30.10.2008 03:00
Поделиться

Кремлевский диктор Евгений Хорошевцев: Даже пять слов приходится читать по бумажке

Президент всегда входит последним - таков протокол. За секунду до его появления откуда-то сверху, будто с небес, раздается исполненный государственного величия, очень похожий на левитановский голос: "Президент России..." Затем - имя, отчество и фамилия.

Всего пять слов. Но эти пять слов заставляют присутствующих прервать разговоры. Тому, кто сидел, велят подняться. Кто держал руки в карманах, повинуясь этому голосу, вытягивает их по швам. Все замирают, и в зале воцаряется напряженная тишина.

Голос принадлежит народному артисту России Евгению Хорошевцеву. Его должность называется так: диктор протокольных мероприятий президента Российской Федерации. В течение восьми лет баритональный бас возвещал появление первого лица с доведенной до автоматизма чеканностью: "Президент России Владимир Владимирович Путин!" Вот этот автоматизм, когда живой голос работает уже на подсознательном уровне, и сыграл с Хорошевцевым не сказать чтобы злую, но забавную шутку. Дело было нынешним летом на Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Шла церемония вручения премий за большие заслуги в области энергетики. Дмитрий Медведев должен был выступить с небольшой речью. И в тот момент, когда он выходил на сцену, на весь зал прозвучало: "Президент России Вла... Дмитрий Анатольевич Медведев!" Раздались смешки. Не смог сдержать улыбки и сам президент...

Рефлекс

- Это попало и в телетрансляцию, и газеты потом написали... Над вашей оговоркой смеялась вся страна. Как же вы так?

- Рефлекс. Рефлексы Павлова никто не отменял.

- Вы не обиделись на прессу?

- Честно сказать, не совсем понимаю, почему этот казус доставил журналистам такую радость. Ну, чуть оговорился, с кем не бывает. Нет, все давай писать. "Комсомолка" написала: "Диктору больше не наливать!"

- А там наливали?

- Да, пиво "Балтика"... Но я-то тут при чем? Я вообще этим делом не увлекаюсь, тем более на работе, и все это знают. Вот так - напишут, а потом не отмоешься. Люди скажут: "О-о-о, ну все понятно..."

- Медведев на вас не обиделся?

- Надеюсь, что нет. Во всяком случае мне он ничего не сказал. Да ему и самому стало смешно. Там все хохотнули - и Миллер, и Матвиенко...

- А в администрации президента вам после не устроили "разбор полетов"?

- Нет. Только сказали: "Вот мы и дошутились".

- Дошутились?

- Ну да. В кулуарах Кремля со мной иногда так шутят: "Ты только не назови Медведева Владимиром Владимировичем". Я ж говорю, рефлекс. Очень трудно отвыкнуть. Я первые разы все время читал по бумажке, чтобы, не дай бог, не ошибиться. Хотя, казалось бы, ну что там запоминать - всего-то пять слов. Но вот видите, как подсознание срабатывает...

В Кремле вне штата

- Этот текст из пяти слов, который вы произносите, он кем-то утвержден?

- А как же!

- Почему "президент России", а не "президент Российской Федерации"?

- Если посмотреть в Конституцию, то мы увидим: "Российская Федерация - Россия". То есть можно и так, и так. Но когда встреча с военными, добавляют: "Верховный главнокомандующий Вооруженными силами России..."

- Перед выходом президента где вы находитесь?

- В зале. Там же, где все.

- А где микрофон?

- Микрофон рядом со мной, на стоечке.

- Дверь, из которой должен выйти президент, плотно закрыта. Как же вы узнаете, что пора объявлять?

- Она закрыта неплотно. В ней оставлена щелочка. В эту щелочку я смотрю.

- Вы видите, что президент приближается к створу дверей, и в этот момент произносите свой текст?

- Нет, жду команды. Ведь мало ли что. Вдруг он у двери с кем-то задержится.

- А кто дает команду объявлять?

- Шеф протокола. Марина Валентиновна Ентальцева.

