотношений между персонажами на экране, который американские критики называют "химией". В "Пленном" "химии" нет даже близко, что окончательно снимает параллели с любыми горбатыми горами, кроме кавказских.
А вот Кавказ в фильме есть. Эпично, трепетно, с пиететом снятый Юрием Клименко, он дан как особая, непривычная, нереальная красота пейзажа (почти инопланетного), людей, отношений. Он действительно являет собой контраст равнинной России и русским персонажам фильма - не случайно режиссеру понадобились не просто молодые талантливые актеры, но и актеры неизвестные, с внешностью скорее типичной, чем индивидуальной. Он искал и нашел их в русской глубинке: Вячеслава Крикунова - во Владивостоке, Петра Логачева, - в Орле. Оба персонажа разные, прекрасно сыгранные, но - парни из толпы. Принципиально другое: Ираклий Мсхалаиа в роли пленного чеченского юноши. Это, по фильму, не просто физическая красота - это иная личностная, духовная организация. Она, по идее, должна восходить к древним кавказским мифам, к рыцарским образам Руставели, к чему-то надземно прекрасному и благородному.
Драма в том, что обе стороны, рожденные для мирных дел, а если для подвигов, то рыцарских, погружены в грязь, вонь и зверства этой войны. Противоестественность всего этого и оттеняется живописной внешностью пленника. Так Инопланетянин в сказочном фильме Спилберга самим своим присутствием заставлял расступиться все рутинное и наносное.
Алексей Учитель оставляет в фильме явные путеводные зарубки для агрессивного зрителя, упреждая возможные упреки в пацифизме или в романтизации "противника". Он подробно разрабатывает эпизод с издевательствами над русским офицером, попавшим в чеченский плен: наши солдаты в сравнении с бородачами - само добродушие. Симпатии автора выражены четко и недвусмысленно. Антипатия же у него одна и главная - межнациональные свары и войны как таковые. "Пленный" - картина против любой войны. В войнах гибнут люди и непоправимо разрушается все лучшее в их душах.
Любые уклоны в тему физической чувственности уничтожили бы в фильме этот главный мотив, сегодня как никогда актуальный. А его автору так важно быть услышанным. Он идет по лезвию ножа, следуя волнующей его теме и отсекая все, что может отвлечь.
По некоторым данным, "Пленный" рассматривается российским "оскаровским" комитетом в числе пяти наших картин - потенциальных претендентов на премию Американской киноакадемии. Комитету, который возглавляет лауреат "Оскара" Владимир Меньшов, предстоит до конца октября выбрать из них одного кандидата в номинанты.