Россия вступила на путь рыночных отношений почти 20 лет назад, однако законы, определяющие правила игры в рыночных условиях, еще далеки от совершенства.
Вопросы трактовки понятий антимонопольного законодательства, их связь с экономическими законами и зарубежным правоприменением мы решили обсудить с экспертом в области антимонопольного законодательства, доктором экономических наук профессором Высшей школы экономики, заместителем директора Института анализа предприятий и рынков Светланой Авдашевой.
Российская газета: Антимонопольное законодательство РФ однозначно рассматривает субъектов, действующих на товарном рынке и составляющих группу лиц, в качестве единого хозяйствующего субъекта. Разделяете ли вы такой подход?
Светлана Авдашева: Конечно же я этот подход разделяю, следуя российскому законодательству о компаниях. Это законодательство допускает организацию бизнеса в виде группы отдельных юридических лиц, которые формально могут быть друг от друга независимы, хотя фактически эти организации представляют собой единый бизнес. Поэтому не имеет смысла с точки зрения законодательства о конкуренции трактовать их действия как действия отдельных юридических лиц, ведь решения на уровне бизнеса для них централизованы.
РГ: При определении необоснованного установления различных цен на один и тот же товар можно ли сравнивать цены реализации товара внутри группы лиц и третьим лицам? Ведь в противном случае получается противоречие: для целей определения доли рынка и доминирования на нем группы лиц группа рассматривается в качестве одного хозяйствующего субъекта, а для квалификации ценовой дискриминации (установления различных цен для групповых и негрупповых компаний) субъекты, входящие в группу, расцениваются как отдельные участники рынка?
Авдашева: Действительно, есть попытки такого толкования норм российского антимонопольного законодательства, когда установление различных цен для предприятий группы и сторонним покупателям может рассматриваться как незаконная дискриминация.
Однако здесь надо сделать несколько оговорок. Сначала о разнице в цене на один и тот же товар вообще. Прежде всего далеко не во всех странах антимонопольное законодательство рассматривает установление разных цен на один товар - ценовую дискриминацию - как незаконную. В большинстве стран и в большинстве случаев это совершенно законная практика. Более того, с точки зрения экономической теории эта практика, ценовая дискриминация способствуют увеличению продаж, а значит, в конечном итоге отвечают интересам всего общества. Объяснение этого эффекта довольно простое, если подойти к нему "от противного". Скажем, если бы все покупатели приобретали товар по одной и той же цене, то какие-то группы покупателей (которые в случае ценовой дискриминации приобретают по более низким ценам) вообще отказались бы от приобретения.
Если же есть возможность для какой-то группы покупателей назначить более высокие цены, то другая группа покупателей приобретет товар по более низким ценам. Следовательно, есть возможность расширить круг покупателей, тем самым увеличить объем реализации, например, через распродажи или иные формы скидок, т.е. можно увеличивать продажи за счет сегментации рынка. Поэтому установление различных цен на один товар различным группам покупателей, например в США, трактуется как законная деятельность.
Вторая оговорка связана с самими задачами антимонопольного законодательства, которые влияют на его нормы. В российской практике как незаконное пытаются трактовать не только действие, которое ограничивает конкуренцию, но и такое действие, которое наносит ущерб контрагентам. Если в соответствии с лучшей мировой практикой незаконными считать только ограничения конкуренции, то установление разных цен для разных групп покупателей вряд ли бы попадало в круг незаконных действий. По большей части остается неясным, как это вообще может повлиять на конкуренцию, ведь любой другой продавец тоже может продавать этот же товар как по более высоким, так и по более низким ценам. Поэтому значительная часть законодателей за рубежом считает, что установление дифференцированных цен правомочно и законно. В российском законодательстве по этому вопросу есть зона неопределенности, которая позволяет трактовать дифференцированные цены как незаконные.
В то же время хотелось бы сделать важную оговорку. В отраслях естественных монополий дискриминация действительно может подрывать возможности конкуренции. Например, конкуренция между различными поставщиками газа предполагает, что "Газпром" как монополист транспортной системы должен предоставить доступ независимым компаниям, которые являются его конкурентами на конечном рынке реализации газа, на тех же условиях, какими пользуются подразделения самого
"Газпрома". Но "Газпром" как хозяйствующий субъект, конечно же, в этом может быть не заинтересован, как и любая другая компания в любой точке мира. Любой монополист, когда речь идет о контролируемых им ключевых мощностях, заинтересован в более низких ценах для себя и более высоких ценах для конкурентов, для того чтобы снизить их конкуренцию на рынке конечной продукции. Вот такую практику законодательство во всем мире стремится ограничить, потому что она наносит непоправимый ущерб конкуренции в тех отраслях, где реформаторы стремятся отказаться от ценового регулирования в пользу внедрения конкуренции. Но это особый случай, и здесь запрет выглядит обоснованным.