- Она - ваш непосредственный начальник?

- Да. Хотя в штате президентской администрации я не состою. Мне шестьдесят пять лет скоро исполнится. А состоять на госслужбе можно в возрасте не старше шестидесяти. Поэтому я работаю по договору.

- На каких условиях?

- Без комментариев.

- У вас имеется кремлевское удостоверение?

- Пока нет, но скоро будет. Обещали.

- Как же вы в Кремль проходите? Неужели всякий раз пропуск заказываете?

- У меня есть удостоверение Государственного Кремлевского дворца. По нему можно пройти на территорию Кремля.

- А дальше как? Вам ведь внутрь надо.

- Мне выдаются для этого специальные временные пропуска.

- И давно вы в роли диктора протокольных мероприятий?

- С первой инаугурации Путина. Позвонили, сказали: "Предлагаем вам провести инаугурацию".

- Речь шла о разовом мероприятии?

- О разовом. А сейчас - вручение орденов и медалей, вручение верительных грамот, подписание договоров с иностранцами... Плюс многие встречи, которые происходят на выездах. Словом, всюду, где нужно объявлять.

- Включая загранвизиты?

- Нет. Там у них свой протокол. Еще бывают торжественные обеды или ужины, которые устраивает президент России по случаю официальных визитов глав разных стран в Москву. И нужно объявить всех приглашенных официальных лиц двух стран, кто подходит к двум президентам - нашему и, допустим, германскому. Объявляешь: "Председатель правления Открытого акционерного общества "Газпром" Алексей Борисович Миллер". Или: "Заместитель председателя правительства - министр финансов России Алексей Леонидович Кудрин". Там целый список. Читаешь, пока они идут, здороваются... Вот такая работа.

- Она накладывает на вас какие-то ограничения?

- Никаких. Абсолютно.

- Когда вы требуетесь, вас вызывают?

- Именно так.

- Вы не можете, не спросив разрешения, отлучиться из Москвы, куда-то уехать по своим делам?

- Я могу уехать, если на ближайшее время никаких протокольных мероприятий не запланировано.

- А вдруг что-нибудь экстренное?

- На экстренный случай есть мой коллега Евгений Кочергин. Он когда-то работал диктором на ЦТ, вел программу "Время". Если что - он меня выручает. Мы договорились с ним об этом.

"Я президенту вопросов не задаю"

- Вы лично знакомы с Путиным и Медведевым?

- Конечно. С Медведевым я познакомился еще тогда, когда он был заместителем главы администрации.

- А беседовать с тем и другим вам приходилось?

- Беседовать - нет. Я президенту вопросов не задаю, в разговор, если не просят, не вступаю. Мы здороваемся - и все.

- Когда вы объявляете выход главы государства, вам позволено интонационно варьировать текст или тут тоже жесткий стандарт?

- В выборе интонации я абсолютно свободен. Если встреча с военными, я говорю очень твердо, отрывисто: "Президент России... Верховный главнокомандующий... Дмитрий... Анатольевич... Медведев!" Но на официальном обеде, где все сидят, я то же самое скажу мягче. Или, допустим, президент встречается с молодежью...

- Тут надо теплее?

- Конечно, теплее. Чего пугать-то?

Говорит и показывает Красная площадь

- А как вас нашли? Откуда в Кремле узнали, что вы обладаете таким голосом?

- Мой голос давно на слуху. С 68-го года я вел праздничные демонстрации 1 Мая и 7 Ноября. "Да здравствует 1 Мая!"... и так далее. Я работал в паре с Юрием Борисовичем Левитаном. Читали лозунги и призывы ЦК КПСС... Мы это все раскладывали на два голоса.

- Ну, хорошо, а Левитан-то как узнал о ваших способностях?

