История так распорядилась, что каждая памятная дата принятия действующей Конституции Российской Федерации будет совпадать с другой памятной датой - принятием Всеобщей декларации прав человека.
Между этими документами - 45-летний временной интервал, несоизмеримые внешнеполитические и внутриполитические события. Но есть и неразрывное единство между этими основополагающими документами - права и свободы человека и гражданина. Всеобщая декларация прав человека - первый универсальный международный акт, в котором государства мирового сообщества согласовали, систематизировали и провозгласили основные права и свободы, которые должны быть предоставлены каждому человеку на земле.
Содержание прав и свобод, пути их реализации и механизм защиты заняли приоритетное место в Конституции России, что прямо вытекает из положения Всеобщей декларации прав человека 1948 г. о необходимости обеспечения того, чтобы в каждом государстве "права человека охранялись властью закона". Этот принцип конституирован в качестве одной из основ конституционного строя нашей страны. Согласно Конституции человек, его права и свободы являются высшей ценностью.
Отстаивание прав человека - абсолютный приоритет для любого политика, присягнувшего гуманизму. Отвержение этих прав - индикатор политического мракобесия. Жизнь показывает, что острота проблемы прав человека будет только нарастать. И что соответственно будет нарастать поляризация сил, признающих или отвергающих права человека. Императивы права не оставляют никаких сомнений по поводу того, по какую сторону баррикад надо находиться в этом противостоянии.
XXI век погружает нас в чудовищную сложность. Говоря сегодня о соблюдении прав человека, мы не можем быть в стороне от беспрецедентной ситуации, которая в условиях глобализации с головокружительной скоростью распространяется по всей планете. Речь идет о глобальном финансово-экономическом кризисе и его возможных негативных последствиях.
Известный американский философ и политик Фрэнсис Фукуяма в статье - "Крах корпорации "Америка", опубликованной 10 октября 2008 года в Newsweek, считает, что главной причиной кризиса стала определенная концепция капитализма, которая заключалась в отказе от государственного регулирования экономики. "Твердя мантру", правительство должно реже вмешиваться", - пишет Фукуяма. - Вашингтон не смог правильно регулировать финансовый сектор и позволил ему нанести колоссальный вред остальным секторам общества". Другие видные эксперты полагают, что кризис, который углублялся в течение последних десяти-пятнадцати лет, на самом деле возник в результате решения, принятого в августе 1971 года: отделить доллар США как валюту для осуществления международных расчетов и мировой торговли от фиксированного, золотого эквивалента. С этого момента начался стремительный рост фиктивного капитала, утвердилась система плавающих валютных курсов и произошло постепенное отделение финансовой системы, ставшей по существу спекулятивной, от реальной экономики.
Ситуация, которая сложилась в США, не может в той или иной мере не повториться в Европе, в том числе и в России.
Многие эксперты обоснованно полагают, что мировой финансово-экономический кризис крайне негативно скажется на развитии всех новых вызовов и угроз. Кризис будет способствовать обострению всех территориальных, межэтнических, межконфессиональных конфликтов в регионах, где катастрофически не хватает продовольствия и пресной воды.
Следствием кризиса будет рост преступности в странах ЕС, СНГ и США.
Мировое сообщество ищет пути выхода из кризиса. С программным заявлением по преодолению последствий финансово-экономического кризиса выступил президент России Дмитрий Медведев. Он предложил в том числе: упорядочить и привести в систему национальные и международные институты регулирования; упрочить легитимность этих институтов; повысить прозрачность финансовой деятельности; укрепить систему управления рисками.
Возникшие проблемы носят интернациональный характер. Они требуют разработки и внедрения новых "критических технологий" в политике, экономике и в праве. Именно для решения этих проблем Россия предлагает изменить глобальную финансовую архитектуру, пересмотреть роль действующих институтов и создать новые международные институты и адекватное правовое регулирование на основе гармонизированной системы международных и национальных стандартов в деятельности участников финансовых рынков. Строительство новой финансовой архитектуры потребует принципиально новых международных и национальных правовых решений, многие из них могут в общественном мнении выглядеть непопулярными. Потребуется и новый взгляд на многие привычные правовые и экономические категории с позиций защиты прав человека.