В российской практике, как мне кажется, антимонопольный орган пытается распространить этот же подход на деятельность компаний, не входящих в круг естественных монополий. На мой взгляд, это менее понятно, ведь когда компании на конкурентном рынке продают товар по разным ценам разным покупателям, строго говоря, конкуренция не ограничивается.
Теперь о правомерности сопоставления внутригрупповых цен и цен для сторонних покупателей. Конечно же, сравнивать напрямую эти цены нельзя, потому что здесь издержки для продавца совершенно разные. В российском законодательстве запрет дискриминации распространяется на эквивалентные поставки. Но ведь поставки собственным подразделениям и внешним покупателям нельзя считать эквивалентными, потому что они сопряжены как с разными бухгалтерскими издержками, так и с разным уровнем контрактного риска, с разными издержками на логистику - выражаясь языком теории, с разными трансакционными издержками. Поэтому прямое сопоставление трансфертных цен для своих подразделений и цен для независимых покупателей выглядит неправомерным.
РГ: Статья 6 Федерального закона "О защите конкуренции" устанавливает понятие монопольно высокой цены товара. Таковой является цена, установленная занимающим доминирующее положение хозяйствующим субъектом, если:
1) эта цена превышает цену, установленную другими хозяйствующими субъектами, не входящими с покупателями или продавцами товара в одну группу лиц и не занимающими доминирующего положения на сопоставимом товарном рынке;
2) эта цена превышает сумму необходимых для производства и реализации такого товара расходов и прибыли.
При этом цена товара не признается монопольно высокой, если она не соответствует хотя бы одному из вышеуказанных критериев. Таким образом, закон определяет необходимость наличия двух признаков монопольно высокой цены.
Однако последнее время при применении указанной нормы закона наметилась тенденция использовать только один критерий (необходимые расходы и прибыль) в связи с отсутствием возможности применения второго критерия (отсутствие сопоставимого товарного рынка).
Авдашева: Российское законодательство устанавливает два признака определения монопольно высокой цены. Первый признак условно можно считать экономическим - это цена, которая превышала бы цену на сопоставимом конкурентном рынке. А второй критерий определения монопольно высокой цены звучит как установление цены, превышающей сумму необходимых издержек и прибыли для производства товара.
На первый взгляд, первый признак для определения монопольной цены выглядит очень тяжелым при применении, потому что сопоставимый рынок найти сложно. Хотя с точки зрения экономической теории первый критерий выглядит нормальным, а второй, наоборот, очень искусственным, неэкономическим и даже антиэкономическим.
Тем не менее в российском Законе "О защите конкуренции" первый признак сформулирован так неудачно, что он в принципе не может применяться. Дословно в законе сказано, что монопольно высокая цена - эта цена, отличающаяся от цены, которая установилась бы на сопоставимом рынке с тем же составом продавцов и покупателей, но в условиях конкуренции. Но эта формулировка противоречива даже в определении, потому что монопольно высокую цену назначает компания, доминирующая на рынке, выражаясь языком теории, - монополия. Как можно представить себе сопоставимый рынок с тем же составом продавцов (то есть с тем же монополистом), но при этом конкурентный?
Поэтому недостатки формулировки в законе на практике заставляют использовать преимущественно второй критерий, хотя он абсолютно неэкономический. Можно сказать, что второй признак навеян марксистской теорией общественно необходимых затрат. Любой современный экономист скажет, что в основе своей такой подход неправилен, так как если твой товар покупают, то, значит, и издержки на его производство обоснованны. Искусственно создавать какие-то другие критерии обоснованности издержек и тем более обоснованности прибыли - неправильно с точки зрения экономики.