- Очень просто. Когда по радио шли репортажи с Красной площади о демонстрации трудящихся, ЮрБор (так ласково все дикторы называли Левитана) с Ольгой Сергеевной Высоцкой комментировали происходящее на площади из студии в ГУМе. Но в это же время для демонстрантов шла фонограмма с маршами и песнями, где они на маршах читали призывы и лозунги. Я записывал их голоса, а потом мы подкладывали музыку. В общем, я делал музыкально-текстовое оформление. Запись проходила в Доме звукозаписи на улице Качалова. И вот однажды я позволил себе сделать замечание: "Юрий Борисович, мне кажется, в этом месте вы напрасно паузу сделали. Это ведь одна мысль, а вы ее чуть-чуть разорвали, давайте попробуем соединить". Он говорит: "Ты меня все учишь, учишь. Иди-ка, прочитай сам, а я тебя послушаю". Я согласился. Подошел к микрофону, стал читать. Прочитал блок, в котором было три лозунга. Он зовет меня и говорит: "Запомни, с этого времени и по день моей смерти на Красной площади я буду читать только с тобой, больше ни с кем". И он ни разу не отказался от этих своих слов. Ни разу!

- Но он же не мог доверить вам микрофон. Кому вещать на Красной площади - это, сами понимаете, было не его дело.

- Разумеется. Я сразу сказал: "Вы шутите, Юрий Борисович? Дикторов, ведущих демонстрации, МГК партии утверждает". Он говорит: "За это не волнуйся". И устроил мне прослушивание. Собрались большие партийные начальники, ответственные за это дело, и Левитан сказал: "Вот есть актер с хорошим голосом, давайте его послушаем, может быть, он нам подойдет". Они послушали и сказали: "А что, голос молодой, звонкий... Давайте в пару к вам". И утвердили. С тех пор мы с ним вместе и работали. До самой его смерти. Он умер в 1983 году, 4 августа. Накануне, в последних числах июля, мы с ним встречались, записывали сводки Совинформбюро для музея в Германии. Кое-что не успели записать, договорились встретиться после отпуска и завершить работу. Я уехал на юг, первые дни не смотрел телевизор, не читал газет. И вот утречком лежу на пляже, вдруг откуда-то порывом ветра газетный лист срывается и падает мне на лицо. Я гляжу - в черной рамочке: "Юрий Левитан". Некролог. Меня как подбросило. Я стал звонить в Москву - Наташе, дочери его. Она говорит: "Женя, уже поздно. Только что похоронили. Ты уж не собирайся, отдыхай. Приедешь - вместе сходим на кладбище". А ровно через год мне звонят из Белгорода: "Евгений Александрович, мы знаем, что вы с Юрием Борисовичем вместе работали. У нас на днях годовщина первого салюта. Намечаются торжественные мероприятия. Очень хотелось бы, чтобы вы их вели. Мы вам заплатим, приезжайте". И вот еду в СВ вместе с первым секретарем белгородского обкома. И он мне говорит: "А вы знаете, Женя, что в этот же день здесь, в Белгороде, Юрий Борисович умер?" Я не суеверный человек, но тут мне стало плохо с сердцем. Эти же дни, этот же город... Думаю: все, хана... Секретарь обкома всполошился: "Только не умирайте, Евгений Александрович, я вас умоляю... я уже вызвал "скорую"... Ну, приехала "скорая". Откачали меня... Вот такие бывают совпадения. Лучше, конечно, не обращать на них внимания, ни к чему хорошему это не ведет.

Правильное дыхание

- У вас актерское образование?

- Да. Я увлекся театром, когда мне девять лет было. Начинал в ДК имени Зуева. Там была молодежная театральная студия. Руководил ею Владимир Владимирович Книппер, племянник Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. И он решил при студии создать детский сатирический театр "Еж". Стал набирать ребят из соседних школ, а я жил на Лесной улице, рядышком. Меня взяли, и я играл там все главные роли. А когда мне исполнилось шестнадцать лет, Книппер привел меня к Наталье Ильиничне Сац. Она только что вернулась из горьковской ссылки и была художественным руководителем детского отдела Всероссийского гастрольно-концертного объединения, переименованного позже в Москонцерт. Привел и говорит: "Наталья Ильинична, я очень хочу, чтобы вы послушали этого мальчика". Она командует: "Мальчик, читай!" Я прочитал. Она говорит: "Я беру его". И взяла меня в детский отдел. В моей трудовой книжке так и записано: "Артист детского отдела". То есть даже образования не было, а уже артист.