Мировой финансово-экономический кризис, если его рассматривать с точки зрения экономиста, прежде всего - результат нарушения законов экономики. Вместе с тем этот кризис свидетельствует о деформации принципов права, имеющей место как в законодательстве, регулирующем экономику, так и в соответствующей правоприменительной практике в финансово-экономической сфере. Прежде всего речь идет о неадекватной реализации формального равенства (или правовой справедливости) и вытекающего из него юридического эквивалента как универсальных императивов права. Последовательная реализация этих универсальных регулятивных принципов придает собственно правовой характер экономике. С юридической точки зрения, реальная угроза финансово-экономической пандемии - результат различного рода отклонений от принципа верховенства права в экономике, в рамках отдельных государств и на глобальном уровне. Это и неэффективные нормативные правовые акты, и непрофессиональные и неправомерные действия чиновников, должностных лиц и корпораций, включая сомнительные и незаконные финансовые пирамиды - как внутригосударственные, так и транснациональные. Все это, вместе взятое, привело к неадекватной конкретизации правовых принципов применительно к сфере регулирования современной экономики и финансов, к деформации прав и обязанностей субъектов экономических отношений, включая государства и международные финансовые институты.
Особенно серьезные проблемы могут возникнуть в сфере обеспечения социально-экономических прав граждан. В условиях кризиса практически невозможно обеспечить положение, когда все категории граждан, все слои населения будут удовлетворены теми или иными политико-экономическими решениями правительств. Важно, чтобы государство обеспечивало разумный баланс и соразмерность между решениями, принимаемыми в целях выхода из кризиса и стабилизации финансов и экономики, фундаментальными правами и свободами граждан, закрепленными во Всеобщей декларации прав человека и конституциях. Кризис обнажил также несостоятельность классической либеральной доктрины права как такого формального равенства (равенство между деянием и воздаянием перед единой для всех нормой свободы), которое в сфере социальных отношений не предполагает какого-либо собственно правового корректирования с учетом социальных и биологических различий людей как субъектов права. С этой доктриной связано представление о том, что социальные права не являются правами в строгом смысле и что социальной политика - это лишь исходящая из политической целесообразности благотворительность и вспомоществование бедным со стороны государства за счет богатых.
Между тем формальное равенство в его двух аспектах - как справедливости уравнивающей и справедливости распределяющей - логически предполагает преодоление исходного фактического неравенства путем создания равенства стартовых возможностей в использовании прав и свобод. Эта идея все более находит понимание в условиях современных глобальных процессов, когда стало ясно, что традиционные - либеральные - права человека недостаточны для реализации его способностей как разумного существа, обладающего свободой воли.
По смыслу нашей Конституции социальная политика, основанная на принципе социального государства, это не произвольная по своей природе благотворительная деятельность, движимая нравственным чувством сострадания к социально не защищенным слоям. Это конституционно-правовая обязанность государства гарантировать и защищать социальные права в качестве основных и неотчуждаемых прав. Исходя из этого, общество (в лице государства) с помощью соответствующих компенсаторных механизмов обеспечивает наиболее слабым членам равенство стартовых возможностей в реализации основных прав и свобод. Данная деятельность, предполагающая также возможность законодательного ограничения более сильных субъектов (в том числе посредством налоговых инструментов), не должна быть произвольной и продиктованной лишь соображениями политической целесообразности или моральным чувством сострадания и взаимопомощи. Это позволяет на основе принципа юридического равенства, конкретизируемого в содержании правового регулирования на каждом новом историческом этапе развития с учетом возможностей человечества, посредством соответствующих компенсаторных механизмов корректировать исходное фактическое неравенство и создавать для социально и биологически слабых субъектов равенство стартовых возможностей в пользовании правами. Иначе преимущество более "сильных" возрастает не вследствие собственных усилий и предприимчивости, таланта и заслуг, а за счет доставшихся им ресурсов (эффект "накопленного преимущества"). Тем самым искажается действительный смысл и распределяющей справедливости, и справедливости уравнивающей, т.е. юридического равенства в целом как основного принципа всего правового регулирования. В результате общество попадает в "ловушку неравенства". Такое регулирование не гарантирует эффективную защиту интересов людей и неспособно обеспечить выживание и развитие цивилизации. Ныне конституционно-правовая доктрина и практика призваны обеспечить истолкование и реализацию принципа юридического равенства применительно к сфере социальных прав и их содержанию с учетом конкретных социальных условий, вызовов и угроз. Эта задача стоит и перед конституционным правосудием. Истолкование положений о социальном государстве, о юридическом равенстве и справедливости позволило Конституционному суду выработать правовые позиции, имеющие существенное значение для законодательного регулирования общественных отношений в сфере социальной защиты и проведения единой социальной политики. Острота событий предопределяет применение адекватных правовых методов и доказывает несостоятельность формалистической (коренящейся в юридическом позитивизме) трактовки права, в которой право отождествляется с законом. Как показывает исторический опыт, на практике это порождает убеждение, будто любое повеление власти, облеченное в форму закона, становится правом. В регулировании экономики такое пренебрежение принципами права приводит к волюнтаризму.
