Алексей Варламов, писатель:
- Подумайте, не лишает ли музейная жизнь иконы ее духовного заряда? Насколько важно иметь возможность если не притронуться, то преклонить колена перед образом? Ответы, на мой взгляд, очевидны. Икона должна находиться в своем родном доме, быть тем, для чего она была создана, - образом, перед которым молятся. И не раз в год, а каждодневно.
Если по каким-то причинам образ был из дома изъят, то его надлежит в него возвратить. Если сделать это действительно невозможно по причинам физической сохранности иконы, то сей факт не означает, что музейщики, при всем к ним уважении, могут считать себя абсолютными собственниками "экспоната" и единолично им распоряжаться. В этом случае мы обречены проводить политику своеобразного, хотя бы и просвещенного, хотя бы и научного, необольшевизма по отношению к собственной истории, категорически непримиримым тоном толкуя об абстрактной гуманитарной миссии и общечеловеческом достоянии там, где первостепенным является вера и где речь идет в первую очередь все-таки не о величайшем шедевре мировой культуры, но о величайшей православной святыне.
К острой реакции администрации и экспертного совета Третьяковки на просьбу Патриарха я отношусь с печалью. Какие бы аргументы ни высказывались экспертами, они не отменяют очевидной вещи: хранителем иконы и по совести, и по исторической справедливости должна быть Троице-Сергиева лавра, для которой образ был написан. Если уж мы вернули "чужой" Дрезденской галерее "Сикстинскую мадонну", то почему же не хотим считаться с мнением истинных хозяев в своей стране и не уважаем их просьбы? Тем более что речь идет не о возвращении иконы навсегда, а о ее пребывании в монастыре в течение нескольких дней.
Религиозные идеалы выражают не только священники, но и значительная часть народа. Скажем, Евгений Трубецкой, написав книгу о русской иконописи, по сути открыл миру шедевры культуры. Будучи верующим человеком, он смог примирить искусство и религию, примирить идеалы искусства, которые в данной ситуации выражают эксперты Третьяковки, и идеалы религиозные, которые выражают священники.
Сейчас конфликт этот действительно существует, и надо стараться его преодолевать, искать и находить точки сближения. Передавая Церкви старинные храмы, следить за их реставрацией и не допускать искажения исторического облика. Передавая ценные иконы, заботиться об их сохранности. Только делать это с любовью. Верующий эксперт, верующий специалист, реставратор, хранитель, ученый - вот идеальный посредник между научным сообществом и Церковью.
В истории (в том числе, и в истории музеев, и в истории церквей) всякое случалось и по оплошности, и по недоброму умыслу, но задача не в том, чтобы друг друга обвинять и предъявлять счет, а в том, чтобы избегать новых ошибок и конфликтов. У нас одна страна и одна культура.
Если же говорить о проблемах безопасности, то я не думаю, что это много труднее, нежели охранять на выезде наших "вип-персон". Опыт за последние годы здесь накоплен достаточный. У нас сейчас очень трудный период. Его, конечно, не сравнить с осенью 41-го, когда вокруг Москвы была обнесена Казанская икона Божией Матери, но тем не менее отказываться от Божьей помощи в нынешних условиях было бы неблагоразумно.
Лев Лифшиц, искусствовед:
- А какая необходимость везти рублевскую "Троицу" в Лавру? При том что в Третьяковской галерее есть свой храм, и рублевскую "Троицу" в него уже приносили? Никакого юбилея в 2009 году нет. Мне кажется, нам чего-то не договаривают. Может, за этой просьбой - завуалированная претензия на ежегодный вывоз иконы в Лавру? При том что там есть несколько икон "Троицы", в том числе и ровесница рублевской.
Спор и сопротивление тому, что икона находится в музее, связаны с некоторым нашим одичанием. В конце XIX века просвященное духовенство само выступало инициатором создания музеев. По всей России организовывались епархиальные древлехранилища, куда из храмов передавались наиболее древние и хрупкие памятники. Музей - не выставка, не галерея, а хранилище национального достояния. Научное учреждение, разрабатывающее методы сохранения. Место понимания своей культуры. Потому что, только собрав коллекцию икон в музее, вы можете сказать: "Это - псковская школа, а это - новгородская, это - XV век, а это - XIII". Наука требует систематики - хоть бабочки вы собираете, хоть картины. Без музейной коллекции не узнать, не понять, не прочитать запечатанное в "Троице" послание нам. Во времена, когда нельзя было произносить слова "Евангелие" и "икона" и нас заставляли говорить "картина "Троица", именно благодаря музею ее можно было увидеть.
Слава нынешней рублевской "Троицы" в большей мере заслуга историков искусства. Ее первая расчистка в 1904-1905 годах, проведенная реставратором и иконописцем Гурьяновым, не была полной и что-то поправляла под вкусы и эстетические установки Церкви, требующие благолепия. Вторая расчистка, давшая ей нынешний вид, произошла в 1918 году по инициативе и под руководством Игоря Грабаря. И именно десятилетия пребывания в музее превратили рублевскую "Троицу" в уникальный шедевр. В самую знаменитую русскую икону. В могучий символ нашей национальной духовной культуры.
Я считаю, что и в музее можно помолиться перед иконой. За более чем 20 лет работы в залах Третьяковской галереи я не раз видел и крестящихся, и преклоняющих колена.
Да, в России есть завод с опытом изготовления герметических капсул, поддер-живающих заданные условия режима температуры и влажности. Они использовались для переноса в храмы икон Богоматери Владимирской и Донской. Но они меньшего размера и написаны на цельных досках. А "Троица" написана на нескольких досках, дерево дышит, коробится... А на дереве - холст, на холсте - грунт (левкас), на левкасе - красочный слой, и все эти четыре системы по-разному живут. Доска может быть в покое, а левкас - рваться, трещать, краски - сохнуть, "отстреливать", шелушиться, "подниматься домиками".
А вдруг аппаратура не сработает?! Ну а дорога в 70 км туда и обратно? Нам что, дадут воздушный транспорт?
За нашим сопротивлением нет идеологии - только культура сохранности. Просто культура.
А Церковь в этом споре похожа на маму, родившую гениального сына. Но он вырос, стал академиком и принадлежит не только маме, хоть мама его и любит, но всему человечеству.