Поделиться
Тревожная тенденция: за решеткой растет число граждан, попавших в тюрьму за мелкие преступления.
Почти треть нынешних арестантов осуждены на срок менее трех лет, значит, они ничего серьезного по большому счету не совершили. Зато в местах не столь отдаленных - можно не сомневаться - они пройдут такие университеты, что жить как все, возможно, уже не смогут.
Всего за последние годы в стране были осуждены свыше пятнадцати миллионов человек. Получается, каждый десятый из нас - преступник. Как заявил в статье "Хорошо сидим", опубликованной 2 сентября в "Российской газете", первый заместитель председателя Верховного суда в отставке, а ныне руководитель центра Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ Владимир Радченко, наше "тюремное население" подошло к критической черте. Надо что-то делать. Эта публикация вызвала широкие дискуссии.
На "Деловом завтраке" в "Российской газете" директор Федеральной службы исполнения наказаний РФ Юрий Калинин предложил шире применять административное право.
То есть не сажать за мелкие кражи, а штрафовать, как говорится, по максимуму. Плюс такой системы - у человека не будет уголовной судимости, а наказание рублем, не исключено, заставит его одуматься.
Российская газета: У нас популярна фраза из знаменитого фильма "вор должен сидеть в тюрьме". Но сейчас, когда число сидящих опять приближается к миллиону, возникают сомнения: не перестарались ли мы, а главное - наши судьи, воплощая эту идею в жизнь? Как вы считаете, каждый ли вор должен попадать в ваше ведомство?
Юрий Калинин: В прошлом году из зала суда были освобождены 82 тысячи человек, которые до решения суда отпустить их на волю провели в камерах следственных изоляторов немалое время.
РГ: Они все невиновные?
Калинин: Нет. За отсутствием состава преступления, то есть с оправдательными приговорами, были освобождены около 2 тысяч человек. Остальным суды назначили наказания, не связанные с лишением свободы. На мой взгляд, этих людей можно было и не арестовывать. Какую опасность они представляли для общества? Неужели следствие не смогло довести дело до конца без ареста человека? Между тем содержание граждан, которые вышли на свободу из зала суда, обошлось казне в два миллиарда четыреста миллионов рублей.
РГ: Такова цена судебных ошибок?
Калинин: Это нельзя в полной мере назвать ошибкой, ведь в большинстве люди получили обвинительные приговоры. Значит, они виновны. Вопрос в обоснованности применения меры пресечения. Надо ли было арестовывать человека?
РГ: Может, у судей не было другого выхода: вдруг человек сбежит? Или надавит на следствие?
Калинин: Замечу, вряд ли бы суд назначил наказание без лишения свободы человеку, который в любой момент может скрыться неизвестно куда. Скорее всего, осужденный где-то живет и работает. И преступление не такое серьезное. По закону, если обвиняемому инкриминируется статья с санкцией не свыше двух лет, его можно арестовать только в исключительных случаях. Тем не менее сегодня исключение становится чуть ли не правилом. Арестантов такой категории у нас в следственных изоляторах более 7 тысяч человек.
Приговор по-семейному
РГ: За что, например, сегодня можно угодить в следственный изолятор?
Калинин: Скажем, в Краснодарском крае постановлением мирового судьи судебного участка 34-го Карасунского округа Краснодара был арестован гражданин С. Маленов 1954 года рождения (фамилия изменена). Он подозревается в совершении преступления по первой части статьи 158 УК. А именно - в хищении металлического бачка, принадлежащего Маленовой. Чем причинил ущерб на сумму в 200 рублей. Понятно, речь идет о его родственнице, этот "криминал" - почти курьезная семейная история. Однако гражданин провел в сизо около трех месяцев. Приговор - осужден к одному году лишения свободы условно, с испытательным сроком 1 год.
РГ: Хуже всего, что этот случай, судя по всему, даже не исключение?
Калинин: Вот еще пример. На этот раз из Саратовской области: Ю. Соловьев (подлинные фамилии называть не стоит). Ему избрана мера пресечения в виде содержания под стражей. Подозревается в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи 158. Совершил попытку хищения крепежных частей железной дороги.