В период кризиса стали очевидны издержки доктрин и их последствия в профессиональной деятельности, трактующих право как "чистую" форму в отрыве от ее содержания и не учитывающих взаимосвязь юриспруденции и экономики как прикладных наук, что, по существу, ведет к игнорированию системного подхода как методологической основы профессионализма. Есть профессиональные рамки, которые надо уважать. Выход за такие рамки - любимое занятие дилетанта. Профессионал - будь то экономист или юрист - отвергает дилетантизм и ценит высокую профессиональную компетентность. Но представим себе, что начинается извержение вулкана. А вы живете в Помпее, то есть прямо под этим вулканом. Вы чувствуете толчки землетрясения и понимаете, что нечто задевает вашу личную судьбу, судьбу вашего любимого города. Вы обеспокоенно спрашиваете, что это. А вам отвечают: "Это вас не касается - профессиональная проблема находится в компетенции вулканологов".
Есть мировые процессы, обладающие определенной динамикой. Можно говорить, что эти процессы цикличны, а кто-то верит в великую новизну, приносимую историей. Лично я склоняюсь ко второй версии с ее верой в провозвестие и истину. И именно эту версию считаю и научно достоверной, и отвечающей чувству великой правды, свойственному верующему человеку.
Но каковы бы ни были процессы, они предполагают некий ритм, в котором спокойствие сменяется беспокойством, стабильность - потрясениями. Великая китайская мудрость гласит: "Не дай бог жить в эпоху перемен". Но у каждого свое время. И кому-то предначертано жить в эпоху перемен, "в минуты роковые", как говорил Тютчев.
Юрист, следящий за правовыми нормами, соблюдаемыми в острой фазе того или иного переходного процесса, перестав отдавать себе отчет в том, что он имеет дело с определенным процессом, перестанет быть юристом. И станет никчемным, никому не нужным буквоедом, неспособным помочь людям решить их проблемы, смягчить потрясения, заклясть хаос, погасить дух распри, воспылавшей в человеческих умах и сердцах. Здесь невольно всплывает образ "игры в бисер" как доведенный до гротеска способ жизни касты рафинированных профессионалов, созданный в известном романе Хермана Хессе.
Можно любить право и даже поклоняться ему. Но никогда нельзя забывать, что не человек - для права, а право - для человека. Если в мире протекают острые процессы, то наш подход к правовым нормам и правовым механизмам должен как минимум учитывать эти процессы, предполагая, что они являются контекстом для нашего законодательного действия. А как максимум - включать сам процесс в диалектику осуществляемого законотворчества.
Но и в том, и в другом случае надо понимать процесс. И если даже этот процесс запущен механизмами, которые находятся за рамками твоей профессиональной компетенции, ты не можешь не экстраполировать свою компетенцию на процессы, которые требуют от тебя нового понимания. А значит, в каком-то смысле тебя профессионально начинают интересовать и эти самые механизмы, всегда казавшиеся чуждыми и далекими.
Дитя (кризиса) - нестабильность уже вносит поправки в наше профессиональное самочувствие, характер подхода, тип инструментальности, нюансировку и прочее. Но не будем забегать вперед и всего лишь сверим часы в условиях, когда они стали и быстрее, и тревожнее тикать.
Что показывают эти часы? Мировой финансовый кризис, потрясший мир, уже назван кризисом доверия.
