В применении к кино слово "актуально" приобрело прямо противоположный смысл: в кинокритике актуальным считают фильм, пусть максимально удаленный от реальности, зато успешно доставший левой ногой правое ухо. Что до уха не дотянулось - то "старомодно".
По-настоящему актуальное кино у нас не снимали уже много лет. Авторы ударились кто в коммерцию, кто в "артхаус". Что происходит в жизни, казалось, уже никого не интересовало.
Кино, неспособное тронуть никого, кроме критиков, должно было однажды кончиться. Кто-то должен был очнуться. Первым к реальному обратился Эдуард Тополь - снял драму "На краю стою" о солдате, который в боях с наркобизнесом получил несовместимую с полноценной жизнью травму, но нашел силы вернуться и к борьбе, и к любви. Картина не стремилась поразить режиссерскими новациями, но смотрели ее со слезами на глазах.
На Берлинском кинофестивале прошла премьера драмы Павла Бардина "Россия-88". О ней мы писали и к ней еще обязательно вернемся: авторы пытаются привлечь общественное внимание к опасности бытовой ксенофобии, обуявшей многонациональную страну. И это снова - действительно актуальное кино.
И вот теперь на экраны выходит фильм Сергея Говорухина "Никто, кроме нас". Он отказывается от модной игры в формальную оригинальность уже в публицистическом, почти плакатном названии.
Действие происходит в 1994 году, в разгар войны в Таджикистане, где в борьбе с "духами" гибли и наши парни. Один из них - Женька Левашов (Сергей Шнырев), фронтовой кинооператор, для которого камера - такое же оружие, как "калашников". На экране разворачиваются параллельные цепочки событий: кровавые схватки с "духами" перемежаются минутами затишья, когда солдат поддерживают воспоминания об оставленных дома близких. Эти воспоминания обретут плоть в ретроспективных эпизодах, которые и образуют сюжет самостоятельный, первый и главный. "Батальный" фильм оказывается фильмом о любви.
Привыкнув к бытовой приземленности современного кино, поначалу испытываешь дискомфорт от чрезмерно литературного стиля диалогов, их "небытовой" поэтики. Почти слившиеся с песком пустыни солдаты говорят о звездах, кто-то мимоходом цитирует Грибоедова, Булгакова... Окружающая грязь, кровь и пот к героям словно бы не липнут - их душевная высота остается незыблемой. Люди, пораженные душевной глухотой, могут это назвать старомодно "лакировочным" стилем. Но все-таки вслушаемся в душу фильма. Это единственное, чего хочет автор. Здесь надо сказать об авторе. Сергей Говорухин прошел много жизненных университетов, включая работу военным корреспондентом в Чечне, Афганистане, Югославии и том же Таджикистане. У него боевые ордена. Он потерял ногу, снимая фильм "Прокляты и забыты" - тяжелое ранение кончилось ампутацией. Но строй не бросил: вернулся на войну на протезе. Его фильм "Никто, кроме нас" - в сущности, автобиографичен.
А это значит, обостренно субъективен.
Такое кино крайне уязвимо для критики. Холодная объективность взгляда противоречит его природе. Это примерно так, как если бы мы подходили с артхаусными мерками к солдатско-матросскому фольклору - неизбежно надрывному, на разрыв тельняшки. Там все преувеличено, романтизировано, все душераздирающе патетично. Но это только с точки зрения людей, не нюхавших пороха.
На самом деле ничто так не передает реальное состояние человека на войне, как солдатский фольклор. Или такой фильм, как у Сергея Говорухина. Им надо проникнуться - или его не смотреть вовсе.
И рассказ о таком фильме нельзя вести иначе, чем в тонах фольклорного эпоса. Это история о том, как в трамвае встретились два одиночества. Как внезапно почувствовали, что здесь - судьба. Как Наташа (Мария Миронова) для своего Женьки бросила постылую профессию - танцовщицы в ночном клубе (профессия тоже из фольклора, где все - на контрастах: "а он циркачку полюбил..."). И о том, как счастье недолго, потому что Женька уже обвенчан с войной и никуда от войны не денется. И как он вернется в окопы и там погибнет. Что погибнет - мы не сомневаемся с самого начала, потому что взгляд героя, даже в момент счастья, уже словно с той стороны вечности. Он видел смерть, он с ней накоротке, она не отпускает.
В этом странном фильме есть яростные объятия - нет модного сексуального "электричества". "Электричество" разрушило бы девственную чистоту характеров. Мы никогда не встречали секса в фольклоре, даже самом грубом. Мат - есть, секса - нет.
Что я почувствовал, смотря эту картину? Вот у подземного перехода два солдата горланят песню о погибшем друге и о верной подруге, которая не дождалась. Формально - собирают деньги на лечение раненого однополчанина. На самом деле - пытаются докричаться до равнодушных прохожих, которым нет дела ни до войны, ни до гибнущих там парней. Они хотят напомнить о себе - просто напомнить, любым способом. Они нас слегка презирают - потому что мы не видели смерть в лицо. Им ведомо нечто высшее. И они на самом деле обижены на весь этот равнодушный мир. На свою страну, которая так легко бросает ребят в топку, а потом, обугленных, также легко бросает на произвол судьбы. И мы без краски стыда проходим мимо калеки, который отдал свою нормальную жизнь - за что? Мы этого не знаем. Он тоже хотел бы это знать, но никто ему не ответит.
Такая обида - движущая сила этого отчаянного фильма. В нем военный синдром увиден изнутри. Ключевая сцена: наши ребята в безумном рывке режут горло замешкавшимся "духам" и застывают в немом отчаянии - каждый осознал вдруг, что сейчас убил человека. Как писал Достоевский, - "переступил". Через то переступил, через что люди переступать не должны.
Война для таких не кончается никогда.
"Это война, до которой никому нет дела. Но я обязан о ней рассказать", - говорит герой фильма. Он погиб, но выполнил этот долг. Теперь наш долг - его выслушать и понять.
В финале картины герой, уже в лучшем мире, осуществит свою мечту о покое, который только снился. Но рая по-прежнему нет. "Ты же говорил, что здесь тихо?!" - недоумевает герой. "Было тихо, пока нас не было", - скажут его боевые товарищи.
Ради этой истины стоило делать фильм. Его будут долбать критики. Но у него уже много благодарных зрителей.
Обзоры, отчеты, анонсы лучших культурных событий - в "Афише РГ"