РГ: Как у Чехова?
Калинин: Нет, тот гайки откручивал. А этот костыли какие-то подобрал, накладки. Находится в изоляторе с 23 мая по настоящее время. То есть уже четыре месяца. Вот еще один "чеховский герой", на этот раз в Ульяновской области. Подозревался, что на станции Базарино совершил кражу семи накладок на сумму 2353 рубля 43 копейки. Содержится в следственном изоляторе с 4 июня по настоящее время.
РГ: Возможно, железнодорожникам эти преступления не покажутся столь безобидными. Известно, что сборщики металлолома давно стали настоящей головной болью, в том числе для железных дорог. Что же с ними делать? Может, пример этих двух несчастных остановит других?
Калинин: Наказать их можно и в рамках административного законодательства. Скажем, назначить штраф в десятикратном размере. И это тоже будет существенное наказание. Сегодня мы наблюдаем еще одну тенденцию: в следственных изоляторах много молодых людей, которых обвиняют в грабежах.
Срок для галочки
РГ: Это так называемые гопники? Уличная шпана?
Калинин: Эти молодые люди обвиняются в открытом хищении сотовых телефонов.
РГ: Известная проблема. За телефонами идет настоящая охота со стороны всякой криминальной мелочи.
Калинин: Я понимаю, когда грабеж совершают с насилием, угрозой, когда есть реальная опасность для жизни и здоровья жертвы. Это одно. Но часто на преступление идут по глупости, либо напившись, либо под влиянием каких-то дворовых авторитетов, либо еще почему-то. Подошел, попросил - дай позвонить, и убежал. Дайте за это штраф в десятикратной стоимости телефона или даже в пятьдесят раз.
РГ: Часто следователи накручивают лишние статьи, чтобы улучшить статистику. Грабеж ведь относится к тяжким статьям, и его раскрыть гораздо важнее для показателей, чем какую-то мелочовку. А подвести под статью какого-то простого человека из низов легче, чем опытного преступника. Как ни пытались в милиции победить пресловутую "палку", похоже, не получается...
Калинин: Недавно я был в следственном изоляторе в Туле. В одной из камер сидит рабочий оборонного тульского завода. Ему инкриминируется кража в 500 рублей. Я спрашиваю, как же ты украл? Он говорит, в общежитии выпили, надо было еще. В тумбочку заглянул, там 500 рублей. Взял, пошел, выпили. Пришел в общежитие, там спрашивают: кто взял? Отвечает: я. Теперь сидит в изоляторе уже около года. Другой арестант - тоже рабочий какого-то завода, украл бутылку коньяку. Шел мимо ларька подшофе, денег нет, руку протянул - раз, и украл. А в питерской колонии как-то у меня вызвал интерес один из заключенных. Подхожу к нему, спрашиваю: "За что осудили?" Отвечает: "Грабеж. 161-я статья, тяжкое преступление". "Что ж награбил?"- "Мешок картошки с телеги". Везли картошку, он подошел, взвалил мешок картошки на плечо и пошел. Его тут же поймали. Осудили на три года.
РГ: Возможно, кто-то тоже улучшил показатели за его счет.
Калинин: Я вначале подумал, что он, может быть, что-то сочиняет. Поднял личное дело осужденного. Действительно, все правда. Он из какого-то глухого села Ленинградской области. Открытым способом похитил мешок картошки. Почему нельзя было его просто оштрафовать?
РГ: Можно ли победить эту тенденцию: сажать людей ради торжества чьей-то отчетности?
Калинин: Вы знаете, следственный аппарат МВД очень сложно формируется. Следствие - это самая трудоемкая и самая тяжелая работа. И, на мой взгляд, следователи должны быть элитой МВД и прокуратуры. Следователь должен быть социально защищен, получать зарплату, значительно превышающую заработок в других подразделениях. Ему надо обеспечить нормальные условия работы и так далее. На втором месте должны быть оперативные службы. А потом все остальные. Сегодня же и у нас, например, и в МВД что человек, работающий на острие, что сидящий в кабинете получает одинаковую зарплату.