В прямом и буквальном смысле слова речь идет о доверии вкладчика к банку, где он размещает деньги. Но вряд ли мы можем ограничиться такой буквалистикой. К чему подорвано доверие? И не имеем ли мы дело с ситуацией, когда слабый начальный импульс подрыва доверия ко всему на свете обернулся и подрывом доверия к финансовым институтам?
Глобализация побудила нас к юридически формализованному доверию. Где-то на другом конце света неизвестные нам люди выпускают акции. Но есть рейтинговые агентства, которые обязаны объективно оценить эти акции. А мы обязаны доверять рейтинговым агентствам. Мы не знаем людей, выпускающих акции. Не знаем их человеческих и профессиональных качеств. Но мы верим, что есть инстанция, которая это все знает и с нами этим знанием поделится. Эта вера создает глобальную интеграцию. Человек начинает ощущать себя своим в любой точке земного шара. Мир опасным образом унифицируется, но он одновременно и фантастически расширяется, обещая живущим в нем совершенно новые возможности.
Потом оказывается, что верить рейтинговым агентствам нельзя. Чему начинает доверять человек? Тому, что он знает лично. Своим знакомым, друзьям, своей реальности, которая тут же схлопывается, превращаясь из чуть ли не всемирной в узкорегиональную. Ничему формальному доверять нельзя. Можно доверять только конкретному.
Финансовый кризис убедил тех, кто верил в простоту и однонаправленность глобализации, что все не так просто и не так однозначно. Будет крайне прискорбно, если, разочаровавшись в прописях глобализации (финансовой, юридической и не только), человечество откажется от идеи схождения, симфонии, взаимообогащения. Если мир снова начнут в результате растаскивать по очень маленьким и затхлым квартирам. Но если мы не поймем процесс, то это обязательно произойдет. И обязательно скажется на всем, что касается права.
Право - не косное монолитное целое, способное существовать в качестве неизменяемой данности. Право - это живая сверхсложная система, чувствительная к культуре и религии, к политике и экономике, к социальной жизни и техническому прогрессу. Любое другое понимание права превращает нас, отвечающих за человеческое доверие к данному институту, в догматических жрецов, не способных хранить огонь в потухших, мертвых светильниках.
Будет глобализация развиваться дальше - все больше конституционное и все национальное право окажется продуктом синтеза с правом всечеловеческим. Рухнет глобализация - частное возобладает над общим, национальное над общечеловеческим. Раньше или позже это оформится в совершенно другую систему международных институтов, к чему нас уже призывают, говоря об архаичности ООН и необходимости организации мира по принципу Венского конгресса.
Внимательное наблюдение за этими призывами и апелляциями к "Realpolitic" не может не впечатлять. Не может оно и не увязываться в нашем сознании с кризисом доверия ко всем и вся, породившим в итоге конкретный кризис доверия к финансам. Человеческий мир устроен намного сложнее, чем это казалось людям, считавшим, что деньги окажутся мерилом всего, окончательным регулятором, эквивалентом общемировой власти.
Алан Гринспен покаялся перед миром в том, что он преувеличивал значение рыночных регуляторов. Но почему не каются те, кто говорил об альтернативной упрощенной глобализации, которая в итоге отменит разницу между единичным, особенным и всеобщим, лежащую как в основе нашей культуры в целом, так и в основе философии права? А ведь именно философия права, что бы то там ни говорили, является мировоззренческой и в этом смысле стратегической доктриной всей юридической практики!
Доведем до конца логику тех, кто призывает к Венскому конгрессу, и спросим себя: при чем тут, в этом прискорбном и пока еще не взявшем нас за горло сценарии, права человека и декларации ООН вообще? Если возобладает Венский конгресс, то рухнут не только глобализация, не только существующие институты, но и международное право. А то, что возникнет вместо него, будет качественно иным. Если же это качественное изменение запоздает, то на руинах подорванного мирового доверия возобладает звериное право сильного со всеми катастрофическими последствиями.
Но в чем альтернатива в условиях случившегося? В том, чтобы усложнить модель глобализации, превратить ее из унификации в нечто совершенно другое - сложное, богатое содержанием, многомерное, способное за счет этого возвратить подлинное доверие во все сферы человеческой жизни. В политику и культуру, религию и философию, финансы и право.