Причем если бы это было неправильным только с точки зрения теории - это было бы полбеды, но это порождает и ряд негативных последствий на практике. Применение критерия необходимых затрат и прибыли негативно влияет на стимулы продавцов к снижению издержек. Любой из продавцов, столкнувшись с ситуацией, когда цена на его товар признается монопольной, а прибыль - высокой, будет стремиться к ее минимизации за счет увеличения издержек. А это, вообще говоря, противоречит всему, что может составлять преимущество рыночной экономики, которая создает стимулы к снижению издержек.
Естественно, можно возразить: дескать, у компаний все равно сохраняется стимул к снижению издержек де-факто, просто они будут вести двойную бухгалтерию, демонстрируя антимонопольному органу более высокие издержки, нежели есть на самом деле. Однако такая двойная бухгалтерия возлагала бы дополнительные затраты и существенно усложняла бы управление затратами. Поэтому второй критерий монопольно высокой цены реально опасен для экономики, так как компании будут стараться приписать себе более высокие издержки вместо того, чтобы стремиться к их снижению.
Эта проблема хорошо известна во всех отраслях, где государство регулирует тарифы, то есть в отраслях естественных монополий. Вся мировая практика регулирования бьется над тем, как преодолеть соблазн к завышению издержек поставщиками в этих отраслях. И ни в одной стране мира эта проблема не решена. Создавать такую же проблему за пределами отраслей естественных монополий, это, на мой взгляд, крайне неудачное решение.
РГ: Что следует понимать под сопоставимым рынком, когда географические границы рынка определены как вся территория РФ? Можно ли в такой ситуации говорить об отсутствии возможности применения первого признака монопольно высокой цены (как это указывалось выше), если нельзя определить сопоставимый рынок и монопольно высокую цену?
Авдашева: Этот вопрос имеет отношение к первому критерию монопольно высокой цены. В действующей формулировке антимонопольного закона практически ничего нельзя понять, что такое сопоставимый рынок. Потому что там предполагается тот же состав продавцов и покупателей, и единственным вариантом сопоставимости рынка может быть его ретроспективый вариант, то есть тот же рынок, но 2, 3 или 4 года назад.
Но если следовать принятому в мировой практике более мягкому определению сопоставимости, где сопоставимый рынок - это рынок с сопоставимым спросом и сопоставимыми издержками продавцов, тогда можно было бы рассматривать в качестве сопоставимых рынков рынки поставок зарубежным покупателям. Но это потребует внесения изменений в содержание закона.
РГ: Что, по вашему мнению, следует понимать под суммой необходимых для производства и реализации товара расходов и прибыли? Существуют ли нормы расходов и нормы прибыли, которые можно признать необходимыми? Ведь, признавая такое "нормирование", мы придем к тому, что прибыль вообще должна нормироваться, а это противоречит самой сути коммерческой организации, целью которой, как известно, является извлечение прибыли? Следует ли сопоставлять (заменять) необходимые расходы с понятием себестоимости?
Авдашева: Вообще определение необходимых расходов и прибыли - это опять-таки чисто марксистский подход. В мире не существует критериев определения нормы необходимых расходов, как и нормы рентабельности или прибыли. Подход необходимой или требуемой доходности в экономической теории используется для объяснения поведения инвестора, который принимает решение, сопоставляя ожидаемый уровень доходности и уровень риска. Если рынок дает возможность получить вот такую-то доходность при этом уровне риска, то на стадии принятия решения инвестор не примет предложения, которое предполагает меньшую доходность. Однако в этом контексте подход необходимой доходности используется только на стадии принятия решения.
Что касается результата предпринимательской деятельности - нет никаких общепринятых критериев для определения необходимых расходов, кроме критерия соотношения издержек с издержками конкурентов.
Отдельно следует отметить, что ни в коем случае нельзя сопоставлять необходимые расходы с понятием себестоимости. В действительности, следуя российским стандартам бухгалтерского учета, себестоимость слишком мала даже для того, чтобы определить все бухгалтерские затраты. Тем более показатель себестоимости не позволяет учесть при определении издержек все компоненты экономических затрат.
Методик для определения нормального уровня расходов и прибыли для нормального конкурентного рынка просто нет. Такие методики существуют только в отраслях естественных монополий, причем в мировой практике регулирования для каждой отрасли они разрабатываются отдельно. С учетом отраслевой специфики необходимых для производства затрат.
В целом я противник определения монопольно высокой цены за пределами отраслей естественных монополий на основе данных о затратах, и тем более - на основе данных о себестоимости.