РГ: Вопрос справедливой зарплаты сам по себе важен, но вряд ли изменит систему в целом.
Калинин: Сейчас министерство юстиции активно занимается вопросами, как повлиять на правоприменительную практику в стране и сделать систему назначения наказаний более гуманной. Всего у нас в колониях сидят около 100 тысяч человек со сроком наказания до двух лет. Около 180 тысяч - со сроком до 3 лет. Получается, около 300 тысяч человек, большинству из которых, полагаю, было бы достаточно альтернативного наказания. Закон у нас предусматривает и обязательные работы, и условные сроки, и штрафы. Сейчас в Государственной Думе рассматривается законопроект об ограничении свободы: это совершенно новый для нас вид наказания. Предлагается развивать именно такие виды наказаний.
Кроме того, сейчас идет речь о том, что у нас редко применяется административная ответственность. Здесь не требуется менять законы, надо изменить практику, чтобы правонарушителям вменяли статью не Уголовного, а административного кодекса. Тогда гражданин точно не попадет к нам, зато выплатит солидный штраф.
Пока же у нас излишне жесткий подход к оценке преступлений: если рубить - так рубить. По закону лиц, приговоренных первый раз к лишению свободы до пяти лет за преступления небольшой и средней тяжести, можно направлять в колонии-поселения. Но большинство из них сегодня попадают в обычные колонии. За забор.
Штраф вместо лесоповала
РГ: Почему же гуманные наказания у нас с трудом приживаются?
Калинин: Когда я учился в институте, нам говорили, что штрафы - это буржуазная система, не наша. Потому что есть имущие, они откупаются. А при социализме все равны. Откупаться нечем. Поэтому считалось, что переводить систему наказания на такие штрафы неправильно. По мнению советских юристов, это воспитывало в человеке не те чувства. Думаю, сейчас в нашей правоприменительной практике звучат отголоски того мировоззрения.
РГ: Люди вроде другие, а карательные подходы те же?
Калинин: Речь о культурном слое. Быстро такие вещи не меняются.
РГ: Если верить старым учебникам, советские лагеря воспитывали именно те чувства для строителей коммунизма? Но сегодня времена все же изменились.
Калинин: Да. Сейчас нужно переходить на административную систему наказаний, делать упор в сторону большей материальной ответственности. Человек будет думать, отвечая рублем, стоит ли второй раз идти на такое.
РГ: С другой стороны, в этом действительно есть что-то буржуазное. Тот, у кого больше денег: ограбил, заплатил и... свободен?
Калинин: Заплатил - не значит откупился. Он должен возместить весь ущерб, а лучше - в многократном размере. Вряд ли это будет легким наказанием. Но и судьбы это никому не сломает. А какая обществу польза в том, что гражданина пропустят через криминальные университеты?
РГ: А бедному, получается, все равно сидеть?
Калинин: Штраф можно взимать по частям, в течение нескольких лет удерживать с зарплаты. Это уже дело техники. На мой взгляд, надо в целом говорить о целях наказания. Когда формируется сознание того, что каждый преступник должен сидеть в тюрьме, нужно думать, что мы получаем в результате.
РГ: В тюрьме человек на какое-то время изолирован от общества и не представляет никакой опасности для граждан. Разве плохо?
Калинин: Но он рано или поздно выйдет на свободу. Каким он вернется из мест лишения свободы? Вот о чем надо обществу думать.
РГ: Понятно, что тюрьма никого не перевоспитает в лучшую сторону. Но многие считают, что она способна испугать, и человек не захочет туда попадать второй раз.