Осознав, насколько опасны возобладавшие до сих пор упрощения, мы, я верю, сможем прийти к новому, гораздо более адекватному пониманию соотношения единичного, особенного и всеобщего. А через это - к новому культурному синтезу, а значит, и к новому синтезу правовому.
Если мы не хотим, чтобы мир сорвался в пропасть - любое наше правовое действие должно, оставаясь профессиональным, становиться философско-правовым. А значит, мировоззренческим.
Тогда мы изгоним демона недоверия из разных сфер нашей жизни. И обеспечим будущим поколениям мир подлинно гуманистический, открытый и целостный. Профессионал не имеет права забывать о служении. И только служение такому идеалу подлинно достойно нашей профессии в столь беспокойное время.
Конституция, закрепляющая основные права и свободы в качестве неотчуждаемых и непосредственно действующих, это не остекленевший текст и не пыльный манускрипт, а живой документ. Она образует базовую нормативную основу постоянно изменяющегося мира и должна рассматриваться в контексте этого мира. Закрепленные в ней принципы, прежде всего принцип формального равенства, или правовой справедливости, а также права и свободы должны интерпретироваться и наполняться более богатым конкретным социальным содержанием, соответствующим каждому новому историческому этапу развития. Да и может ли быть иначе? Текст Конституции гарантирует свободу слова, но он не объясняет нам, как эту свободу следует понимать во времена существования интернета. Чтобы действительно быть вектором развития общества и государства, Конституция должна реагировать на запросы жизни. А для этого необходима ее гибкая и деликатная интерпретация, обеспечивающая единство ее буквы и духа. Интерпретация, обеспечивающая одновременно стабильность и динамизм общества. В спорах о тех или иных положениях Конституции мы стремимся понять и прояснить их действительный смысл, с тем чтобы не утратить путеводное предназначение этих положений. Не будем забывать, однако, что когда мы обращаемся к Конституции как высшему авторитету, мы на самом деле спорим о правомерности решений, принимаемых публичной властью. Спорим о различных, а порой альтернативных, решениях, которые возможны и допустимы в рамках одной и той же Конституции. Для того чтобы все эти споры и связанные с ними конкуренция, борьба, поступки и действия происходили в рамках Конституции, необходим арбитр - это Конституционный суд. Ставя точку над "i" в спорах о конституционности, он одновременно выступает и в роли хранителя Конституции. Вот почему спор о смысле тех или иных довольно абстрактных принципах или нормах Конституции - это и спор о конкретной действительности. Вот почему спор о смысле Конституции и ее реализации сегодня невозможно отделить от политики. Вот почему спор о праве как нормативной форме нельзя отделить от его содержания - от многообразных политических и социальных отношений.
Как известно, Конституционный суд решает исключительно вопросы права. Но было бы величайшим заблуждением делать отсюда вывод о том, что Суд оторван от политики. Да и что такое политика, как не соответствующие решения органов публичной, т.е. политической, власти, а также борьба различных партий и групп за власть и за принятие тех или иных властных решений. С этой точки зрения Конституционный суд не участвует в политической борьбе, его решения беспристрастны, критерием этих решений являются принципы и нормы Конституции, а не позиции или интересы каких бы то ни было государственных органов, партий и лиц. В связи с этим Конституционный суд занимает особе место в политической системе. Являясь органом государственной власти, он в то же время выступает арбитром между государством, с одной стороны, и гражданами, обществом - с другой. Его решения очерчивают конституционность принимаемых решений и порой оказывают огромное влияние на политику. Он выступает в роли хранителя живой Конституции и тем самым хранителя конституционности политики, в частности, финансово-экономической политики.
Следуя Конституции, нам нужно быть идеалистами и реалистами одновременно. Нам нужно быть бескомпромиссными в стратегическом плане. А в тактике использовать ту молитву, которую американский писатель Курт Воннегут вложил в уста своего героя Билли Пилигрима: "Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество - изменять то, что могу, и мудрость - всегда отличать одно от другого". Мы не можем, следуя абстрактному принципу, допустить, чтобы реальная ситуация претерпела решительное ухудшение. Но мы не можем отказываться от принципа в угоду реальности. Мы должны жить, каждую минуту проверяя свои действия и сердцем, и разумом, ни на секунду не отказываясь от следования высшему принципу прав человека. Труден путь. Но другого пути нет.