Поделиться
В галерее "Победа" на "Винзаводе" открылась выставка англо-американского фотографа Майкла Кенны. Возможно, его лаконичные и стильные снимки рано или поздно как влитые встанут в обложку магической прозы Борхеса, Памука или Маркеса.
Кенна - это заколдовывающая пейзажная фотография, атмосферная и черно-белая, как у Родченко, скоординированная, как у Картье-Брессона - дышащая жаром сиюминутного образа. Все попавшее в кадр реально - Нью-Йорк, Портленд, Хоккайдо, Питер, дворцы, небоскребы, храмы, пирамиды, острова и отражения, - да вот только прототипов снимков в жизни не найти. Чистая магия.
При всем этом снимки Кенны - не фантастические коллажи, не обратная сторона вещей - это натуральная мифологема акта зрения, "что-то вроде хокку", как уклончиво отвечает он сам. Сколько-нибудь явной географической концепции в выборе объектов для изображения у него нет, зато есть, разумеется, более сложная - внутрикадровая, основанная на зрительском соучастии. Иначе при таких цветовых решениях просто нельзя.
Кенна любит длинные выдержки, от десяти минут до восьми часов - день успевает смениться ночью, рядом с запечатлеваемой церковью - ударить молния. На таких временных пустошах одному болтаться перекати-полем никак не подобает. Поэтому и решает фотограф, коль позволяет ситуация, призвать на помощь зрителя. И не просто судьей - непосредственным участником, акционером с контрольным пакетом; в конечном итоге Майкл расставляет акценты лишь до определенного момента. Остальное делают другие пары глаз.
Свой метод он зовет фотоанализом. "Магический реалист", Кенна находит со зрителем язык, который до него нашли представители того же лагеря, но литераторы: сделать рокировку, обменяться стратегиями, даже больше - развернуть шахматную доску, поменяться со зрителем (читателем) местами, подорвав ради новых откровений всю привычную иерархию. Кенна приглашает зрителя на очень личную, интимную беседу: его фотографии никогда не выходили из границ 30х30, такой снимок нужно смотреть только одному, с близкого расстояния. Художник словно бы вторит Стивенсону, который призывал к борьбе "со зрительным нервом", с отсылкой к "внешнему", которая только отдаляет от проникновения во "внутреннее". Фотограф подавляет зрение, ставя перед ним сверхзадачу: во время "чтения" снимка совместить у себя в сознании все - вкус и запах, плотность и звук. Поэтому-то время и память - два главных компонента кенновской магии, два контакта, между которыми пробегает искра фотографического снимка: неуправляемая, бесформенная, однако дарующая в итоге равномерное свечение. Что-то вроде хокку.