Поделиться
Все основные российские телеканалы на минувшей неделе сильно перекроили свои сетки в связи с кончиной Патриарха. Анализировать достоинства документальных фильмов, посвященных Алексию II, не возьмусь. Это, пожалуй, было бы так же не к месту, как обсуждать с верующими литературные свойства поминальных молитв.
Обсуждать, впрочем, есть что и помимо этого.
На миру и эвтаназия красна?..
Не стану касаться темы эвтаназии по существу, затронутой в документальном фильме оскаровского лауреата Джона Роситцки "Право на смерть"; сосредоточусь на проблеме его показа широкой аудитории.
Фильм был представлен в эфире Sky Real Lives, а затем из него переперли ключевой эпизод все наши федеральные каналы.
Вся просвещенная Европа вовлеклась в дискуссию о том, хорошо ли в открытом эфире показывать кадры добровольного ухода из жизни. И у нас этот щекотливый вопрос не был обойден вниманием.
Примечательно с этой точки зрения мнение Леонида Парфенова, журналиста, которому тоже приходилось в своей былой телевизионной практике решать подобные этические ребусы. Это в его программе "Намедни" прошел сюжет, где спортивная журналистка Иоланта Чен легла под нож хирурга, чтобы "подкорректировать" свое тело.
Она легла под нож и "под кинокамеру". Она же и комментировала ход операции до того момента, пока сама не отключилась под действием наркоза. Во вторую очередь, как она сообщила, "отключился" оператор: он рухнул в обморок.
И тогда и сейчас - один укор: нельзя из такого рода реалий делать шоу, нельзя на этом делать рейтинг.
И тогда, и сейчас для Парфенова (как и для Роситцки) не вопрос: "Показывать или не показывать?". Для них вопрос: "Зачем показывать?"
Их ответ в самой общей форме: чтобы привлечь внимание общественности к поднятой проблеме.
Это распространенный и почти универсальный ответ во всех подобных случаях. Мне-то он кажется ширмой, за которой можно что угодно спрятать. Идет ли речь о кадрах с панорамой по трупам. Или об убийстве. Или о насилии. Или о жертвах маньяка. Под этим покровом легко найдут себе комфортный приют Андрей Малахов и Глеб Пьяных со своими эксклюзивными откровениями.
Но и при таком повороте разговора у сторонников демонстрации экстремального видео есть отговорка: все дело в том, КАК показывать.
Если деликатно и со вкусом, да на высоком эстетическом уровне, то можно. И даже нужно.
Что за ширмой?
Конечно, Джон Роситцки показал добровольно-вынужденный уход из жизни гражданина Великобритании Крэйга Эверта на высокохудожественном уровне. Отдельная палата в швейцарской клинике, обреченный больной с подключенным дыхательным аппаратом - у него отказали двигательные нейроны и он обречен на тягучее умирание в обездвиженном состоянии. Эверт уже сделал заявление для прессы. И выразился он на высоком идейно-художественном уровне: его жизнь на больничной койке стала жизнью в могиле, а он предпочел бы в ней лежать мертвым.
Рядом смирившаяся с потерей жена Мэри. Он подписывает нужную бумагу, затем сам, зубами, отсоединяет аппарат искусственного дыхания, последнее соприкосновение супругов губами, последние слова любви, прощальный вздох Мэри: "Будь осторожен в пути, дорогой". Ответ понимающим взглядом... Затем ему вкладывают розовую трубочку в рот, через которую он сосет снотворное, растворенное в стакане апельсинового сока. Глаза закрываются, и мы понимаем, что профессор Крэйг Эверт уже в пути.
Все это так романтично, лирично, благородно... Как и то, что вдова после этого не сможет вернуться на родину, поскольку там ее привлекут к ответственности за соучастие в убийстве мужа.
Не знаю, насколько такая картина поспособствует привлечению внимания широких слоев населения к эвтаназии. Для меня очевидно, что она приумножит ее сторонников. Стало быть, фильм "Право на смерть" - это не просто фильм, ставящий эвтаназию под вопрос, это фильм, пропагандирующий ее. Это фильм, для авторов и зрителей которого эвтаназия - не вопрос. Это - ответ. Вот в чем лукавство самой затеи и ее оправдания.
Лукавство как прием
В нашей телевизионной практике лукавство на лукавстве сидит и лукавством погоняет.
Почему вдруг Александру Гордону понадобилось в рамках "Закрытого показа" представлять публике столь бесхитростный лучезарный фильм, как "Плюс один"? Только потому, что он ему понравился и он в качестве "глубокого зрителя" в нем все понял?
Если бы я хоть чуточку увлекался конспирологией, я бы подумал, что телеведущий нашел ход, чтобы высмеять кинокритическую братию, втянув ее в глубокомысленную дискуссию на пустом месте. Может, это его саркастическая месть тем, кто мешает ему самоутверждаться?
Нечаянно на ту же удочку вместе с кинокритиками попался и господин Шевченко, занятый в основном тем, "чтобы не проспать будущее". А тут его сильно отвлекла от будущего России суетная история романтических отношений русской переводчицы и английского клоуна. Ему бы на программу "Имя Россия", где проходят "главные выборы страны", где известные общественные деятели, а с ними и вся телеаудитория выбирает судьбу. Но там свои ньюсмейкеры.
Главный выбор?
Когда проект в телевизионном формате только стартовал, его инициатору и ведущему нередко задавали вопрос, зачем надо было включать в список выдающихся исторических деятелей России такую одиозную фигуру, как Сталин. Он отвечал примерно так же, как инициаторы открытого показа фильма "Право на смерть": затем, чтобы привлечь к нашей истории внимание широких народных масс. И все возражения типа "а не поспособствует ли это возрождению мифа о Сталине мудром, родном и любимом" отвергались господином Любимовым с порога.
А ведь дело идет именно к тому, что на "главных выборах" современной России может победить именно он - родной и любимый. По итогам голосования на понедельник Сталин передвинулся на вторую строчку и его от лидера отделяет чуть более одной тысячи голосов. Это без полного учета итогов голосования после дебатов об Иване Грозном, того самого, с которого делал свою жизнь товарищ Сталин. И надо принять во внимание, что на днях рейтинг вождя получит хорошую дозу допинга: 18 декабря у него круглая дата - 130 лет со дня рождения.
...Во время обсуждения исторических заслуг и палаческих свойств Ивана Грозного вдруг спохватился Никита Сергеевич Михалков: как так получилось, что в список двенадцати попал человек с наклонностями садиста и вне его оказались Ломоносов, Толстой?
Смею предположить, что в конце проекта его участникам придется задаться еще одним вопросом: почему наши телезрители в общем и целом столь явно предпочли тиранических вождей всем прочим историческим персонажам?