Поделиться
В Москве прошел 4-й съезд акушеров-гинекологов России. Среди полутора тысяч делегатов из 79 регионов страны - врачи-практики, ученые, заведующие кафедрами медицинских вузов. Корреспондент "РГ" встретилась с академиком РАМН Галиной Савельевой, выступившей с докладом о материнской смертности. Этот вопрос был одним из главных на съезде.
Российская газета: Галина Михайловна, есть хоть какие-то обнадеживающие цифры?
Галина Савельева: Конечно! Сегодня в стране делается многое для спасения жизни пациенток. Материнская смертность в России уменьшилась: в 1999 году было 44 таких случая на 100 тысяч родов, сейчас - 24. В Москве показатель материнской смертности еще ниже - 15. Учитывая огромную территорию нашей страны, отдаленность многих населенных пунктов от мест, где можно получить квалифицированную медицинскую помощь, это серьезные достижения. Другое дело, что по сравнению с европейскими странами мы выглядим не очень успешными: в США на 100 тысяч родов чуть больше 10 смертей, в Японии - 6, в Италии - всего 3.
РГ: Почему так мало именно в Италии?
Савельева: Это маленькая страна. Там выше доступность квалифицированной медицинской помощи - хорошие дороги, небольшие расстояния. А попробуйте-ка на Крайнем Севере, на Дальнем Востоке быстро отправить пациентку в больницу! Неблагополучная ситуация на Камчатке, в Коми, в Сибири. И не потому, что там нет специалистов, а из-за того, что не всегда есть возможность вовремя доставить женщину в стационар, где есть высокотехнологичное оборудование.
РГ: Получается, если бы в каждом населенном пункте был хороший роддом, то смертности можно избежать?
Савельева: Избежать нельзя, но снизить до минимума можно. Причины материнской смерти ведь бывают разными. Мы на съезде говорили о смертности на поздних сроках беременности - с 28-й неделе. В прошлом году в России не сумели спасти 278 мамочек с таким сроком. Основная причина - акушерские кровотечения. На втором месте - заболевания самой женщины, сердечно-сосудистые, например. На третьем - гестоз - осложнения течения беременности.
Многие женщины считают, что операция кесарева сечения лучше, чем обычные роды, и, не имея показаний, идут под нож. А эта операция небезопасная, особенно при повторных родах. Если у врача есть хоть какое-то подозрение на возможность кровотечения, роженицу надо срочно отправлять в стационар. На съезде был представлен регламент оказания помощи таким женщинам, четко расписано, что и как должен делать врач, чтобы спасти роженицу.
РГ: Насколько точно доктор может определить риск кровотечения?
Савельева: В 70-80 процентах случаев. Но беда-то в том, что наши женщины невнимательны к своему здоровью. Возьмите гестоз. Если у беременной отеки, повысилось давление, появился белок в моче, - это симптомы гестоза. Их надо лечить, иначе потом заболевание может привести к летальному исходу. В прошлом году гестоз стал причиной смерти 55 беременных на поздних сроках. Их можно было бы спасти, если бы они прислушивались к совету врача.
РГ: Сейчас здоровых рожениц - единицы. Большинство будущих мам имеет ту или иную патологию. Может быть, для них нужны специальные роддома?
Савельева: В стране идет важная работа: в регионах строятся 22 перинатальных центра. Это учреждения высочайшего уровня помощи. Жаль только, что они строятся вне многопрофильных больниц. Мы хотим обратиться через минздравсоцразвития к правительству, чтобы такие центры были недалеко от больниц, где есть и другие специалисты. Вспомните, как было раньше? Областные родильные дома строились в пределах областных больниц - это грамотно. А у нас пока перинатальные центры стоят изолированно. С теми, которые строятся, уже, наверное, ничего не сделать, но ведь будут появляться другие.
РГ: С какого срока в российских больницах выхаживают недоношенных детей? За границей, по-моему, спасают даже 500-граммовых?
Савельева: Преждевременные роды - серьезный вопрос. Эта проблема беспокоит врачей всего мира. Первые успехи по выхаживанию недоношенных детей появились на Кубе, там спасали детей с 22 недель. Мы тоже стали пытаться выхаживать таких малышей, но все-таки по нашим законам живорожденным считается ребенок с 28-й недели беременности. Хотя на выхаживание чрезмерно рано родившихся брошены колоссальные средства.
Теперь многие ученые мира доказали, что если реанимировать таких детей, то они, скорее всего, останутся инвалидами. Если, конечно, выживут. Родители должны это понимать и отдавать себе отчет. У детей могут быть изменения центральной нервной системы, глухота, слепота. Я понимаю, что если женщине 40 лет, она забеременела с помощью искусственного оплодотворения и родила 22-недельного ребенка, ей всеми способами хочется его сохранить. Это удается, но она должна знать, что ее ожидает. Мне кажется, нам надо бросить силы на выхаживание детей с 26-й недели беременности, эти малыши тоже требуют огромных сил, а прогноз по ним лучше.
РГ: Перед обезболиванием - эпидуральной анестезией в роддоме женщине дают подписать листок, где перечислены все возможные последствия - чуть ли не 20 пунктов. Неужели все так серьезно или врачи перестраховываются?
Савельева: Да, медики дают подписать бумагу о добровольном информированном согласии. Это единственный документ, который сегодня хоть как-то защищает врача. Пациенты сейчас чуть что - идут в суд. А у доктора часто даже нет денег, чтобы нанять адвоката. Мы думаем, что нужно создать специальный фонд для содействия юридической защите медиков. Работа акушера - это колоссальный труд. Это же ответственность за две жизни сразу! Работать у кровати больного чрезвычайно тяжело. Поэтому молодежь неохотно идет в акушеры.
РГ: Так ведь у них приличные надбавки к зарплате?
Савельева: Помогают не надбавки, а родовые сертификаты. Главный врач теперь может прибавить зарплату сотруднику, выдать премию.
РГ: Рождаемость в стране повышается. Будет кому роды принимать?
Савельева: Конечно. Пусть приходят рожать, только не в 40 лет, а с 22 до 30.
РГ: Галина Михайловна, а вы сами скольким малышам помогли появиться на свет?
Савельева: Таких тысячи. После окончания института я была заведующей родильным блоком. С утра и до вечера передо мной были беременные женщины и новорожденные. Но тех, у кого все было хорошо, забываешь. А вот то, где были беды, что-то упущено, недооценено - помню всю жизнь. И эти осечки - как ранки в сердце.