Калинин: В сизо и колониях все мечтают о свободе. Но человек привыкает ко всему, и тот, кто побывал в колонии, как правило, гораздо меньше боится неволи, чем тот, кто там не был. Он знает, что и за решеткой сможет выжить. Самая хорошая тюрьма все равно не сможет перебороть неформальные отношения в криминальной среде, которая, как и любое общество, формируется по своим законам. Поэтому, ограничивая применение ареста, развивая альтернативные меры наказания и административное право, мы сможем уберечь массу людей от влияния криминальной среды. А тюрьмы должны оставаться для особо опасных преступников: серийных убийц, маньяков, бандитов.
РГ: Настоящих бандитов, а не выдуманных ради милицейской статистики.
Калинин: Безусловно.
Камера на миллион
РГ: Еще в начале нынешнего века следственные изоляторы были переполнены. Затем была принята государственная программа строительства и реконструкции сизо. Но недавно Генеральный прокурор Юрий Чайка побывал в одном из подмосковных изоляторов и увидел все те же проблемы: скученность, плохие условия. Что случилось? Программа не работает?
Калинин: Я полностью согласен с критикой Генерального прокурора. Действительно, следственный изолятор в Ногинске, где он побывал, очень сложный. Ему 170 с лишним лет. Он переполнен. По лимиту там 200 мест, а по факту - 268 человек. Перелимит в 68 арестантов на такой маленький изолятор - это много. Даже вести большой ремонт в этих условиях мы не можем: как переводить людей из камеры в камеру, если мест и так немного?
РГ: Значит, в программе где-то закралась неточность, раз деньги до Ногинска не дошли?
Калинин: Почему не дошли? В том же Ногинске восемь месяцев назад построено новое здание сизо на 500 мест. Ввод его в эксплуатацию должен решить проблему переполненности в старом сизо Ногинска.
РГ: В чем же проблема? Почему тянете?
Калинин: В течение восьми месяцев "Межрегионгаз" не может подключить новый корпус к газопроводу. По техусловиям мы должны были получить тепло от завода, который стоит рядом. Но завод обанкротился, нам сейчас нужно создавать свою систему отопления. Это еще плюс 48 миллионов рублей к тем 520 миллионам, что затрачены на строительство сизо. В целом одно место арестанта в изоляторе обходится в миллион рублей. Думаю, до конца года новый корпус в Ногинске будет введен в строй, и проблема будет решена.
РГ: Дорогие апартаменты в казенном доме?
Калинин: Такова цена безопасности. К тому же мы должны не только изолировать гражданина в сизо, но и обеспечить ему цивилизованные условия. В прошлом году в том же Подмосковье мы ввели 500 мест, еще три изолятора под реконструкцией. Всего до конца года будет введено 1000 новых мест в сизо Подмосковья, это позволит решить проблему перелимита в здешних изоляторах.
РГ: В свое время тюремную систему обвиняли в том, что она стала рассадником страшных инфекций. Сегодня арестантские болезни как лечатся?
Калинин: Главное, что уже давно ушли в историю споры между нашим ведомством и минздравом. В чем они заключались: минздрав заявлял, что мы - рассадник туберкулеза в стране. А мы парировали, что наша система получает туберкулезных больных с воли. Просто их не диагностировали на свободе.
РГ: Чем-то это напоминает вечный спор о том, что появилось раньше - курица или яйцо.
Калинин: К счастью, былые разногласия забыты. Мы пришли к мнению, что это единая проблема. Сейчас у нас есть диагностика, есть свои бак-лаборатории. В частности, в Москве у нас есть бак-лаборатория, которых в России две: в НИИ туберкулеза и у нас. Она получила международный сертификат. В московских сизо мы открыли три кафедры мединститутов. Со всей ответственностью могу заявить: у нас социально ориентированная медицина. Вся врачебная помощь в местах лишения свободы бесплатная. В тех случаях, когда за лечение или операцию нужно платить, это делается за счет средств ФСИН. Мы даже заключили договор с Третьим медицинским институтом Москвы, который ежегодно готовит для нас 30 врачей. Нам ведь нужны медики со специальной подготовкой, способные не только хорошо лечить, но и разбираться в психологии заключенных. Кроме того, они должны знать особенности устройства пенитенциарной системы.