РГ: Очевидно, что внутренние (формирующиеся на внутреннем, национальном рынке) цены на товары, котирующиеся на мировых биржах, связаны с ценами на эти товары, складывающимися на мировом рынке. Существуют ли объективные законы такой связи и каковы возможные механизмы зависимости цен на тот или иной товар на внутреннем рынке от мировых цен на этот товар?
Авдашева: Внутренние цены, безусловно, связаны с мировыми ценами на товар. К сожалению, для России зависимость внутренних цен от мировых весьма неблагоприятна. Существует общее представление о том, что если товар производится внутри страны, то его цена на внутреннем рынке должна быть ниже его цены на внешнем рынке, потому что его экспорт требует дополнительных затрат.
На самом деле экономическая теория приходит к прямо противоположному результату. Стремящиеся к максимальной прибыли компании устанавливают цены на разных рынках таким образом, чтобы предельная выручка была одинакова. В свою очередь, предельная выручка зависит от эластичности спроса - чем менее эластичен спрос (то есть чем меньше величина спроса реагирует на изменение цены), тем в большей степени снижается предельная выручка с ростом продаж. Поэтому чем ниже эластичность спроса на рынке, тем меньшее количество товара стремится обладающий рыночной властью поставщик продавать на данном рынке. Для экспортеров эластичность спроса на внутреннем рынке очень часто ниже, чем эластичность спроса при зарубежных поставках, поэтому они заинтересованы в назначении на внутреннем рынке цены более высокой, чем цена экспорта.
Государство может способствовать понижению цен внутреннего рынка, только снижая привлекательность экспортных поставок, что достигается двумя путями - либо путем физического ограничения экспорта (квотирования), либо путем введения экспортных пошлин. Эти механизмы позволяют снизить цены на внутреннем рынке на товары экспортно-ориентированных отраслей.
РГ: В каких случаях правомерно рассматривать рынок того или иного товара в границах РФ в целом? Какой информацией необходимо располагать и каковы критерии правильного определения географических границ рынка?
Авдашева: Рынок с точки зрения экономической теории - это совокупность товара и его заменителей. То есть в границы рынка должны входить те продавцы, которые реально конкурируют за покупателей на этом рынке. Границы рынка определяются, в конечном счете, мобильностью покупателей.
Давайте рассмотрим это на конкретном примере. Принадлежит ли одному географическому рынку Калужская область и Тульская область? Ответ будет очень простой. Если покупатели, находящиеся в Калужской области, могут приобретать товар в Тульской области с относительно небольшими дополнительными затратами (в соответствии с российским антимонопольным законодательством - в пределах 5-10 процентов), то эти два рынка принадлежат к одному географическому рынку. Однако отсюда следует, что для разных товаров будут разные географические рынки. Поэтому для каждого конкретного рынка и для каждого конкретного продукта географические границы надо определять отдельно.
РГ: Закон "О защите конкуренции" устанавливает признаки доминирующего положения на рынке (ст. 5). При этом занимающим доминирующее положение может быть признан хозяйствующий субъект, доля которого на рынке составляет, допустим, 8 или немногим более процентов. Как вы считаете, может ли субъект с таким значением индивидуальной доли оказывать реальное, решающее воздействие на общие условия оборота на рынке?
Авдашева: Российское законодательство трактует доминирование как возможность в одностороннем порядке влиять на рынок, возможность влиять на параметры рыночного равновесия, то есть на цены и количество товара. При этом в нашем законе определено два типа доминирования - это одностороннее доминирование и коллективное доминирование.
Критерии одностороннего доминирования таковы: если у компании доля на рынке превышает 35 процентов, но меньше 50 процентов, то антимонопольный орган может доказать, что эта компания доминирует. Если у компании доля больше 50 процентов, она признается доминирующей, если не докажет обратного. Коллективное доминирование, согласно закону, квалифицируется тогда, когда совокупная доля не более чем трех крупнейших поставщиков превышает 50 процентов или доля не более чем пяти крупнейших поставщиков превышает 70 процентов, при этом доля каждого должна быть не меньше 8 процентов.
Помимо высокой совокупной рыночной доли, для того чтобы компании признавались "коллективно доминирующими", необходимо выполнение ряда других важных условий - доли должны быть стабильными на протяжении длительного времени, вход на рынок для новых поставщиков должен быть затруднен, информация о ценах должна быть доступна неограниченному кругу лиц и т.д.