- Актерское образование вы все-таки получили или нет?

- Получил. Там же, у Натальи Ильиничны Сац. Она захотела создать Детский музыкальный театр - тот самый, впоследствии знаменитый. И ей нужны были молодые кадры. Так появилась студия, где мы занимались актерским мастерством, сценической речью, вокалом... У нас были также классический танец, характерный танец, фортепьяно... В этой студии мне поставили правильное дыхание и поставили голос. А высшее образование у меня - режиссерское. Я окончил ГИТИС. На курсе со мной учились Женя Петросян, Гена Белов, Вадик Мулерман, а на параллельном - Алла Борисовна. Всю жизнь я работал на радио. Мне выпало счастье делать радиопостановки с Анатолием Эфросом, Саввой Кулишом, Станиславом Любшиным, Анатолием Васильевым, Алексеем Баталовым... Когда упразднили Всесоюзное радио, я оказался на "Радио-1", был там генеральным директором.

- Актерская карьера не сложилась?

- Да как сказать... Чуть-чуть снимался в кино. На телевидении тоже были какие-то роли. Три года играл Архивариуса в телепрограмме "Старая квартира". Недавно в двух фильмах отснялся, они, наверное, скоро выйдут на экран.

"Я и сейчас заикаюсь"

- Это правда, что вы в детстве заикались?

- А я и сейчас заикаюсь. Немножко. Никуда это не делось. Но научился говорить плавно, не торопясь. Когда же начинаю волноваться, не могу ни слова произнести. Я знаю, на какие буквы у меня иной раз случается запинка. На "с", на "п", еще на некоторые... Поэтому приходится постоянно себя контролировать. Появились какие-то свои приспособления. Например, я всегда делаю паузу перед трудным для меня словом. Попробуй в прямом эфире "забуксовать" - и привет, тебя уже больше не позовут, никакой текст читать не доверят. Правда, в театрах есть артисты, которые заикаются, но когда входишь в образ, странное дело, заикание куда-то пропадает. По себе знаю.

- Голосу Левитана внимала вся страна. И не было в ней человека, не знавшего, кому этот голос принадлежит. Этот голос имел имя и фамилию. А ваш? Услышав его, многие ли могут воскликнуть: "О, да это же Евгений Хорошевцев!"?

- Мой голос наверняка известен многим, а вот имя - едва ли. У меня все же не тот успех, какой был у Левитана. Пока не тот. Так что есть к чему стремиться.

Встреча с Брежневым на Мавзолее

Дело было в конце 1970-х. Евгений Хорошевцев и Юрий Левитан вели репортаж с праздничной демонстрации на Красной площади. Когда она закончилась, к ним с верхней трибуны Мавзолея спустился Брежнев. Увидел Левитана, поздоровался и говорит: "Сегодня так хорошо все прошло, что я даже не выдержал, прослезился". Повернулся к Хорошевцеву: "Здравствуйте, Женя!" Тот ответил: "Здравствуйте, Леонид Осипович!" Возникла пауза. "Я вижу, - вспоминает Хорошевцев, - как первый секретарь Московского горкома Виктор Васильевич Гришин машет мне кулаком. Ну все, думаю, моя карьера на этом закончилась. Страшная была пауза. Наконец Брежнев нашел что ответить: "Но, вы-то, Женя, должны знать, что Леонид Осипович - это Утесов, а я - Леонид Ильич". Тут уже все рассмеялись, и это меня спасло. Мне потом Левитан говорит: "Ну ты что, с ума сошел?" Я говорю: "Сам не знаю, Юрий Борисович, как это вырвалось"... Вот такие были времена".