Я изначально была противником введения нормы о коллективном доминировании в той трактовке, которая используется российским антимонопольным органом, и вот почему. Может ли оказывать влияние на рынок поставщик с рыночной долей 8 процентов? В одностороннем порядке, конечно, нет, но если он договорился с остальными о ценах или о противодействии конкурентам - то в принципе может. Но здесь возникает важная оговорка. Есть в мировой практике пример, когда рыночная доля в 8 процентов была бы избыточной. В США в 1994 г. было проведено антимонопольное расследование против дилеров на рынке NASDAQ. У самого крупного ответчика доля не превышала даже 5 процентов, но они так хорошо договорились друг с другом, что на разнице между ценой покупки и продажи благодаря сговору получали высокие прибыли. Но тогда возникает вопрос, зачем нужна норма о коллективном доминировании, если в законе и так запрещено соглашение о ценах, какова бы ни была доля каждого из его участников, если это соглашение ограничивает конкуренцию?
РГ: Чем, на ваш взгляд, различаются следующие понятия, установленные Законом "О защите конкуренции", - "злоупотребление коллективным доминированием" и "согласованные действия на рынке"?
Авдашева: И то, и другое понятие необходимо антимонопольному органу для борьбы с таким явлением, как молчаливый сговор. В теории и практике сговор о ценах делится на два типа - явный сговор и молчаливый. Явный сговор - это когда существует договоренность о ценах между поставщиками, хотя, естественно, никакие официальные бумаги участниками сговора не подписываются. Вторая форма сговора, очень неприятная для экономической политики, - так называемый молчаливый сговор, когда вообще нет никаких договоренностей, но каждый из конкурентов устанавливает высокую цену на товар до тех пор, пока конкуренты назначают столь же высокую цену.
Если участники рынка поступают таким образом, то высокая цена может поддерживаться достаточно долго, даже без использования каких-либо договоренностей. Поэтому молчаливый сговор - это, конечно, главный "кошмар" антимонопольного законодательства во всех странах. С другой стороны, во многих странах, например в США, юристы пришли к выводу, что молчаливый сговор нельзя признавать незаконным, потому что неясно, что вменяется в качестве стандарта законного поведения. Ведь применительно к явному сговору все понятно - запрещается встречаться и договариваться о цене, за нарушением следует наказание. Применительно к молчаливому сговору такого стандарта законного поведения нет, вернее, он выглядел бы довольно глупым: "При назначении цены запрещается принимать во внимание цены других поставщиков". Так что в США молчаливый сговор фактически законен.
В нашем законодательстве используются два типа незаконной практики - злоупотребление коллективным доминированием на рынке и согласованные действия, которые по трактовке в законе фактически совпадают с описанием самого молчаливого сговора. Применение обоих типов норм связано с большими проблемами для общества из-за высокой вероятности принятия антимонопольным органом и судами ошибочных решений. На мой взгляд, необходимо идти по другому пути, суть которого в том, чтобы издержки входа на рынок для потенциальных конкурентов снижались. Тогда и для уже действующих на рынке продавцов стимулы поддерживать высокую цену будут снижаться.
Эти теоретические соображения уже нашли подтверждение и в практике современной России. Возьмем в качестве примера рынок цемента. Антимонопольные органы 5 лет пытались бороться с "Евроцемент групп" на предмет снижения цены. Однако цены пошли вниз только после снижения импортной пошлины, в результате чего на внутренний рынок стал поступать импортный товар. Что и привело к снижению цен.
РГ: Можно ли считать согласованными действиями ситуацию, когда один субъект копирует действия другого, в частности, устанавливая аналогичные цены?
Авдашева: Даже для российского антимонопольного законодательства само по себе параллельное поведение не считается достаточным доказательством согласованных действий. Хотя российское законодательство гораздо жестче всех остальных стран в отношении проведения согласованных действий.
РГ: Для каких целей применяется понятие коллективного доминирования в других странах? Применяется ли оно для целей квалификации действий отдельного субъекта, при отсутствии сговора или согласованных действий, как злоупотребление доминирующим положением?
Авдашева: Коллективное доминирование присутствует в законодательстве как Европейского союза, так и отдельных стран. В законодательстве Евросоюза понятие коллективного доминирования применяется только в одном случае - для предварительного контроля сделок по слиянию.
Очевидно, что российское антимонопольное законодательство нужно совершенствовать и приводить в соответствие с современными экономическими реалиями.